И вот ЭТО свято верило в то, что оно лучше, достойнее остальных. В то, что весь мир просто обязан прогнуться под ее хотелки и преподнести желаемое на блюдечке с золотой каемочкой.
Боже, дай мне такую же самооценку! Очень прошу.
— С кем она общается? Подруги есть?
— Да, там дальше.
Я пролистала еще пару страниц и наткнулась на три имени.
Там была Екатерина Симакова — та самая, которая теперь была под следствием из-за рассылки недопустимого контента несовершеннолетним. Олеся Фролова, на чьей фотографии я задержалась чуть дольше. Симпатичная, мягкая, с немного грустными глазами. Как ее вообще угораздило связаться с такой компанией?
Была еще одна — Ирма Ветлицкая. Уж не жена ли Сергея Ветлицкого?
Прочитав чуть дальше, убедилась — и правда жена. Новая. С прежней он развелся чуть больше года назад, отправил ее с детьми к маме на другой конец страны, а сам тут же привел в дом новую любовь.
Что ж, теперь понятно, что это была за подруга, которую так сильно заботило благосостояние Оленьки, что провела ее на закрытое мероприятие, как на выставку породистых кобелей.
Интересно, сама так же мужа заполучила? Напоила, томно поулыбалась, сказала, что он самый огненный мачо, и только с ним ее девичье сердечко поет от радости?
Тьфу, блин. Мерзость.
Чувство гадливости все усиливалось, и к нему подмешивалось все больше ярости и злости.
— Степ, а вот про эту куклу можешь мне что-нибудь узнать, — я постучала ноготком по фотографии жгучей брюнетки.
Он не стал задавать лишних вопросов, только кивнул:
— Попробую.
— Спасибо, дорогой.
Вот и посмотрим, как эта томная барышня «любит» своего возрастного папика, бессовестно уведённого из семьи. Если там и правда любовь — без проблем, пожму плечами, вздохну и отступлю.
Но если нет, то размотаю в хлам.
Безнаказанным не уйдет никто.
Почему я не сказала мужу о том разговоре с Олесей? Хороший вопрос…
Ведь по логике вещей я должна была бежать к нему, теряя тапки, и с криком «я знаю, что тебя подставили» падать в крепкие мужнины объятия.
Это по логике. А по факту, не получилось.
Почему?
Да потому что я со всей этой ситуацией словила хренову тучу комплексов.
Ольга со своими планами по завоеванию чужого обеспеченного мужика не только расколола нашу семью, посеяв сомнения там, где их отродясь не было, но и сломала что-то внутри меня. Сорвала какой-то тумблер, отвечающий за внутреннее спокойствие, уверенность в себе и в людях, которые окружали.
Я не знала, сколько времени потребуется на то, чтобы снова поверить в себя и избавиться от мысли о том, что кругом полно молодых, красивых девок, а я уже не так хороша, как прежде. Возраст, трое родов, четвертая беременность…
Нет, я хорошо выгляжу. Просто прекрасно. Но с одной единственной поправкой: «для своего возраста». И сколько угодно можно ерничать и тешить себя надеждами, что настоящая женщина как коньяк, с годами становится только лучше, но молодость — это молодость. Там не только сияющая, нежная кожа, блеск в глазах, но и свежесть, порой приправленная изрядной долей наивности. Той самой, на которую так часто ведутся взрослые мужики, почему-то на старости лет как никогда уверенные в своей неотразимости.
Почему у нас так не получается? Почему сомневаемся, подозреваем, ревнуем, вместо того чтобы просто наслаждаться жизнью?
Слишком сложные вопросы. Слишком неприятные.
Да, мне потребуется время, чтобы снова встать на ноги и вернуть себе цельность. И я уверена, что процесс пойдет быстрее, если рядом будет Глеб. Он любит меня. Да что уж врать — и я его люблю, несмотря на то, что вытащил из меня километры нервов.
Но дело ведь не только в любви. Дело в доверии, и мы снова возвращаемся на исходные позиции, где меня распирало от внезапно обретенных комплексов.
Такой вот замкнутый круг.
К психологу что ли сходить? Может, поможет?
Или с подругами еще раз поделиться? Или с мамой?
Я понимала, что нельзя все держать в себе — однажды может сорвать резьбу, и тогда последствия будут крайне неприятными, но не могла заставить себя говорить. Ни с кем.
Почему?
Мне потребовалось несколько дней, чтобы ответить на этот вопрос самой себе.
Потому что хотелось проверить. Одна часть меня говорила, что это дурацкая идея, что если хочу остаться с Глебом, то надо идти наверх, а не сталкивать саму себя вниз. Надо дать ему шанс и идти дальше, не оглядываясь, как бы тяжело это ни было по началу.
Но другая я, зубастая, когтистая и чертовски подозрительная, хотела удостовериться в том, что все не зря. Что прощение в итоге не станет пустышкой, не обесценится из-за какого-то беса, тыкающегося в ребра и другие не столь твердые места. Она хотела убедиться, что выберут ее. Не на словах, а на деле.
Вдруг, несмотря на то, что в прошлый раз Глеба действительно подставили, на самом деле он очень даже не прочь вкусить запретного плода уже осознанно, по доброй воле. Вдруг сказав о разговоре Олесей, я попросту спугну его.
