Знать бы еще, что я все делаю правильно и видеть бы результат… К сожалению, мой нулевой резерв не мог позволить мне хоть немного насладиться своими стараниями. Потому оставалась зубрежка, зубрежка и еще раз зубрежка. Я учила только основное. Занималась практикой. Верила словам единственного человека, что не предаст меня, моей бабушке, что «стоит пополниться моему резерву и тогда будет прок от моих учений и мучений».
В газете, что я читала украдкой, нашла необходимое мне объявление. Легионеры нужны были всегда и, как предполагала бабушка, там было полное обеспечение: едой, жильем, нужной амуницией. Два года «учебки» гарантировали мне какую никакую профессию и стабильный заработок. Сердце разрывалось от мысли, что мне придется так надолго покинуть своего ребенка. Но не было выбора.
Я гладила разбушевавшегося малыша, который толкался, и продолжала проговаривать вслух руны, мысленно рисуя их в голове. Я его еще не видела, но уже так любила. Меня уже давно отселили в гостевое крыло, а чтобы мне не было так спокойно, специально поселили в комнату, где эти сволочи предавались утехам. В покои Эдмунда перебралась баронесса. Ко мне она не лезла, для нее я была пустым местом. Из хозяйки особняка, в который я пришла чуть меньше года назад, я превратилась в инкубатор для наследника. Ко мне так и относилась. Кормили, поили, приносили чистую одежду. В город не пускали, дозволяли гулять только в саду. Два камня, которые мы с ба выкрали у рассеянного доктора, всегда лежали у меня в облегченном корсете.
Я шла по привычному маршруту из беседки в особняк. Куталась в шаль и прижимала к животу книгу. Время близилось к ужину. Пропустить его я не могла. Силы мне и малышу были нужны. Только не ожидала, что на подступах к дому путь мне преградит конюх.
— Не велено пускать, — заявил с противным крючковатым носом оборотень, что был больше похож на гиену, чем на волка.
— Кем не велено? — устало спросила.
— Альфой. Вернитесь в беседку. Вас позовут, — прокаркал он.
— Кто-то прибыл?
— Не вашего ума дело.
— Замечательно, — процедила сквозь зубы. Теперь мне будет указывать что делать еще и конюх. Сумрак скрывала меня, я не торопилась никуда уходить. Когда этот отвратительный мужчина решил схватить меня за локоть и увести, я одернула его.
— Мне разрешено применить настойчивость и дотащить вас до беседки, — нагло заявил мне конюх.
Боже! Какой же он противный. Я скривила губы, понимая с этих уродов станется. Но я должна думать не только о своей гордости, но и о здоровье ребенка. Хотя знали бы они, что для беременной важно не только кормить ее и выгуливать, словно псину, но и психоэмоциональное состояние. Но куда этим животным заботиться о таких глупостях. Не вою и не бьюсь в истерике и ладно.
Я отошла подальше, прислонилась к дереву спиной, слегка откинув затылок на ствол и, смотря на звездное такое неприветливое небо этого мира. «Интересно, кто пожаловал в гости к этому мерзавцу? Запомнить бы и на будущее знать друга своего врага».
Мои ожидания увенчались успехом, только вот кроме светловолосой макушки, крупной, даже мощной фигуры ничего не удалось рассмотреть. Единственное, я поняла, что эти двое были в близких отношениях. Уж очень тепло прощались. Незнакомец, который единственный посетил этот особняк почти за полтора года моего тут проживания, скрылся за магическим барьером, который лишь на миг моргнул синевой и снова исчез. Я даже не успела рассмотреть руны, с помощью которых тот был создан. Еще один минус моего магического «обезвоживания» — неспособность переключаться на то самое магическое зрение.
Я уже было хотела оторваться от дерева, рядом с которым наблюдала за прощанием, несомненно, друзей, как Эдмунд по хищному резко вскинул голову, повел носом и ощерился. Он развернулся и скалясь направился в мою сторону. Я опустила руку на живот, ведь тот впервые за последние месяцы, собирался мне что-то сказать. Задетое эго не позволяло ему обращать на меня внимание. Знала бы что удар по причинному месту отвадит его от меня, ударила бы еще раз, но, к сожалению, мой весьма большой живот и медлительность мешали воплотить мечту в жизнь.
Эдмунд подскочил к конюху и не разбираясь отвесил тому оплеуху.
— Я сказал, где она должна быть!
— Но… альфа…
— Заткнись и проваливай, — прорычал Эдмунд.
А потом в два шага добрался до меня. Вжал меня в шершавую крону дерева. Сбросил теплую шаль с плеч, с силой сжимая мою налитую объемную грудь. Он, сверкая волчьим глазами, склонился к шее и начал жадно вдыхать воздух.
— Ты так пахнешь… С ума сойти можно. Будь уверена, как только ты разрешишься от бремени, я возьму тебя. Нет уже сил терпеть.
А потом прикусил ключицу, от омерзения меня застряло. Он подхватил за талию и настойчиво потащил в дом. Под внимательными взглядами прислуги дотащил меня до обеденного зала, усадив на другом конце стола и оскалившись плотоядно, принялся поглощать большой кусок мяса с кровью. Лауренсия переводила настороженные взгляды с меня на Эдмунда. Сегодня даже ее открытое сверх меры изумрудное платье не могло привлечь этого волчару. Он жадно следил за мной и тем, чтобы я ела. Его глаза больше походили на звериные. Я не понимала, откуда такая реакция, если он всячески игнорировал меня все эти месяцы. И это меня напрягало и настораживало. Виноват ли в этом внимании тот незнакомец или дело в чем-то другом?
