Конец случился. Наш с тобой.
— Меня тошнило, — я даже почти не соврала.
— От чего?
От тебя… от твоей Оленьки…от вашего нагуляша… от всего.
Хотелось устроить скандал с битьем посуды и швырянием вещей, но кому от этого станет лучше? Мне? Вряд ли. Скорее, Глеб облегченно выдохнет от того, что все раскрылось, и больше не надо играть заботливого семьянина. Да сучка белобрысая поблагодарит за то, что я выполнила за нее все работу.
Так что нет. Не дождетесь. Я буду делать так, как удобнее мне.
— Токсикоз, милый, — несмотря на шторм внутри, я заставила себя кое-как улыбнуться.
— Токсикоз? — в его глазах такое недоумение, что почти смешно.
Боже, ну почему, когда речь заходит о беременности, мужики превращаются в таких тормозных оленей?
— Он самый, Глеб. Поздравляю, скоро ты снова станешь папочкой.
Ну что же ты, любимый? Давай улыбайся. Радуйся тому, что в твоем выводке скоро прибавится. Ты же всегда хотел большую дружную семью.
Больше отпрысков и не важно от кого…
Стоп. Никаких истерик. Никаких скандалов. На войне голова должна быть холодной.
А то, что в груди болит и разламывается — это ничего страшного. Справлюсь. Где только наша не пропадала, верно?
Я смотрела на мужа и гадала, какой же будет реакция.
Скажет: ни в коем случае? Иди на аборт?
Или, может: стара ты для таких приключений, Танюха, ох и стара. Я бы на твоем месте так не рисковал, а то мало ли… развалишься.
А может: давай как-нибудь без меня, я пошел?
Все такое вкусное, что даже не понятно, чего бояться в первую очередь.
Однако Прохоров удивил. Вместо ожидаемых вариантов, он внезапно сгреб меня в охапку одной рукой и прижал к себе. Во второй руке по-прежнему болтался веник роз.
— Танька, как я рад, — голос его звучал хрипло и с надрывом. Будто ему и впрям было не плевать.
— Да, ладно, — я не удержалась от маленькой шпильки. — так уж и рад.
— Я только недавно думал, как бы хорошо было, если бы ты снова забеременела.
— Зачем? Чем больше детей, тем сильнее женщина связана по рукам и ногам? И ее проще контролировать?
Я все воспринимала в штыки и была готова искать двойное дно в каждом его слове.
Он нахмурился:
— Ты чего такая колючая?
— Я же сказала — токсикоз. Полощет весь день. Все бесит.
— Хочешь, в магазин сгоняю? За твоими любимыми сушеными персиками?
Надо же, запомнил гад, чем в прошлые беременности спасалась. От этого еще обиднее. Мы же друг друга как свои пять пальцев знали, всем делились, во всем поддерживали. И он мне такой нож в спину загнал…
— Как хочешь, — я высвободилась из его рук и отстранилась, — по какому поводу цветы? Накосячил?
Черт, опять не сдержалась.
— Почему сразу накосячил? Просто захотел тебя порадовать.
Хватит уж, нарадовалась я сегодня по самые уши. Не помереть бы от столь безудержного веселья.
Он протянул мне букет, а я не спешила его брать. Алые, тугие бутоны выглядели так, будто внутри их наполняла кровь.
— Тань?
— Прости. Задумалась. Сам понимаешь, голова забита совсем другим, — я все-таки забрала розы и унесла их на кухню, чтобы поставить в вазу.
Глеб последовал за мной и, улучив момент, пока я расправляла смятые листики, подошел сзади и обнял.
— Не переживай. Все будет хорошо.
— Угу.
Непременно будет. Но не факт, что для всех.
— Ты же знаешь… я рядом. Справимся.
Молчи, гад. Просто молчи и все. Не провоцируй, не добивай своей показной заботой. Я больше не куплюсь на такие фокусы.
— А пойдем в ресторан? Отметим такое важное событие?
Это он про беременность или про торжественное низложение моих розовых очков?
Я глянула на свое отражение в окне и ужаснулась. Потертая, зареванная, разбитая. Да на моем фоне любая Оленька будет выглядеть в сотню раз краше и выигрышнее.
Я не хочу быть жалкой и не буду.
— Почему бы и нет. Дай мне немного времени, чтобы собраться и привести себя в порядок.
— Не торопись. Я пока закажу наш любимый столик.
Судя по поведению Глеба, Оленька не успела сообщить ему о нашей встрече. Муж не юлил, не злился, не ерничал. Не вилял хвостом, как побитая собака, не всматривался мне в глаза в ожидании скандала, и сам не спешил бросаться грудью на амбразуру. Он вел себя как обычно — то есть, как предатель, который привык к своей безнаказанности.
Кто бы знал, как тяжело было держать себя в руках в этот момент. Меня буквально распирало от негодования и желания спросить прямо в лоб, как там дела у его ненаглядной Оленьки и их внебрачного сына. Разнести в пух и прах прямо сейчас, и гори все оно синим пламенем.
Нельзя, Татьяна, нельзя. Терпи…
С шашкой наголо всегда успеешь. Тут думать прежде всего надо. Наблюдать, анализировать. Потому что от моих действий будет зависеть не только мое будущее — хрен с ним, я живучая, как кошка, не пропаду — но и будущее моих детей.
