— О, Боже! — застонала мать отца, хватая сына за руки, а Алена, отходя в сторону, злорадно скривилась — внучков не хотите ли признать и пообниматься с «людоедиками»? — Илюшенька, мы так ждали тебя!
Последней подошла обниматься Галина Викторовна, в глазах тещи застыл немой вопрос, но зять объяснять ничего не стал, обнял, стараясь не смотреть в глаза.
— Это Мгана, — представил Илья Анатольевич свою спутницу. — Благодаря ей я жив — она меня выходила.
— А Юля? — не выдержала Галина Викторовна.
Все напряженно замолчали. Илья Анатольевич покачал головой и отвел глаза. Пожилая женщина охнула и схватилась за сердце. Алена бросилась к бабушке, они обнялись и заплакали…
— Пойдемте, пойдемте! — заспешил Анатолий Максимович «подгоняя» всех к выходу.
Все пошли к дверям, а Алена и Галина Викторовна все стояли, плакали и не могли двинуться с места.
Обернувшись, Илья Анатольевич вернулся к ним.
— Поедем к родителям! Поговорим…
— Нет! — мотнула головой Алена. — Они выбросили нас из своей семьи!
— Я поговорю с ними, и они передумают. Поехали! Нам сейчас лучше пожить в беседке на земле, а там видно будет.
— Нет! Когда обустроитесь, позвони, мы подъедем к их поселку, ты выйдешь и нам все-все расскажешь!
— Будь по-твоему! — Илья Анатольевич обнял дочь, поцеловал в голову и повернулся к теще. — Простите меня… Я не уберег Юляшу.
— А-а-а! — с новой силой заголосила Галина Викторовна.
Обнимая бабушку, Алена подтолкнула отца в спину.
— Иди, мы сами доберемся. Позвони.
Илья Анатольевич, все время оглядываясь, пошел к родным, а Алена обнимала бабушку, гладила ее по волосам, успокаивая, и сквозь слезы смотрела на удаляющегося отца…
«Мамочка умерла… и ничего уже не исправить»
Смиряться с потерей матери было больно…
43
— Вы обидели мою дочь! — недовольно выговаривал родителям Илья Анатольевич, расхаживая по участку загородного дома родителей. — Придется восстановить отношения!
— Не надо ставить нам условия, сын! — возмутились оба родителя.
— По закону она моя дочь! И это я виноват, что ее мать погибла! Не надо было мне брать ее с собой… Да и ехать туда не надо было!
— От добра добра не ищут! — нравоучительно заметил отец.
— Знаю, но, когда накапливается — хочется разрубить все одним ударом и освободиться! — признался Илья Анатольевич.
— От одних освободился — другую обузу на шею повесил!
Анатолий Максимович обнял жену и подтолкнул к дому.
— Иди, распорядись на счет обеда.
— Как можно столько времени ненавидеть? — возмутился Илья Анатольевич. — Юляша меня по-настоящему любила! Дочь родила и загулы мои терпела! А вы мою дочь в беде одну бросили! Не ожидал от вас такого предательства!
— Слова то выбирай! Мы одного внука сколько лет тащим, а ты нам еще и эту байстрючку на шею хочешь посадить?
— Слова то выбирай! Алька моя законная дочь! А Толик работает, сам себя обеспечивает.
— Как же — сам! Он привык на всем готовом — так с нами и живет — не выпрешь! Уже и квартиру ему купили, а он все равно тут.
— Кстати, о квартире — может, нам пожить в его квартире какое-то время, когда похолодает и пока я не решу свои проблемы.
— У тебя же есть своя квартира, — напомнил Анатолий Максимович.
— Не забывай, Аленке еще год учиться — я же не могу ее обеспечивать, а так она на квартирные деньги живет.
— Пусть работать идет! Или замуж выходит и пусть ее муж обеспечивает!
— Отец! И ты туда же! Когда же это прекратится⁈ Алка сама на развод подала, когда узнала про мою связь на стороне. И не про Юляшу, а про беременную медсестру.
— Что еще ребенок на стороне есть?
Илья Анатольевич кивнул и показал два пальца.
— Ну, ты ходок! И твоя все это терпела?
— Детей от меня родить не смогла — вот и терпела — я этим медсестрам по квартирке купил на Юляшины деньги подальше отсюда и отстали.
Мужчины помолчали, откровения давались обоим с трудом.
— Вот это новости! А как ты умудрился за два года четверых негритят заделать?
— Спал со всеми сразу… — признался Илья Анатольевич. — У них в племени все общее: и еда, и бабы — жри, что найдешь и трахайся с любой сколько хочешь.
— Ну, это как-то…
— Ты предпочитаешь, чтобы меня сожрали?
— Ты хочешь сказать, что они там едят… — опешил Анатолий Максимович.
— Да.
— И эта тоже?
— У них такие обычаи — поедать трупы врагов… и всех остальных.
— А твою жену тоже…
— Она погибла, но тело… тоже, — вздохнул Илья Анатольевич. — Смотри не сболтни кому-нибудь! Теще скажу, что тело ее погибшей дочери похоронил.
— Какой кошмар! — Анатолий Максимович был по-настоящему шокирован услышанным. — Бедная девочка… И ты собираешься жить с этой…
— Отец, угомонись! Это мои дети от разных женщин, и я не хочу, чтобы они были такими же, как их соплеменники — пусть воспитываются в цивилизации и с нормами морали.