Но только после ужина он проигнорировал баронессу и, приблизившись ко мне, подцепил мой подбородок. Присел на край стола, не больно, но ощутимо впиваясь выпущенными черными когтями в нежную кожу.
— Я приду сегодня. Подготовься.
— Я глубоко беременна, — по слогам процедила я.
— Я не буду брать тебя, — тот склонился к моему лицу. Я плотно сжала губы. Никогда не думала, что скажу спасибо баронессе, но именно это и рвалось из моих уст.
— Эдмунд, любимый. Пойдем. Тебе надо отдохнуть и расслабиться, — она приблизилась к нам. Положила руку на его плечо, слегка отодвигая от меня. Злой взгляд баронессы, брошенный на меня, должен был убить на месте.
— Проваливай, Лауренсия, — прорычал Эдмунд и, сжав свободной рукой ее руку, отбросил от себя так, что сама баронесса попятилась. В ее глазах полыхнул страх. В моих же — ненависть к этим тварям.
— Родверг сказал осталось не больше двух недель до родов, — многообещающе протянул оборотень. Меня снова передернуло. Я рванула подбородок из его когтей.
— Именно так.
Эдмунд многообещающе облизнулся, очертив мои большие груди. А я не понимала его. Планы на мою смерть отменяются? Баронесса теперь в опале?
— Эдмунд, — протянула баронесса, которая сегодня впервые на моих глазах была неугодна оборотню.
— Я сказал тебе проваливать, — по слогам процедил Эдмунд, а потом встав со стола и оставляя жалящий противный поцелуй на моей шее, в одно слитное хищное движение приблизился к Лауренсии, сжал той локоть и выволок из столовой.
Я переводила дыхание. Начала судорожно оттирать прикосновения этого мерзавца. Я натерла шею до красна, задыхаясь от презрения. А потом встала и, не разбирая дороги, поспешила в комнату. Я хотела принять ванну и оттереть прикосновения этого подлеца.
Я выбежала из гостиной и услышала, как что-то упало в кабинете, находящимся не так далеко. Вскрик баронессы и еще один шум от чего-то разбившегося. Слуги снующие в холле и те, что поспешили убирать посуду после ужина, замерли. Я же, не страдая излишним альтруизмом, отмерла первая и поспешила подняться наверх. Я закрылась в комнате. Тут ничего не было слышно и о припадке бешенства Эдмунда ничего не напоминало.
«Что это было?» — набатом билось в голове. Впервые видела, чтобы тот так грубо поступал с любовницей. И это пугало, хотя не больше, чем его резкая смена отношения ко мне.
А вечером случилось то, что напугало меня. Родверг не пришел, чтобы напитать меня перед сном и это могло значить только одно…Эдмунд
Глава 7
Я потушила свет, прислушиваясь к шагам. Но лекаря все не было. Мое самочувствие не было критичным, и чувствовала я себя нормально. Большая шелковая рубашка скрывала мой живот и заканчивалась у колен. Я распустила волосы и легла, потянулась за очередным «любовным романом», который таковым не являлся. Стала повторять строение основных щитов и последовательность рун, что должны были активировать его. Откинулась на подушку и попробовала руками выплести необходимые комбинации.
Но тут услышала шаги. Уверенные. Ровные. Так шагает только хозяин особняка. Мой супруг. Предатель. Я приподнялась и открыла выдвижной ящик тумбочки, бросила туда свое ночное чтиво. Выключила ночник, погружая комнату во мрак, и прилегла на бок. Выровняла дыхание, делая вид, что сплю.
Дверь приоткрылась и сразу же закрылась. Только вопреки всему я услышала шорох. Эдмунд раздевался. Я поджала губы. Пришлось сцепить зубы и терпеть. Кровать прогнулась. К моей спине прижался Эдмунд. Грудь сдавила большая ладонь супруга. Он зарылся в волосы, откинул их с плеча. Дышал жадно и загнанно. Другая рука опустилась на большой живот. Нежно. Трепетно. Я почувствовала, как энергия потекла от Эдмунда ко мне. Стало тепло и приятно. Но я не обманывалась. Для меня это было лишь подпиткой. Я лежала, не шевелясь. Рука с живота переползла на бедро и начала задирать рубашку. Эдмунд прижался еще сильнее, буквально впаял мое тело в свое.
— Как же ты пахнешь… Невозможно оторваться… — шептал как умалишенный. Его руки гуляли по моему телу, а я боялась дышать. Разделяющее нас тонкое одеяло было давно отброшено.
Но вдруг что-то изменилось. Я почувствовала запах гари. Встрепенулась, скидывая руки Эдмунда. Протянула руку и включила ночник. Обеспокоенно воззрилась на мужчину, в глазах которого, кроме безумного огня ничего не было. Я обхватила живот, подтянулась к изголовью кровати.
— Эдмунд что-то горит… — сипло прошептала я. Тот лишь усмехнулся. Одним рывком перетек в горизонтальное положение. А я заметила, что тот снял лишь только сюртук. Он оставался в белой рубашке, брюках и даже сапогах. Никогда не замечала за ним вредной привычки ложиться в кровать в обуви. Вспомнила, что лежал он поверх одеяла. Эдмунд стоял и многообещающе смотрел на меня. Я подтянула одеяло ближе к себе, но настороженно следила за супругом. Тот скалился, а потом с незаметной для меня прытью, перемахнул кровать, надавил на челюсти и влил какую-то гадость мне в рот. Я попыталась выплюнуть ее, страшась того, что он задумал. Но тот плотно держал челюсти. Он закрыл мне рот и нос, я пытались оттолкнуть его, но куда беременной женщине против оборотня. Горечь разлилась на языке. Тот отошел.