Через полтора часа мы уже сидели в любимом ресторане, и услужливый официант, признав в нас постоянных клиентов, крутился возле столика.
Есть не хотелось — сегодняшние новости напрочь отбили у меня аппетит, но я все же заказала салат и десерт. Строить из себя ни о чем не подозревающую дуру-жену гораздо проще, если ковыряешься в тарелке, чем за пустым столом. Поэтому пусть будут «Цезарь» и «Наполеон». Такая вот боевая компания, для поднятия собственной значимости.
— Ты странная какая-то, — сказал Глеб, когда официант принял заказ и оставил нас в покое, — что-то случилось?
Я ответила не сразу. Покрутила в руках еще пустой бокал, потом задумчиво посмотрела на мужа.
Надо же… еще вчера моей самой большой проблемой было — когда лучше заняться покупкой формы детям в школу, а теперь все с ног на голову.
— А сам как думаешь? — выдав коронное женское «вопросом на вопрос», я наблюдала за Прохоровым. Подмечала детали, то, как он хмурился, пытаясь проникнуть в суть претензии и понять, где же накосячил.
Судя по незамутненному выражению лица — нигде. Чист как младенец.
Это бесит.
Меня так и подмывало уточнить: совсем-совсем нигде не накосячил? Даже не на полшишечки?
По-видимому, муж считал, что у него все в порядке и под контролем, поэтому безмятежно пожал плечами:
— Тань, ты же знаешь, я не силен в ребусах.
Ты много в чем не силен… зато в производстве детей преуспел.
— Никаких ребусов. Просто у меня настроение такое… разобранное.
Сучка меня твоя разобрала. Распатронила на мелкие кубики, а потом свалила их в одну беспорядочную кучу. И как с этим жить дальше — я пока еще не поняла.
— Просто скажи, что случилось, и мы вместе подумаем, что с этим делать.
Вот чего не отнять у Глеба, так это готовности разбираться с трудностями. Для Прохорова, как в том фильме: его проблемы — это его дело, мои проблемы — тоже его дело.
Всегда так было, и я наивно верила, что всегда так и будет.
Увы. В этот раз мои проблемы он создал своими собственными руками. Ладно, не совсем руками, но это не так уж и важно.
— Я просто думаю… зачем нам четвертый ребенок? Есть уже трое, причем в адекватном возрасте. Зачем нам заново погружаться в эти проблемы? В пеленки, режущиеся зубы, колики, первые шаги.
Я провоцировала его. Для меня самой вопрос рожать или нет — вообще не стоял. Но мне хотелось вытолкать его за зону комфорта, встряхнуть, чтобы предатель как-то проявил себя, выдал.
— Тань, ну ты чего такое говоришь? Конечно, нужен! А то, что сложности будут. Так нам не привыкать, — усмехнулся Глеб, — мы же опытные.
Ага. Опытные. И у него скоро опыта станет побольше, чем у меня. Четыре-три в пользу изменника. Такой вот хреновый расклад после стольких лет брака.
— Тебе не кажется, что мы уже не так молоды, как прежде, и будет сложно.
— Справимся.
— Вдруг что-то пойдет не так.
— Разберемся.
Матерый гад. Так просто, с наскока не расколешь.
— А если ты исчезнешь? Как я буду с четырьмя справляться?
Вот тут он немного напрягся. Нет, выражение лица осталось прежним — уверенным и спокойным, но на висках заблестело. Верный признак того, что Прохоров занервничал.
— Да куда же я с подлодки денусь? — как-то натянуто хохотнул. — Что за мысли у тебя сегодня такие?
— Нормальные мысли. Жизнь штука сложная — всякое может случиться. Решишь, что устал от суетливой жизни и свалишь в монастырь. Или подцепишь какую-нибудь секретутку со стоячей грудью…
— Таня! — с укором.
— А, может, ты под машину попадешь, — я намеренно не стала заострять внимание на секретутке и увела тему в сторону. Просто пробный укол. Пока не время раскрывать карты.
— Спасибо тебе, добрая жена, — проворчал Прохоров, как-то нервно промакивая лоб салфеткой.
— Ну, а что? Никто не застрахован. Я сегодня много тяжких дум передумала, так что…
— Это тебя так из-за беременности накрыло?
Да-да, милый, конечно. Из-за нее родимой. Во все времена все женские проблемы всегда только из-за ПМС или из-за беременности, и ни в коем случае не из-за мужиков-предателей.
Тут к нам пожаловал официант с напитками на подносе, поэтому разговор пришлось временно прервать.
Я замолкла… Зато у Глеба зазвонил телефон.
Я словно в замедленной съемке наблюдала, как он взял мобильник, посмотрел на имя звонящего и нахмурился. Потом положил телефон экраном вниз и как ни в чем не бывало потянулся за бокалом.
А у меня дрожь по спине. И вилка, которую только взяла в руки, начала мелко подрагивать и звенеть по краю тарелки.
Потому что я знала, кто это!
Каким-то внутренним чутьем, какой-то звериной интуицией я поняла, кто звонил моему дорогому мужу.
Ольга.
Спустя минуту мобильник снова начал моргать.
Соскучилась сучка белобрысая? Поболтать захотелось? Узнать, как прошла беседа с жалкой женой?
Во мне снова поднималась волна боли, смешанной со злостью.