— Ты в положении и должна больше отдыхать. Ни к чему тебе излишние волнения заботы, — сказал он, вроде бы не повышая голоса, но от чего-то спорить расхотелось.
Я знала твердый, а порой тяжелый характер супруга, так как видела, как он общается со слугами или ведет переговоры по артефакту связи, что был наподобие телефона в моем мире. Просто не видела смысла раньше с ним конфликтовать. Да и никогда Эдмунд не был столь категоричен по отношению ко мне. Что это — забота? Такая же удушающая, как и его желание оградить меня от всего света? Не знакомить меня с кланом, родными, друзьями и просить всегда переодеваться в горожанку, когда я собиралась в город?
— Мой клан требует твердой руки. Мне будет спокойнее, зная, что ты дома, и никакие волнения тебя не касаются.
Тем временем баронесса не смотрела на меня или Эдмунда. Казалось, что она полностью поглощена едой. Я не стала ничего спрашивать, ведь женщина была посторонней. Лучше я все выскажу Эдмунду наедине. А сейчас мне пришлось взять серебряную ложку и начать есть крем-суп, о чем очень красноречиво говорил взгляд моего дорогого супруга.
Только вот все разгорающееся теплом мое кольцо не сулило ничего хорошего. По крайней мере, моему отчаянно трепыхающемуся сердцу, полному сомнений.
«Он врет», — бескомпромиссно раздалось в моей голове.
«Он заботится обо мне…» — мысленно и со вздохом простонала я, защищая своего супруга, при этом полностью поглощенной едой.
Тишина в обеденном зале позволяла не слушать и не отвечать на вопросы расположившихся за столом людей, но это не значит, что я могла игнорировать собственную бабушку, душа которой была заключена в родовом кольце-вместилище. Редчайший артефакт нашего рода и созданный великим ученым того времени, моим дедом.
«Он привел в дом женщину!» — не унималась ба.
«Она управляющая и его помощница».
«Ты сама себя слышишь?» — негодовала ба.
«Он мой истинный».
«Это не гарантия, — воспротивилась ба. — Тем более ты человек. Пока…»
«Он мой супруг. Я ему верю», — твердо произнесла я.
«Я чувствую тебя и все твои смятения».
«Вот поэтому на них играешь. Но нет. Я должна ему верить. Тем более по баронессе не скажешь, что их что-то может связывать», — я снова бросила взгляд на невозмутимую женщину.
«Дурочка, он был с ней в ресторации», — не унималась ба, распаляясь все сильнее.
«Это не показатель. Они просто обедали и обсуждали рабочие моменты», — нашлась я.
«Наивное создание! А ты когда в последний раз была в ресторации со своим супругом? Дай-ка вспомню… М-м-м. Никогда, кажется», — я отчетливо чувствовала злость бабушки, а ее замечание против воли резануло по моему сердцу.
Мы и вправду никогда и никуда не выбирались. Мой мир замкнулся на Эдмунде. Моя потерянная душа так отчаянно нуждалась в поддержке, любви и тепле, что этот мужчина заменил мне все в этом мире.
«Эдмунд переживает за меня, а теперь и за ребенка. Вокруг опасно. Он же альфа, а мы его слабость».
«Ему плевать на тебя. Ему нужен только наследник!»
«Это не так! Он любит меня! Я это чувствую!»
«Он не ночевал в вашей постели, когда узнал о твоем положении!»
«Я точно этого не знаю!»
«Это первый звоночек!»
«Прекрати! Он устроил мне романтический ужин, и всю ночь признавался в чувствах!»
«И ты растаяла? А ужин? Как ты его назвала… романтическим? А должен был быть званым. Он должен был тебя представить клану, показать свою пару и мать своего наследника, чтобы все знали, кого они должны оберегать и слушаться. И ты все время забываешь о ритуале, с помощью которого он призвал тебя».
«Да что с ним не так? Почему отчаянное желание мужчины иметь наследника надо расценивать только в негативном ключе?! — я начала уже закипать.
Эдмунд никогда не нравился бабушке. Поэтому она просила сначала меня бежать, а потом, когда поняла, что я не сделаю этого, просто попросила не сообщать ему о том, кто я есть. Тем более мне никто не поверил бы, ведь я пока что человек.
«Каждый захочет присвоить себе ту, что сможет родить вне зависимости от истинности. Ему будет проще избавиться от тебя».
«Что ты такое говоришь? Эдмунд защитит меня».
«Нет».
«Да почему ты не веришь мне?»
«Тебе верю, моя девочка, но не волку. Считай, это интуиция».
«Давай закончим этот разговор. Мне и без того тяжело, как и тебе».
Ба ничего не ответила, а просто пропала. Я знала, как ей сложно давалось любое напоминание о прошлом. Ведь именно из-за того, что она — химера, император, что правил пятьсот лет назад, решил не ждать свою истинную, а приказал убить моего деда ученого и получить наследника — гарантию перехода трона и стабильности в империи. Я уважала ее горе и не собиралась напоминать об этом, потому и согласилась молчать о своей сути, как и о том, что я — землянка. Ведь один секрет был тесно связан с другим.
Когда моя бабушка поняла, что ее любимый мертв, то не пожелала доставаться тирану и убийце. У нее была дочь, которая недавно стала совершеннолетней. Ей пришлось провести ритуал и отправить мою мать в другой немагический мир, где император-дракон не нашел бы юную беглянку. Самой бабушке пришлось выбирать: либо отправиться следом, либо остаться в этом мире, ждать возвращения дочери, быть ей тут поддержкой и опорой.