В этот момент я практически ненавидела себя. За то, что занимаюсь откровенной фигней, за то, что веду себя как мнительная истеричка, за то, что скатываюсь на тот уровень, на который никогда и ни при каких условиях не позволяла себе опускаться.
Это давило на меня, лежало неподъемным грузом на плечах, но я не могла себя перебороть.
Сука-Оленька добилась своего, посеяла такие семена сомнений в моей душе, что хрен вытравишь. И за одно это мне хотелось вздернуть ее на первом попавшемся столбе.
Неделю я провела в полнейшем смятении. Неделю не находила себе места и спорила сама с собой. Наблюдала за тем, как Глеб возился с дочерью, как старался ради нее, ради нас, и чувствовала, как уши начинало калить от уколов совести. А потом замечала, как в офисе в лифт входила какая-нибудь молодая девка в узкой юбке, обтягивающей тугую задницу, и снова зверела.
Это когда-нибудь кончится? Меня когда-нибудь отпустит? Или теперь всегда так будет?
Ответа на этот вопрос у меня не было. Я пребывала в подвешенном состоянии, мучилась, терзая саму себя противоречиями. То накручивала до самых небес, то успокаивалась и повторяла про себя, что еще немного, и все наладится.
Спасибо беременным гормонам, которые подливали масла в огонь, и от которых порой напрочь сносило кукуху.
В общем, сложное было время. Непростое.
Я металась из крайности в крайность, откладывала разговор по душам с мужем, собиралась с духом и в результате дотянула до того момента, когда Ольга и правда решила воплотить в жизнь свой коварный план…
Я была на небольшом производственном совещании, когда прилетела смска «знаешь, чем твой муж сейчас занимается?»
Ну ё-моё… Началось.
— Коллеги, прошу прощения, — сказала я, откладывая телефон в сторону, — я вынуждена прервать наше собрание. У меня небольшой форс-мажор.
Крохотный такой. Едва заметный. Подумаешь, и без того надтреснутая семейная жизнь снова подверглась испытаниям. Какая никчемная ерунда…
Судя по лицам, никто не расстроился. Только одна Марья Ивановна запричитала что-то насчет отчета, который она делала всю ночь.
— Не переживайте, никуда ваш отчет не пропадет, — с деревянной улыбкой заверила я ее, — как только я разберусь с проблемой, совещание продолжится. Я разошлю всем уведомления на корпоративную почту.
Не дожидаясь, пока сотрудники соберут свои вещи, я первая выскочила из переговорной и понеслась к кабинету мужа.
Эх, и бомбило меня изнутри. Эх, и крутило.
Бедный мой малыш, ему, наверное, очень тяжко расти внутри такой вздрюченной мамаши. Ну ничего, это последний раз, когда я позволила себе поддаться эмоциям. Дальше, вне зависимости от того, чем этот день закончится, все будет иначе.
Если Глеб подведет — я буду думать только о благополучии своих детей и самой себя.
Если нет — то я клянусь, что оставлю все переживания в прошлом, перестану себя накручивать и отпущу ситуацию.
Нервничала ли я, подходя к кабинету мужа? Очень!
Потому что это была грань, тонкая, острая, как лезвие ножа. И только от Глеба зависело, перешагнем ли мы ее, окончательно разрушив наш мир, или сможем и дальше идти бок о бок.
В приемной место помощницы пустовало. Совпадение? Не думаю
Скорее Глеб отправил ее с каким-нибудь поручением, чтобы… Чтобы что? Не мешала разврату? Не подслушивала?
В груди екнуло.
Стоп! Это лишь мои фантазии, что там на самом деле — неизвестно.
Черт. Надо было валерьяночки бахнуть, прежде чем отправляться навстречу неизвестности. Теперь уже поздно.
Ладно, была не была. Как там говорят? Перед смертью не надышишься, а хвосты надо рубить за один прием, а не отрезать по маленьким кусочкам? Настало время разбираться со своим хвостом.
Стараясь не цокать каблуками, я приблизилась к двери. Прижала к ней противно подрагивающую ладонь, а потом склонилась, превратившись в одно большое ухо. Прежде чем врываться внутрь с перекошенным от ревности лицом, хотелось хоть что-нибудь услышать. Подготовиться, так сказать. А то вдруг там охи-вздохи…
Я прислушалась.
Сначала было ничего не понятно, потому что биение сердца и собственное надрывное пыхтение перекрывали все остальные звуки.
Пришлось вдохнуть глубо-глубоко, потом медленно выдохнуть. И так несколько раз, прежде чем я смогла успокоиться и расслышать голоса за дверью:
— Если еще раз увижу тебя на этом этаже, ты вылетишь отсюда так быстро, что и моргнуть успеешь, — глухо цедил Прохоров, — твой начальник тоже узнает, чем занимаются его сотрудники в рабочее время
И хоть было не очень слышно, стальные ноты в голосе не спутать ни с чем.
Он не просто злился. Он был в ярости.
— Ну я же… — блеяла какая-то девка, — я просто…
— Что ты?
— Я думала… мне показалось, что между нами было какое-то притяжение.
— Какое притяжение? Откуда? До этого дня и не замечал даже. Ноль. Пустое место.