— Они год назад поженились, — нехотя согласился Глеб.
Супер! Просто коллективный подряд хитросделанных щук. Откуда их столько берется-то? Мне кто-нибудь может объяснить?
И ведь не нужны им какие-нибудь простые хорошие мужики — с руками, головой, открытым сердцем. И парни своего возраста не нужны — с них же взять нечего, их растить надо, время тратить, силы. Им готового подавай. Состоявшегося. Чтобы показала ему сисечку красивую, а он денежку взамен.
И пофиг им, что за каждым вторым успешным мужиком жена стоит. Та самая, которая, по их мнению, глубоко устарела и ничего кроме жалости не заслуживает. Которая с ним пуд соли уже съела. По общагам шарилась, макароны пустые варила, поддерживала, когда он еще был обычным и не интересным для таких вот принцессок. Пахала наравне с ним, чтобы подняться.
Не, это все фигня. Это все не считается. Им же нужнее. Они же лялечки, выросшие на сказках о прекрасных принцах. В которых эти самые принцы ни хрена не делают, а только и ждут, когда же появится та самая бедняжечка, которую они будут золотом и бриллиантами одаривать.
Главное вовремя подсуетиться, тушку свою подложить, залететь, и тогда точно сладкая жизнь начнется. Мужик если сильно на крючок попадется, то прежнюю семью пошлет на все четыре стороны, разведется и женится на своей прекрасной нимфе. И будет она жить в шоколаде.
Или, как Прохоров, не разведется — но будет всеми силами откупаться. При таком раскладе шоколада меньше, зато свободы больше. Что тоже неплохо.
Он молчал, я продолжала кипеть дальше.
— И не прогадала ведь, звездища! Другой бы на твоем месте шею бы ей свернул, да где-нибудь в лесу закопал, а тебе воспитание не позволяет. Ты ж, мать твою, джентльмен.
Вот никогда бы не подумала, что однажды пожалею, что муж мой — адекватный, спокойный мужик, без тяги к рукоприкладству и кровавым разборкам.
— Что я, по-твоему, должен был сделать, Тань? Что? Я дурел от одной мысли, что ты обо всем узнаешь и уйдешь! Поэтому и творил всякую дичь.
— Ну, раз самый простой вариант — держать хрен в штанах, ты, к сожалению, проигнорировал, — я развела руками, — то мог рассказать, например, когда она только объявилась с пузом.
— И ты бы тогда простила?
— Нет. Но так ты хотя бы не усугубил, спуская семейный бюджет на свою потаскуху. Как, кстати, собирался покупочку квартиры-то проводить? Откатами бы какими-нибудь прикрыл? Или по другим договорам размазал?
Он неопределенно дернул плечами.
— Были варианты…
— Блеск, — я похлопала в ладоши, — идеальный партнер. Опора во всех сферах жизни. Что в бизнесе, что в делах семейных. Кстати, про бизнес. Оленька твоя уверена, что ты единоличный владелец заводов-пароходов, и рассчитывает на руководящую должность. Ждет, когда ты выделишь ей кабинет, дашь помощника, и вообще чуть ли не самой главной там сделаешь.
— Я прибью ее.
— Себя прибей. В общем так, Прохоров, — я устало потерла глаза, — мы завтра едем к нотариусу. И ты все переписываешь на меня. И говоря «все», я имею в виду — все. Жилье, фирму, машины. Все! Не хочешь на меня — пиши на детей. Я не для того пахала, чтобы теперь на своем горбу и за счет своей семьи тащить какую-то предприимчивую девку в сладкую жизнь. И я не собираюсь, если вдруг с тобой что-то случится, воевать с твоим внебрачным сыном.
Он только кивнул.
— Я все перепишу. Мне ничего не надо. Только чтобы ты рядом была.
Я и была все время рядом! Всегда! Один раз только на детей отвлеклась, и все, приехали.
Что же ты натворил, а? Что ты наделал?
— Что теперь будет, Тань? — он будто продублировал мои мысли.
У меня ком поперек горла:
— Ничего хорошего, Прохоров.
— Если ты про развод, то я его не дам. Даже не пытайся. У нас трое детей, четвертый будет.
— Пятый.
— Чего?
— Мой ребенок будет для тебя пятым. Четвертым — тот, что от Ольги.
Глеб угрюмо нахмурился:
— Я его не хотел, не просил. Он мне не нужен.
Еще одна Ольгина ошибка.
Это только в сказках мужчина, конечно же миллиардер, ну или на худой конец миллионер какой-нибудь замшелый, узнав о том, что от него залетела случайная, ничего не значащая в его жизни девица, тут же готов обделаться от восторга при одной мысли о незапланированном ребенке. Готов пройти сквозь огонь, воду и медные трубы ради внезапного детеныша.
В жизни ничего подобного нет. Такой вот несанкционированный залет — всегда нежеланная обуза. Проблема, которая не вызывает ничего, кроме раздражения, и от которой по возможности надо избавиться. И никаких там чувств отеческих, восторга и прочей дури, на которую рассчитывают предприимчивые девочки, нет и в помине. Да что тут говорить, некоторым и те, что в браке рождены, могут стать ненужными, не говоря уж про нагуляша, способного в разы усложнить размеренную жизнь.
Такова некрасивая правда жизни — дети бывают ненужными. Причем по вине взрослых. Например, по вине вот таких Оль, рассчитывающих на преференции. Или по вине мужчин, желающих развлечься, но не желающих думать о возможных последствиях. Увы.
