Засыпая и просыпаясь, я проваливаюсь в забытье, чтобы снова вынырнуть в кошмарную реальность. Где-то на подсознание брезжит мысль, что мне нельзя болеть. Читатели ждут проду. Да, есть запас в пару глав, но... Болезнь держит меня в своих когтях, не давая ни единого шанса на спасение.
В полумраке комнаты силуэты предметов пляшут причудливый танец, превращаясь в жутких монстров, когда нет-нет, но открываю глаза. Каждый звук – скрип, вой ветра за окном – отдается болезненным эхом в голове.
В какой-то момент я перестаю различать явь и сон. Мне кажется, что я лечу в бездну, где нет ни времени, ни пространства. Лишь мучительная боль и страх, сковавший все мое существо. Я зову на помощь, но голос мой звучит лишь шепотом, тонущим в гулкой пустоте.
Но нет… Сквозь плотную вату в ушах продирается истошный, надрывный крик телефона. Замолкает, даря обманчивую тишину. Я снова камнем падаю в омут небытия. И вот опять – настойчивая трель, мольба снять трубку. Шаря рукой вслепую, нахожу его. Сквозь сомкнутые веки, словно сквозь мутное стекло, едва различаю пляшущие цифры номера. Отвечаю, и слова вязнут во рту.
— Саша… прости… я не смогла…
И снова тьма обволакивает, унося в беспамятство. И снова звонок… Трель разносится по квартире, болезненно бьет по вискам. Затем – глухой, настойчивый стук в дверь. С трудом отрываясь от липкого забытья, словно лунатик, бреду в прихожую. Распахиваю дверь в непроглядную пустоту.
— Саша…
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я ощутила ледяное прикосновение к лицу. Чьи-то холодные пальцы осторожно стирали испарину со лба.
Веки налиты свинцом, неподъемные. Собирая по крупицам остатки сил, шепчу пересохшими губами: "Вода…" И тут же проваливаюсь в бездонную пропасть, оставив лишь слабый стон, растворяющийся в звенящей тишине квартиры.
Глава 9 Я доверяю вам
(Александр)
Как безмолвный страж, днем и ночью, час за часом, я неотступно бдил за Есенией. Весть от вызванной на дом службы анализов прозвучала как тихая музыка надежды: вируса нет! Гора с плеч.
От госпитализации отказался, оставив Есению под своей неусыпной опекой. Зачем ей, хрупкой и изможденной, рисковать в больничных стенах, где тень заразы крадется повсюду? Вылечу сам, поставлю на ноги, чего бы это ни стоило.
Короткий звонок на работу – и нерастраченные отгулы, словно верные союзники, пришли на помощь. Единственное место, куда покидал Есению, – аптека, за спасительными медикаментами.
Таблетки она принять не могла, поэтому приходилось делать инъекции. Вводил лекарство бережно, внутримышечно, стараясь причинить как можно меньше дискомфорта. Капельница, чтобы поддержать ее угасающие силы – капля за каплей возвращали ее к жизни. А когда придет в себя, тогда и нежный, словно шепот, куриный бульон. А пока…
Сижу в кресле, рядом с ней, словно тень. То и дело меняю ей промокшие футболки. Пот – это хорошо. Значит, болезнь отступает. Уже легче моей девочке… Моей ли?.. Ну, не важно. Сейчас это не имеет значения. Главное – чтобы она поправилась.
Ночь уступила место рассвету, а минуты растворились в нескончаемом марафоне времени. Забыв о сне и голоде, я живу лишь ее призрачным дыханием, едва уловимым, но таким жизненно важным для меня. Каждый проблеск улучшения, каждый робкий глоток воды, принятый ею, отзывается во мне ликованием победы.
Монотонность ожидания нарушает вибрация телефона, вырвавшая меня из полузабытья. На экране высвечивается имя: Арина. Ее дочь.
Судьба распорядилась так, что именно мне предстояло ответить на ее отчаянные мольбы. Арина тщетно пыталась достучаться до матери, засыпая чат тревожными вопросами о ее состоянии, о причинах молчания, одолеваемая страхом, что та заболела и осталась совсем одна… Мама!
Сердце не выдержало, и я ответил Арине. Но уже со своего номера. Подробно рассказал о случайной встрече с ее матерью, о внезапно обрушившейся болезни и о том, как оказался здесь, рядом с ней. Оставил свои данные, чтобы развеять любые сомнения, чтобы девочка убедилась: перед ней не мошенник, не хищник с большой дороги, решивший воспользоваться беспомощностью женщины.
Информация обо мне легко найдется в интернете, но там я представлен лишь как врач. Да, у меня есть страница в социальной сети, но она давно заброшена. Скорее, она нужна мне, чтобы изредка приглядывать за жизнью племянницы. Та еще непоседа растет! Настоящий подросток со всеми его бунтарскими проявлениями…
Прихватив телефон, я тихонько выскальзываю из комнаты на кухню, оставив дверь приоткрытой тонкой щелью, чтобы не пропустить хрупкий шепот Есении, когда она пробудится.
На сообщение Арины отвечаю незамедлительным звонком.
— Доброе утро!
— А оно правда доброе, Александр? Как мама? Ей лучше? — в голосе плещется тревога, как рябь на воде от брошенного камня.
— Значительно, Арина. Температура больше не поднималась, осталась лишь слабость. Но целительный сон восстановит силы, а после – хорошее питание, свежий воздух. Все будет хорошо, Арина! — стараюсь, чтобы голос звучал убедительно, чтобы рассеять густую тень беспокойства.