Рожденное в Арингарде дитя не могло принадлежать другому миру, и тот обязательно вернул бы «чужеродный элемент» обратно, отторгнув его. Поэтому ба решила дождаться дочь здесь. Она заключила свою душу в кольцо, которое рано или поздно должно было позвать ее дочь. Только ба не рассчитывала, что в Арингарде с тех пор минует пятьсот лет (время в мирах течет по-разному), а вместо дочери вернусь я, ее внучка.
Тот император, которого в народе прозвали Свихнувшимся, насколько мне удалось выяснить, поспрашивав на рынке людей, умер четыреста пятьдесят лет назад. Слава местной богине, она так и не наградила его истинной. С тех пор сменилось несколько императоров по совершенно другой линии, и мы обе смогли выдохнуть с облегчением. Нам ничего не угрожало. Однако я по-прежнему была всего лишь человеком, а моя мама оставалась на Земле.
— Дорогая, я думаю, что тебе лучше всего отправиться отдыхать, — Эдмунд вытер свой рот льняной салфеткой, небрежно отбросив ее в сторону.
Лауренсия бросила взгляд из-под опущенных ресниц на Эдмунда и отложила приборы, перестав, наконец-то пилить несчастный кусок говядины на стружку.
— Я не устала, дорогой, — ответила я, изрядно накрученная бабушкой.
— И все же я настаиваю на этом, — Эдмунд был непреклонен и затем встал, помогая баронессе выйти из-за стола. — Леди Розендали, ожидайте меня в кабинете.
Та молча сделала легкий поклон и вышла, так и не посмотрев на меня, а я чуть было не задохнулась. Она знает, где его кабинет? Потому что ее никто не собирался провожать. Эдмунд тем временем подошел ко мне и нетерпеливо протянул руку. Я нервно бросила столовые приборы, и звон металла о фарфор резанул по ушам. Эдмунд скривился, но промолчал. Я сама отодвинула стул и встала.
— Я не устала, Эдмунд. Почему ты заставляешь меня идти в спальню? Кроме того, я решительно против, чтобы нашим особняком занималась баронесса. Я сама неплохо справляюсь с обязанностями.
— Вот именно что неплохо, — с непрошибаемым достоинством ответил он.
— Что? — я запнулась на полуслове, ведь точно знала, что это было не так.
— Что слышала, дорогая. А теперь пройдем. Я провожу тебя до твоей комнаты и советую не спорить со мной, — он подхватил меня под локоть и просто потащил вперед.
Я была поражена его настойчивостью, поэтому молчала в первые мгновения. А потом мы уже вышли в коридор, где то и дело бесшумной поступью ходили слуги. Мне пришлось заткнуться и подавиться возмущениями.
Только на лестнице, ведущей в хозяйское крыло, я позволила себе выдернуть руку из крепкого захвата Эдмунда, что ему явно не понравилось. Его губы поджались, а глаза недовольно сверкнули.
— Мне больно! У меня останутся синяки от твоих пальцев! — я растирала локоть под бешеный стук своего сердца.
Меня впервые напугало поведение моего супруга.
— Я попросил тебя отдохнуть. Что было в этом сложного? Всего лишь быть покорной и услужливой супругой? Разве я о многом прошу в обмен на твою сытую и роскошную жизнь? — Эдмунд пренебрежительно усмехнулся.
А я замерла на верхней ступеньке, глядя на него и не узнавая.
— Ты попрекаешь меня за то, что… у меня ничего нет? — мне было сложно скрыть удивление в своем голосе.
— Ты должна быть благодарной. Вот поэтому я решил напомнить тебе об этом, — а потом он настойчиво развернул меня и практически затащил в нашу комнату.
— Эдмунд!
Но ответить мне было уже некому, так как супруг плотно закрыл дверь. Я ошарашенно смотрела на искусную резьбу, которой было украшено полотно. Ну уж нет! Никто не заткнет меня за пояс и не поставит в угол, как ненужный элемент мебели.
Я решительно открыла дверь, желая позвать Эдмунда, но его и след простыл. Я спустилась вниз, быстрым шагом перебирая ступеньки, и отстукивала каблуками рваный и напряженный ритм. Дойдя до кабинета, я рванула ручку и поняла, что дверь закрыта. Я даже не могла провернуть чертову рукоятку. Затем я прислонилась к деревянному полотну, но оттуда ничего не было слышно. Значит, Эдмунд поставил артефакт-заглушку.
«Он там с ней наедине», — снова появилась бабушка.
«Вижу!»
«Я говорила тебе, что он сволочь», — проворчала она.
«Я не понимаю… его», — удрученно проговорила я.
«Надоела ты ему. Вот что случилось».
«Он любит меня».
«Он любит своего наследника в тебе. Если он, конечно, способен на это чувство!»
«Ты чересчур строга к нему».
«А ты не хочешь многого замечать! — припечатала бабушка. — Уходи отсюда. Незачем тебе подпирать дверь».
«Но…»
«Уходи. Потом поговоришь с ним, когда остынешь».
«Хорошо».
После диалога с бабушкой я направилась на улицу, не желая сидеть в четырех стенах. Добравшись до белоснежной беседки в глубине парка, я села на резную изящную скамейку. Почему-то мне казалось, что этот день станет поворотным в наших отношениях. И от этого осознания мурашки страха побежали по плечам. Я прижала руки к пока еще плоскому животу, желая обрести частичку равновесия.