– Обязательно, мам. Я люблю тебя, – отвечает Ариша, и эти слова – словно бальзам на душу. — Мам...
— Что?
— Прости, если прозвучит грубо, но ты совсем не умеешь врать. Я ведь слышу по голосу, что не все хорошо, мам.
— Тебе показалось, Ариша.
— Вы поругались с папой? — спрашивает, а у меня холодок по спине.
Я судорожно сглатываю, пытаясь подобрать слова, чтобы не волновать дочь.
— Нет, что ты, милая. Все в порядке. Просто я немного устала, – говорю, надеясь, что мой голос звучит убедительно. Но Ариша не из тех, кого легко обмануть.
— Мам, я знаю вас обоих как облупленных, — в ее голосе слышится тревога, и я понимаю, что скрывать правду больше нет смысла.
— Да, Ариша. Ты права. Мы с папой немного повздорили.
Чувствую, как слезы подступают к горлу, но стараюсь держаться. Не хочу, чтобы дочь волновалась из-за моих проблем.
— Не переживай, дорогая. Мы обязательно все уладим. Главное, чтобы у тебя все было хорошо. Занимайся учебой и не думай ни о чем плохом.
— Мам, с учебой все норм. А вот насколько все плохо у вас? — продолжает давить Ариша.
Видимо, с темы мне не съехать. Приходится выдохнуть и собраться с мыслями. Врать Арише я не умею, да и не хочу. Она уже достаточно взрослая, чтобы понимать, что в жизни не всегда все бывает гладко.
— Видишь ли, Ариш, у нас с папой немного разные взгляды на некоторые вещи.
— Настолько разные, что он ищет ответы на вопросы на стороне? — выдает дочь, а я зависаю на время, не в силах ответить.
Я не ожидала такой прямолинейности. Кажется, она знает больше, чем я предполагала.
— Это сложный вопрос, Ариш. Дело не в поиске ответов, а скорее… в попытке найти себя. Иногда люди теряются, и им нужно время, чтобы понять, чего они хотят на самом деле. И иногда эти поиски приводят к не самым лучшим решениям.
— Например, завести любовницу. Я права, мам?
— Ариша...
— Мам, я все знаю! Про его пробежки по вечернему парку, про молодую девушку практически моего возраста. Мне Оля Стрельцова рассказала, мам! Одноклассница, помнишь? Она собаку в парке выгуливает. Видела. Не раз.
— Ариша, я не хотела, чтобы ты узнала так. Мне очень жаль. Это тяжело, я понимаю. Но прошу, выслушай меня.
— Да, мам, слушаю, — вздыхает в трубку.
— Ариш, это не просто "завести любовницу", как ты говоришь. Это… это сложная ситуация. Я не оправдываю отца, ни в коем случае. Он поступил неправильно. Но я тоже виновата, — медленно выдыхаю, подбирая слова в попытке и самой разобраться в том, что произошло. — Мы с папой… мы давно отдалились друг от друга. Пытались, правда. Но иногда люди меняются. И иногда, несмотря на все усилия, ничего не получается. Жизнь стала рутиной, и, наверное, он решил, что счастье можно найти где-то еще.
Я поднимаюсь из-за ноута, за которым сидела до сих пор и подхожу к окну, глядя на чужой двор, освещенный уличными фонарями. Снаружи моросит мелкий дождь, размывая очертания домов. Капли стекают по стеклу, словно слезы.
— И что дальше? — наконец спрашивает она. — Ты собираешься его простить? Или вы разведетесь?
— Я не знаю, Ариш. Честно, не знаю. Нам нужно время, чтобы разобраться.
— Папа сейчас дома? — спрашивает дочь, а я шумно втягиваю воздух. За весь день он ни разу мне не позвонил, словно вычеркнул из жизни.
— Я не знаю, Ариш.
— В смысле, мам?
— Я ушла от него, доченька.
В трубке повисает тишина, такая густая, что кажется, ее можно потрогать. Слышно только ее сбивчивое дыхание.
— Ушла? — переспрашивает тихо, словно боясь нарушить хрупкое равновесие момента. Я чувствую, как по щеке катится предательская слеза.
— Да, Ариш. Мне нужно время, чтобы подумать. Чтобы понять, что делать дальше.
Голос дрожит, но я стараюсь говорить твердо. Нельзя показывать ей свою слабость. Она и так сейчас напугана.
— А где ты? — спрашивает, и в голосе слышится неприкрытая тревога.
— Сняла квартиру на первое время, а там посмотрим. Не переживай, Аришка! Все наладится. Я люблю тебя, доченька! Позвоню завтра, да?
— И я тебя люблю, мам!
Так хочется обнять ее, прижать к себе и сказать, что все будет хорошо. Но я знаю, что сейчас это ложь. Ничего хорошего пока нет. Есть только неопределенность и боль...
А это наша Ариша...
Восемнадцатилетняя Арина Шестакова, дочь Есении и Алексея, - студентка престижного столичного вуза, будущий следователь. Отличается острым умом, цепким взглядом и вдумчивостью. Любящая дочь, гордость родителей.
Глава 5 Борщ прокис
Я кладу трубку и, словно завороженная, смотрю в окно. Дождь не просто усилился — он обрушился стеной, стирая очертания мира. Казалось, вместе с ним рушится и моя жизнь. Опускаюсь на диван, обхватываю себя руками, пытаясь согреться, но лед проникает внутрь, сковывая сердце.
В голове – хаос, обрывки фраз, ускользающие воспоминания… Как мы были счастливы. Как мечтали о будущем. И как все это в одночасье рассыпалось в пепел из-за предательства, лжи и недомолвок. Почему так? Почему люди так легко причиняют друг другу боль?
Поднимаюсь и иду на кухню. Наливаю стакан воды и жадно пью, глоток за глотком. Нужно взять себя в руки. Ради Ариши. Сейчас она нуждается во мне больше всего. Я должна быть сильной. Хотя бы ради нее. Завтра… Завтра еще раз надо поговорить. И уверить ее, что я всегда буду рядом, что бы ни случилось.
Завтра… Но до завтра еще нужно дожить, а в доме – ни крошки. Приехала в новую квартиру с куклами и жалкими пожитками, и…
Стоп, не время раскисать! Бросаю взгляд на часы. Еще успею добежать до магазина, купить хоть что-нибудь на первое время.
А сама машинально вспоминаю своих героинь, рожденных моей фантазией. Как они переживали первые дни после крушения брака. Что чувствовали… О чем мечтали… Как выживали…
А я?.. Тоже своего рода героиня, пусть и не книжная, а вполне реальная. И этот разрыв ничуть не менее болезненный, чем у них.
Встаю. Набрасываю на плечи пальто. С запоздалым сожалением понимаю, что это не лучший выбор для ливня, но копаться в дорожной сумке в поисках куртки нет сил. В карман бросаю мобильный, банковскую карту, в руке – зонт и ключи.
В зеркале взгляд сталкивается с осунувшимся отражением, отмечает темные круги под глазами. Но я подмигиваю себе.
— Ничего, Есения, прорвемся! — и выхожу из квартиры.
Перед самым выходом на улицу открываю зонт и… Порыв ветра тут же выворачивает его наизнанку. Холодные капли, словно иглы, пронзают насквозь, но сейчас это даже приятно. Словно смывают всю ту грязь, что скопилась на душе.
— А-а-а, ну что за… Черт!
Втягиваю голову в плечи, поднимаю воротник пальто. Зонт под мышку и бегу, спотыкаясь, к ближайшему магазину. Где выгоднее и вкуснее, разберусь потом, а сейчас – чем богаты, как говорится.
Залетаю в магазин, выдыхая клубы пара. Встряхиваю головой, разбрызгивая дождевые капли, и… Улыбаюсь! Да, черт возьми, я улыбаюсь! Потому что это не самое страшное, что могло случиться в моей жизни. А если так подумать…
Но не успеваю поймать ускользающую мысль, как в кармане начинает вибрировать телефон. Как не вовремя! А вдруг это Ариша вспомнила что-то важное?
Бреду между стеллажами с корзиной в руке, другой вынимаю мобильный и испытываю почти физическое желание сбросить вызов. Морщусь от досады, но все же подношу телефон к уху.
— Да, Леш?
— А ты где?
— В смысле?
— В прямом! — тон мужа более чем далек от дружелюбного, отчего мои губы кривятся в усмешке, особенно учитывая, кто из нас кому изменил. — Я пришел с работы. Тебя нет. Ужина тоже. Борщ прокис. Есения, какого черта?
— Шестаков, ты сейчас серьезно? — едва сдерживаю едкий смех, останавливаясь у хлебного прилавка и машинально наполняя корзину.
— Более чем, Есения!
— Ты читать умеешь? Я же русским языком написала, ответив на твою записку.
— Видел, но не придал значения этому фарсу, — отвечает он, а я застываю с булкой в руке, прижав корзину к бедру. А муж продолжает: — Это ты в своих книжках можешь устраивать истерики, а теперь марш домой! Нечего из себя обиженку строить.
Стою, прижимая мобильник плечом к уху, отламываю кусочки булки и отправляю в рот. Есть хочется ужасно! А она такая ароматная, сладкая, с корицей, м-м-м…
— Бедный! А что ж, твоя кобыла тебя не покормила? Только скакать умеет, а борщи варить и картошку жарить – никак?
— Есения, завязывай херней страдать! Давай, мигом домой! Посидим, спокойно поговорим.
— Поезд ушел, Леш! Надо было вчера, но и тогда сомневаюсь, что у тебя получилось бы оправдаться.
— Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь, — тянет муж, словно и правда не понимает. Вот же актер! Готовьте ему «Оскар»! А я закатываю глаза, бросаю остатки булки в корзину и перехожу к другим стеллажам, на автомате выбирая продукты: молоко, йогурт, яйца, фрукты, овощи.
— Да, конечно, не понимаешь! Ты у нас всегда такой честный и порядочный, а все вокруг дураки. Знаешь, Леш, я тут подумала, может, нам и правда стоит поговорить. Только не сейчас и не дома. Лучше в суде и с адвокатами.
— Есения, не вынуждай меня говорить вещи, о которых мы оба пожалеем. Я устал. Вернулся домой к жене, а…
— К той Есении, которая ждала тебя с работы с горячим ужином и выглаженной рубашкой? — зло перебиваю мужа, продвигаясь к кассе. — К той, которая верила в твою любовь и верность? Боюсь, ты опоздал, Леш. Той Есении больше нет. Она умерла, захлебнувшись в твоей лжи.
— Послушай, Есения, давай не будем рубить с плеча. Я понимаю, ты злишься, но дай мне шанс все объяснить.
Но его слова звучат фальшиво, как заученный текст. Ставлю корзину на ленту и решаю закончить этот бессмысленный разговор.
— Знаешь, а я ведь тоже устала… Устала быть удобной, послушной, прощающей. Так что иди к своей кобыле и вари ей борщи сам. Адьос, амиго!
Сбрасываю вызов и улыбаюсь кассирше. Сегодня я начинаю новую жизнь. И в ней нет места предательству и прокисшему борщу.