— Когда проснется, пусть позвонит мне, хоть на минуту, пожалуйста! Хочу услышать ее голос и…, — слышу как звучит тоска, отчего сердце у самого кольнуло.
— Конечно, Арина! Ты все еще сомневаешься во мне? — спрашиваю я, настороженно, несмотря на отправленное ей фото, сделанное здесь же, в съемной квартире Есении. Такой еще неуютной, необжитой. Она не успела.
— Нет, — следует незамедлительный ответ. — Учеба в университете МВД дает свои преимущества. Мне помогли собрать о вас больше информации, чем есть в открытом доступе в интернете.
— О, даже так! И каково мнение обо мне, Арина? — спрашиваю с легким любопытством, скрывающее внутреннее напряжение.
— Вы – человек слова, Александр. Надежный, ответственный. Но… слишком закрытый. Слишком много тайн, которые вы тщательно оберегаете. Это настораживает.
Я вздыхаю. Нельзя быть идеальным. Всегда найдется ложка дегтя.
— Все мы носим свои маски, Арина. И у каждого есть скелеты в шкафу. Главное – не дать им вырваться наружу и испортить настоящее. Сейчас важно, чтобы Есения поправилась. А прошлое… пусть остается в прошлом.
— Вы правы, — тихо отвечает Арина. — Я доверяю вам, Александр. Позаботьтесь о ней. Это все, что сейчас имеет значение.
Разговор заканчивается, оставив после себя ощущение хрупкого перемирия. Я ставлю чайник и смотрю в окно.
Рассвет окрашивает небо в нежные розовые тона. Новый день, новая надежда. Нужно сделать все возможное, чтобы этот день принес Есении облегчение.
Глава 10 Важно услышать твое мнение
Подслушивать нехорошо, но... дверь в комнату приоткрыта, а квартира настолько крохотная, что кухня, куда ушел Александр, буквально в паре метрах от спальни. Я слышу каждое его слово, а об ответах дочери могу лишь только догадываться.
Аришка... Даже не сомневаюсь, что она собрала целый ворох документов, подтверждающий личность моего нежданного спасителя. С самого детства дочь бредила расследованиями, а началось все с простого квеста на день ее рождения.
Сердце щемит от ее заботы, от этой взрослой ответственности в столь юном возрасте. Всего-то восемнадцать. Арина – моя гордость, моя опора. Но сейчас, когда я слаба и беспомощна, хочется поскорее вернуться к прежней жизни, чтобы вновь стать той сильной матерью, на которую она всегда могла положиться.
Звук льющейся воды возвещает о том, что Александр делает чай. Он так внимателен и заботлив. Не ожидала встретить такого человека в самый темный час. Интересно, что скрывается за маской его таинственности?
Запах свежезаваренного чая наполняет комнату. Аромат бергамота и чего-то еще, неуловимо пряного. Александр знает мои предпочтения. Или просто угадал? А может, Арина подсказала. Дверь приоткрывается шире, и он заглядывает внутрь с чашкой в руках. Его глаза светятся теплом и заботой.
— Доброе утро, Есения. Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он, подходя к кровати.
— Лучше, спасибо. Арина звонила? — шепчу я, пытаясь приподняться.
— Да, она очень волнуется. Вы обязательно поговорите с ней, но сначала чай. И я сварил куриный супчик. Тебе нужно набраться сил.
Я морщусь, ощущая, как футболка противно прилипает к коже, сковывая движения. Нестерпимо хочется в ванну, под струи горячего душа, смыть с себя остатки болезни и ночной липкости.
Александр бережно ставит чашку на прикроватную тумбочку, присев на край кровати. Его близость ощущается почти физически, тепло исходит не только от его рук, но и от всего его существа. Он протягивает руку и нежно убирает с моего лица прилипшую прядь волос.
— Не торопись, все успеешь, — говорит он, заметив мое нетерпение. — Сначала чай, потом суп, а потом, если захочешь, я помогу тебе принять ванну.
－ Шутишь?
От его слов по телу пробегает легкая дрожь, не слабость – трепет. Благодарность и нежность обрушиваются лавиной, грозя затопить с головой, и еще что-то неуловимое, зыбкое, как первый луч солнца после долгой ночи…
Невольный румянец вспыхивает на щеках, и дело тут вовсе не в горячем чае. Обрывки воспоминаний всплывают в памяти: вот он осторожно снимает с меня липкую от пота футболку, обтирает мокрым, пахнущим уксусом полотенцем, бережно надевает свежее белье. Господи, да я ведь совсем нагая была, но тогда сознание застилала пелена болезни, и я не отдавала себе отчета ни в чем.
— Есения, ты серьезно? — Он склоняет голову, и тихий смех трогает его губы. — Решила смутиться?
— Тогда я не контролировала себя.
— А сейчас?
Сейчас – другое дело. Сейчас каждая клеточка тела помнит его прикосновения, пусть и продиктованные заботой, а не желанием. Память услужливо подбрасывает детали: сильные руки, уверенные движения, запах его кожи, смешанный с ароматом лекарств. И от этой смеси становится жарко.
Я отвожу взгляд, стараясь скрыть замешательство за глотком чая. Кружка предательски дрожит в руках. «Да, серьезно, – мысленно отвечаю я. – Очень даже серьезно». Но вслух произношу лишь невнятное: