Ужин для Саши. Странно звучит. Но сейчас он – моя опора. Я хочу, чтобы ему понравилось. Хочу, чтобы он увидел во мне не сломленную женщину, а… просто женщину.
Все выглядит аппетитно. Очень аппетитно. И я чувствую, как медленно, по крохам, ко мне возвращается уверенность. Не в мужчинах. В себе.
Извлекаю из коробки два бокала. Новые, изысканные. Приобрела их для этого вечера. Специально для нашего… первого свидания. А почему бы и нет? Имею право на маленькое чудо.
Саша обещал принести красное вино… терпкое, как привкус моей сегодняшней реальности.
Звонок пронзает тишину квартиры. Мимолетное отражение в зеркале – беглый оценивающий взгляд. Легким движением пальцев приглаживаю скромный вырез платья, ничего кричащего, лишь сдержанная элегантность. Непослушная прядь ускользает за ухо. Глубокий вдох, задержка дыхания на мгновение, и… открываю.
Саша стоит на пороге, немного запыхавшийся, но с ослепительной улыбкой. В руках букет алых роз, коробка с тортом и бутылка вина.
Наши взгляды встречаются, и все вокруг перестает существовать. Забываю про ужин, про стейк, про свои сомнения. Забываю про бывшего мужа и его предательство. Остается только Саша и его взгляд, полный тепла и… желания?
Розы пахнут так сильно, что кружится голова. Он протягивает их мне, и наши пальцы случайно соприкасаются… и будто ток проходит сквозь меня....
— Есения, — выдыхает Саша, и вот я уже в его объятиях.
Торт и вино на полу, как и розы, но мы этого не замечаем.
Его губы находят мои... О, сколько же в нем нерастраченной страсти! Чувствую по губам, как они дрожат... Нежность моментально уступает место безудержному рвению.
Поцелуй становится глубже, требовательнее. Воздуха не хватает, но оторваться невозможно. Это как глоток воды после долгой жажды... и головокружительное чувство, что я снова жива.
Его руки скользят по спине, прижимая меня все ближе и ближе... и я готова раствориться в нем.
С трудом отрываемся друг от друга, тяжело дыша. В его глазах – отражение моего смятения, моей жажды. Он не говорит ни слова, просто смотрит, и в этом взгляде – обещание, поддержка, понимание. Берет меня за руку, ведет в глубь квартиры.
Оказываемся в спальне. Саша не зажигает свет, лишь луна призрачно подглядывает в окно. Он нежно касается моего лица, большим пальцем проводит по губам. Снова целует, но уже медленно, чувственно, словно изучая каждую клеточку моего тела.
Платье скользит на пол, вслед за ним рубашка Саши. Кажется, будто время остановилось. Остались только мы, наши тела, наши чувства.
Его прикосновения обжигают, исцеляют, дарят новую жизнь. Я чувствую, как боль отступает, как на ее место приходит нежность, страсть, желание.
Он обнимает меня крепко-крепко, так, словно боится отпустить. И я тоже боюсь… Боюсь, что это всего лишь сон, что завтра все вернется на круги своя. Но сейчас есть только этот момент… только он и я.
Глава 15 Челюсть отвиснет
(Арина)
Я стою у окна своей комнаты в общежитии, за окном – унылый пейзаж чужого города. Серое небо, мокрый асфальт, редкие прохожие, кутающиеся в шарфы. Весна не спешит в столицу. А как хочется сейчас оказаться дома, в тепле и уюте нашей кухни, где мама всегда ждет с ароматным чаем и свежей выпечкой. Но дома больше нет. Есть лишь осколки воспоминаний и горький привкус предательства отца.
Жду его звонок. Договорились поговорить, как только вернусь в общежитие. Не хочу, чтобы кто-то слышал наш разговор, видел мои возможные слезы. Постараюсь сдержаться, конечно, но...
Телефон в руке дрожит. Я смотрю на экран, где высвечивается "Папа", и чувствую, как внутри все сжимается в тугой, болезненный узел. Кажется, будто этот звонок – детонатор, готовый взорвать хрупкий мир, который я построила вокруг себя.
Глубоко вздыхаю, пытаясь унять дрожь в руках. Нужно взять себя в руки. Я – будущий следователь, а не истеричная девчонка. Нужно мыслить трезво и хладнокровно, даже если внутри бушует ураган. Нажимаю на кнопку ответа.
— Папа, привет.
Мой голос звучит на удивление спокойно. Я даже сама себе не верю.
— Ариша, доченька! Как я рад тебя слышать! Как учеба? Все хорошо?
В его голосе столько неприкрытой радости, что меня тошнит. Как он может так спокойно говорить со мной, зная, что он сделал? Неужели он думает, что мне ничего не известно?
— Учеба идет своим чередом, пап. Все нормально. А у вас с мамой как дела?
Я стараюсь говорить как можно более нейтрально, но чувствую, как голос предательски дрожит.
— У нас все хорошо, доченька. С мамой все в порядке.
Каждое его слово – нож в сердце. Он говорит о маме так нежно, как будто ничего и не было. Как он может быть таким лицемерным? Я делаю паузу, собираясь с духом. Сейчас или никогда.
— Пап, ну зачем ты? Неужели и меня ты готов окунуть в эту грязную ложь? Во-первых, мама… она же заболела! И знаешь, пап, даже в этом сквозит твоя вина. Не сбежала бы она из дома, спасаясь от твоего предательства, ничего бы этого не случилось.
Я слышу, как он тяжело вздыхает.
— Арина, я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Понимаешь, пап. Прекрасно понимаешь. Я знаю о Светлане Герасимовой.