И нет, я не прониклась. У этого ребенка есть хитросделанная мать, которая все это устроила ради наживы. Вот пусть она о нем и думает. Я буду думать исключительно о своих детях.
— Просил — не просил, это уже другая история, Глеб. Он есть. Я не знаю, какое у тебя в дальнейшем будет отношение к этому ребенку, но запомни одну вещь. Для меня он всегда будет свидетельством измены и предательства. Я не желаю ему зла, но никогда не заикайся о том, чтобы привести его к нам домой. Никогда не пытайся познакомить его с МОИМИ детьми. Если планируешь принимать участие в его жизни — будь добр, избавь меня от сопливых подробностей типа первых зубов, шагов и прочего. Мне все равно. И нет, мне не стыдно. Я не всепрощающая овца, которая будет принимать нагулянных детей своего мужа. Пока еще мужа.
— Тань…
Я требовательно вскинула руку:
— У тебя был шанс говорить, но ты предпочел молчать. Теперь моя очередь. Дослушай, пожалуйста. Я понятия не имею, как сложится наша с тобой дальнейшая жизнь. Будет развод, не будет. Сам понимаешь, я пока в шоке и не могу трезво мыслить. Но сразу предупреждаю, я не дам тебе покупать машины, квартиры и прочие блага для твоей второй семьи. Мне плевать, кто и чего там хочет и в чем нуждается. Мы подпишем с тобой все необходимые юридические документы, чтобы эта бл…благороднейшая девушка не имела возможности присосаться к нам.
— Все подпишем, — он кивнул.
— Не думай, что я пытаюсь защитить тебя от поползновений этой жадной мадам. Я это делаю исключительно ради своих детей и себя.
— Я понимаю, Тань. Ты все верно делаешь. Это я дурак, растерялся, начал какую-то дичь творить вместо того, чтобы… — Глеб удрученно махнул рукой
Надо же, сколько покаяния. Прямо куда деваться, святой человек!
— Надо было, — согласилась я, — но ты этого не сделал. Струсил.
— Струсил, каюсь. Надо было сразу посылать со всеми ее финансовыми претензиями.
— Ну ты же не совсем сволочь, Прохоров? Ребенка наделал — отвечай. Я надеюсь, тебе хватило мозга сделать тесты и убедиться в том, что он твой? Да?
Он кивнул, а у меня снова екнуло. Какая-то часть меня до сих пор надеялась, что сейчас выскочит чудило и завопит: Шутка! Улыбнитесь! Вас снимает скрытая камера!
Увы, чуда не случилось, шутка не удалась.
— Ну тогда алименты тебе придется платить в любом случае. Не так много, как твоя цаца планировала, потому что я тоже на них подам, — я не знаю, как мне хватало сил говорить ровным голосом. Внутри все просто в хлам, — так и быть, можешь снять им квартиру. Без изысков. На другом конце города. Я лично это проверю, чтобы у тебя не было соблазна замахнуться на какой-нибудь элитный пентхауз. Когда закончит школу — поможешь поступить, если эта помощь будет требоваться. А на восемнадцать лет можешь обеспечить его базовым жильем. Ребенка! Не его мамашу!
Хрен этой белобрысой суке, а не сладкая жизнь!
Глеб был виновен, по всем фронтам, и я понятия не имела, смогу ли его простить за то, что он не только изменил, но вдобавок оказался настолько дремучим дураком, что из-за его тупости у меня теперь дыра в сердце.
Но от Ольги меня рвало еще больше. Дрянь малолетняя ведь только ради денег влезла! И плевать ей с высокой колокольни на то, что семья на грани развала. Главное же, чтобы на карту регулярно капало и вкусно кушалось за чужой счет, ради этого можно и на чужого мужа залезть, и никому не нужного ребенка заделать. Главное — денежки, а как, каким местом и ценой каких жертв, совершенно не важно.
Я зажмурилась, пытаясь собрать себя воедино, найти какой-то островок спокойствия внутри себя. А в голове стих детский на повторе: Тише, Танечка, не плачь…
— Что мне сделать, чтобы ты простила?
Да откуда я знаю? Почему я вообще должна это знать? Можно подумать, я к такому повороту заранее готовилась и прорабатывала варианты!
— Улыбаться, когда я заведу себе любовника, — просипела, продолжая жмуриться.
— Таня!
— Никаких «Таня». Тебе захотелось тряхнуть стариной и показать мастер-класс этой пучеглазой мерзавке. Что ж, теперь я тоже имею право на личного инструктора.
— Прекрати!
— Не нравится? — я открыла глаза и посмотрела на его бледную, напряженную физиономию. — Может, еще выдашь этот перл про то, что мужикам надо, что у них потребности. А женщина — это хранительница очага, которая всю жизнь на своего Васю должна молиться и по сторонам не смотреть? Если так, то у меня для тебя плохие новости, милый. В полигамном виде полигамны и самцы, и самки. Все остальное — бред собственников и лицемерных моралистов. И если один из партнеров нарушает клятвы верности, то второму нет никакого смысла за них цепляться.
— Татьяна!
— Все. Разговор окончен, — у меня больше не было сил. — С этого дня ты спишь в гостиной, Прохоров. И не лезь ко мне лишний раз. Я должна многое обдумать.
Глава 10
Я ничего не обдумывала. Просто легла, глаза закрыла и провалилась в сон, потому что мой беременный организм сказал «это уже перебор».