— Дааа… Ты меня убил, сын! И что думаешь дальше делать? Чтобы они выросли нормальными их уже сейчас надо отдавать в руки нянек, а не этой…
— Знаю! А где денег столько взять? Из профессии я выпал на два года. Кто меня теперь возьмет на хорошую должность? Да и эти дети вряд ли догонят по развитию нынешних акселератов — те в год уже сами мультики включают, в полтора во всю телефонами и планшетами пользуются, а эти под куст срут и говно жрут.
— Кошмар… И чего ты надумал?
— Пока документы ждал из посольства, в тамошнюю больницу зашел к нашим врачам… Приглашали поработать.
— Опять в Африку уедешь?
— Там квалификации такой, как здесь, не надо. Можно в городе дом купить, няньку нанять для детей, Мгане в помощь. Я буду в больнице работать, детей в школу потом отдадим… Там наших полно, даже русскому языку учат.
— А может, их одних отправить? — предложил шокированный отец — как жить рядом с людоедами! — Денег дать и отправить восвояси — пусть сама дом покупает и живет там, воспитывает детей, а мы деньги ей посылать будем.
Илья Анатольевич насупился — жить с молоденькой аборигенкой ему нравилось — он даже дрался за нее, устанавливая свое право жить с ней вместе и трахать ее единолично. С ней он чувствовал себя молодым, влюбленным, полным сил и желанием заниматься сексом.
— Она одна не потянет — молодая и дикая совсем, — проворчал он.
— Ну, ты съезди с ними на годок — все обустрой и возвращайся! Сколько нам осталось… А без тебя нам совсем плохо, сын! — уговаривал отец сына. — Что они тебе дороже чем родители? Не надо было их забирать оттуда!
— Надо подумать… можно детей в приют при церкви пристроить… С деньгами решить сначала надо.
— А чего думать — продать квартиру вашу и дело решишь. Вы теперь два собственника.
— Я хочу Аленке квартиру оставить… в память о матери. Должен я ей…
— Ну, вот еще выдумал!
— Это решено! Квартира Аленкина — дарственную напишу на свою долю! — твердо заявил Илья Анатольевич, и отец спорить не стал. — Миллиона полтора у меня есть, еще бы «столько и пол-столько»…
Разговаривая, мужчины пошли по дорожке к дому, а из-за дерева и огромных кустов гортензии вышел задумчивый Анатолий, слышавший весь разговор деда и отца.
44
Два месяца незаметно пролетели, лето подходило к концу, а решение так и не был принято.
Илья Анатольевич с «семьей» продолжал жить в беседке, из которой вытащили стол и лавки, завесили шторами и настелили на пол матрасов, где вся семья отдыхала по ночам. Дети целые дни бегали и ползали голыми по участку, играли, кричали, везде гадили (памперсы они сдирали и жевали) — никто ими не занимался и напряжение между родителями и сыном с его «семьей» с каждым днем возрастало. Ко всему прочему «молодая жена» (не смотря на беременность) стала засматриваться на хозяйского внука, соблазняя его голой, торчащей, девичьей грудью и едва прикрытой голой, крепкой попкой, а потом уже в открытую тянула его в кусты, срывая с себя набедренную повязку и пытаясь стянуть с него брюки. И похоже она преуспела в своих попытках соблазнить «молодого самца», поскольку уже в открытую садилась к нему на колени и лезла в штаны, почесывая его мужское хозяйство, чем приводила в бешенство «старого самца» и донельзя шокировала старшее поколение. И однажды «старый муж» застукал свою «молодую жену» и сына в кустах, когда вернулся с родителями с рынка. Разразился семейный скандал, и Анатолий был вынужден съехать от родственников на свою квартиру. Но мир в «большой, негритянской семье» не наступил: «молодая жена» плакала и страдала по молодому любовнику (видно секс с ним ей понравился больше, чем со «старым мужем»), «муж» же тащил молоденькую изменщицу в кусты и снова, и снова доказывал ей свою мужскую состоятельность, хозяева же дома в раздражении закрывали уши от громких, эротичных вскриков и стонов, и «трескучих» доказательств любвеобильного (но приближающегося к полтиннику) сына и молились всем святым, чтобы эта «развратная и шумная семейка» побыстрее убралась с их территории.
Несколько раз Алена приезжала к элитному коттеджу, разговаривала с отцом, а потом он стал приезжать к ним сам — все чаще оставляя «молодую жену» и детей без присмотра.
— Достало меня все! Хочу один пожить хоть недельку по-человечески! — жаловался он дочери. — За компьютером посидеть, о новостях медицины почитать, а то чувствую себя неандертальцем: жру, сру и тра… Прости за подробности. И на работу не устроишься — кто за ними присмотрит! Родители недовольны — дети весь участок загадили, все цветы обглодали, кусты переломали… Одним словом — хана нормальной жизни!
— Зачем же ты их вез сюда? — не понимая действий отца, осудила дочь.
— Как-то я все это себе по-другому представлял. Привык я к ней… Думал она быстро приспособится к новым условиям, а она недовольна, плачет, да и за детьми не смотрит — это же не ее дети.
— Ну, ты и натворил дел — разве можно детей от матерей забирать!
— Наверно, вы все правы и надо как-то с этим разбираться!