Тишина. Такая густая и оглушительная, что кажется, будто она давит на мои барабанные перепонки. Я жду, затаив дыхание.
— Арина, откуда ты…? Мама сказала?
Он замолкает, но и не отрицает. Отчего становится невыносимо тоскливо на душе.
— Неважно, пап, кто сказал. Важно то, что это правда. У тебя есть любовница. Ты изменяешь маме.
Мой голос срывается, несмотря на все мои усилия. Боль и разочарование вырываются наружу.
— Арина, пожалуйста, давай поговорим об этом спокойно. Я все объясню.
Он пытается говорить мягко, убедительно, но меня это только раздражает.
— Объяснишь? Что ты можешь объяснить, пап? Как ты мог предать маму? Как ты мог предать нас всех?
Я не могу сдержать слезы. Они катятся по моим щекам, обжигая кожу.
— Арина, я люблю твою маму. Я всегда ее любил и буду любить. Света… это просто ошибка. Глупая, роковая ошибка.
— Ошибка? Пап, ты серьезно? Ты называешь это ошибкой? Ты думаешь, что можно просто так перечеркнуть годы нашей жизни, нашу семью, и назвать это ошибкой?
Я кричу в трубку, не в силах сдержать гнев.
— Арина, успокойся, пожалуйста. Я знаю, что я поступил неправильно. Я виноват перед вами всеми. Но я хочу все исправить. Я хочу сохранить нашу семью.
— Исправить? Как ты собираешься это сделать, пап? Ты думаешь, мама сможет тебя простить? Ты думаешь, я смогу тебя простить?
Я плачу навзрыд, захлебываясь слезами.
— Я сделаю все, что угодно, Арина. Все, что потребуется. Только дайте мне шанс.
Я молчу, не зная, что сказать. Я хочу верить ему. Я хочу, чтобы все это оказалось страшным сном. Но я знаю, что это не так.
— Пап, я не знаю, что делать. Я не знаю, как жить дальше.
Я говорю это тихо, почти шепотом.
— Арина, я понимаю. Тебе нужно время, чтобы все обдумать. Я не буду тебя торопить. Просто знай, что я всегда буду рядом. Я всегда буду твоим отцом.
Он замолкает. Слова отца звучат как пустой звук. Что значит "всегда буду рядом"? Как он может быть рядом, когда между нами пропасть, вырытая его же руками? Как я могу доверять ему после всего, что узнала? Боль сдавливает грудь, не давая дышать. Я чувствую себя маленькой девочкой, потерявшейся в огромном, чужом городе.
— Мне нужно время, пап. Много времени.
Я отключаю звонок, не дожидаясь ответа. Телефон выпадает из руки и глухо шлепается об пол. Мне все равно. Я сползаю по стене на пол, обнимая колени. Слезы льются ручьем, и я не пытаюсь их остановить. Пусть текут. Пусть вымоют всю боль, всю обиду, всю горечь.
В комнате тихо. Только всхлипы нарушают тишину. Я закрываю глаза и пытаюсь представить себе дом. Мамин смех, запах пирогов, ее куклы в кринолинах. Но вместо этого вижу лишь лицо Светланы Герасимовой. Молодое, довольное, торжествующее. И лицо отца, полное вины и раскаяния.
Я должна быть сильной. Я должна справиться. Я – будущий следователь. Я должна найти правду, даже если она причиняет боль. И я найду ее. Я разберусь во всем этом. И тогда я решу, что делать дальше. С собой, с отцом, с мамой.
Но поток моих мыслей обрывает входящий вызов. Не успев отдышаться от собственных дум, хватаю мобильный. На экране высвечивается знакомое имя: Игорь Соколов, однокурсник. Не медля, прикладываю телефон к уху:
— Слушаю.
— Ариш, держись крепче! У меня тут такое на Герасимову откопалось… Помнишь, ты просила? Челюсть отвиснет, отвечаю…
Глава 16 Я запутался
(Леша)
Она ушла. Снова. Захлопнула за собой дверь, оставив лишь пепелище воспоминаний. Стою, словно оплеванный, в этой проклятой квартире, глядя на затихшую дверь, за которой скрылась Есения. Черт побери! Что я творю? Все летит в бездну. Идиот… Ее последние слова эхом отдаются в голове, назойливой сиреной разрывая тишину. Виноват, знаю. Но сейчас, когда она исчезла, вина давит так, что впору задохнуться.
Есения… Ведь я люблю ее. Всегда любил.
Поворачиваюсь. В дверях стоит Света. В одной из моих рубашек, смотрит исподлобья, прожигая взглядом, полным обиды, ревности и… страха?
Да, я сорвался, накричал на Свету, когда попросил принести воды Есении, почувствовавшей себя плохо. Но… Как же я ненавижу себя сейчас.
Света молчит, и это молчание режет острее бритвы.
"Ну что, герой-любовник? Доигрался в многостаночника?" – так и читается в ее глазах. И ведь правда, доигрался! Цирк уехал, клоуны остались. И главный из них – я, собственной персоной.
Делаю глубокий вдох, поворачиваюсь к бару. Наливаю виски – двойную порцию, чтобы наверняка. Нужно же как-то заглушить этот адский коктейль из вины, злости и… черт, да, любви.
— Будешь? – киваю в сторону Светы, зная заранее ответ. Опрокидываю стакан залпом.
— Леш, ты… ты все еще любишь ее, да? Тебе всегда будет нужна только она, да? – Света нарушает тишину тихим вопросом, и в ее голосе слышится дрожь.