Откинувшись на подушки, Михаил сжал зубы и уставился в потолок, в уголках глаз собрались слезинки от воспоминаний и жалости к тогдашнему самому себе: голодному, напуганному, одинокому, десятилетнему волчонку…
Отвернувшись, Алена прижалась к его плечу — мужчина сам переживает минуты слабости, и только после того, как Михаил справился с эмоциями и обнял ее, спросила:
— Ты ревнуешь меня ко всем или боишься, что все увидят тебя другим, чем привыкли видеть на работе? Заботливым, ласковым, любящим.
— И то и другое, — нехотя признался Михаил.
Улыбаясь, Алена понимающе покивала.
— Мне тоже хочется, чтобы ты был всегда рядом — закрыться с тобой в доме и никуда не выходить! Но ты каждый день уходишь на работу, и мне приходится с этим мириться и ревновать тебя и к работе, и ко всем остальным.
— Хреново тебе. Мне легче: закрыл тебя дома и контролирую.
— Согласна. Нам обоим надо не эмоционировать, а больше доверять друг другу, — Алена посмотрела мужу в глаза. — Миш, страх потерять родного человека пройдет… поверь мне: я тебя люблю и всегда буду рядом с тобой!
Откровенничать глаза в глаза и признаваться в своей «слабости» было сложно. Михаил обнял жену, прижал к себе.
— Лёлька, не бросай меня… я без тебя сирота… Не смогу жить один… без тебя. Я должен знать, что ты у меня есть! Что любишь и ждешь… И даже если я сутки работаю, и не звоню, и не вспоминаю о тебе — ты все равно со мной! Вы со мной! Мы же семья!
— Не брошу! Никогда! Не бойся, Мишенька, ты не останешься один — у тебя есть я, Тёмка, Анютка! Они тоже родные человечки! Нас уже четверо в семье! И не надо меня ото всех прятать и ревновать — НАС не надо прятать!
Помолчав и поверив, Михаил поцеловал Алену в губы и согласился «приоткрыть клетку и ослабить контроль».
— Ладно, попробуем. Возьму тебя к себе в компанию в юротдел.
— Я хочу заниматься семейным правом.
— Не хочешь работать у меня? А я не допущу, чтобы моя жена была на побегушках у какого-то адвокатишки.
Из-за его авторитаризма и ревности разговор о работе не получился.
— Давай, отложим и поговорим об этом попозже, когда детям исполниться три года, и они начнут ходить в детский садик.
— Куда они начнут ходить? — недоверчиво переспросил Михаил.
— Туда, где у них будет общение с другими детьми! И не спорь!
Алена поцеловала мужа в щеку, пристроилась к нему под бочок, обняла покрепче и, не обращая внимание на его недовольное ворчание, закрыла глаза.
«— И как я могла захотеть уйти от него⁈ Нет! Я никогда не разрушу нашу семью! Никому его не отдам! И никогда с ним не разведусь! Не смотря ни на что, не разведусь… Мы оба так боимся потерять друг друга, что наделали кучу ошибок и теперь будем их исправлять».
131
Поцеловав спящую жену, Михаил вышел из спальни, достал из ее сумочки телефон и пистолет, спрятал травмат в сейф, прослушал записи на телефоне жены и отправил их Морозову.
— Пригодится для твоей службы безопасности, Савва Иннокентьевич, да и сам послушай далекоидущие планы этого «женишка» — столь долгий срок их вынашивания настораживает, — сопроводил Михаил своим комментарием посланные записи. — Есть у меня на него кое-что со старого телефона Алены… только она не в курсе.
— Скинь всё на флешку, и мои сыскари покопают. Вы сейчас где?
— Пока в Москве.
— Тогда подъезжайте завтра в аэропорт — у меня для вас кое-что есть! Позавтракаем, поговорим, там и флешку передашь.
— Договорились. Только, Савва Иннокентьевич, Лёльку в эти дела не путай.
— Сама уже влезла — на записях ее голос. Не волнуйся, Миша, разберусь.
На следующий день с утра Алена и Михаил поехали в Шереметьево.
Их встретили, провели к Морозову.
— Завтрак и разговоры отменяются! Вылет через полчаса, — предупредил Савва Иннокентьевич. — Жена наследника рожает! На неделю раньше срока — вот и поспешаю домой!
— Как Лиза после операции? — поинтересовалась Алена.
— Дома не удержишь — все куда-то бежит!
— Как младшенькая?
— Растет, спасибо Господу. Когда к нам в гости?
— Да все никак — дети маленькие! — отдавая флешку, оправдался Михаил. — Вот через годок все вместе и прилетим.
— Я на Байкале никогда не была.
— Святое место! Вымолили мы у Господа детишек, дай Бог, старшенькая поправится! — Савва Иннокентьевич достал из кармана пиджака две коробочки и протянул «родственникам». — Это вам на память — чтобы не ценность металла ценили, а истинные ценности! Подумайте над написанным! И не грешите!
Алена и Михаил поблагодарили дарителя, пожелали ему здорового наследника, а его жене легких родов.
Зазвонил телефон, Савва Иннокентьевич молча выслушал и сообщил:
— Жена сына родила!
И отвел Михаила в сторонку.
— Ты был прав, Михаил Егорович, признать ошибку и раскаяться в душе — это одно, а попросить прощения и исправить ее — совсем другое! Спасибо тебе за науку! Сколько лет Господь детей не давал нам с женой, и до, и после эко с Лизой, а признался Алене, что я отец, прощенья попросил… жена в этот же месяц забеременела! Сама! Врачи сказали — чудо! Дочку здоровую Бог послал — Ангелину. А теперь и наследника Бог дает! Значит, искупил я свои грехи — двух деток подряд нам Господь подарил! Сына жена родила — здорового! Четыре сто!
— Поздравляю! — обрадовался Михаил. — Богатырь!
— Я вот что хотел… Михаилом сына назвать. Ты не против его крестным отцом стать? — немного смутившись, предложил Савва Иннокентьевич.
— Конечно! Дети это счастье!
— Еще какое! У меня теперь тройное счастье! — Савва Иннокентьевич обнял Михаила, попрощался и поспешил на самолет.
А помирившиеся супруги поехали домой к детям в Питер.
— Это что за металл такой… необычный — серебристо-черный? — сидя в машине на заднем сиденье, спросила Алена, рассматривая маленький с мизинчик брусочек.
— Я не разбираюсь в металлах, — взвешивая на руке брусочек, произнес Михаил, открывая интернет, — но думаю Савва Иннокентьевич «откопал» в Якутии что-то ценное! Вон как рад!
— Он сыну рад, а не находке металла! — не согласилась Алена.
— И сыну тоже! Нашел… родий, металл обладает отражающими свойствами, не подвержен коррозии, добывается в ходе работ с платиной.
— Нууу, платина как-то привычнее.
— Не скажи! Один грамм этого металла на рынке драгметаллов стоит двести долларов, а платина — в пять раз меньше.
— А, по-моему, Савва Иннокентьевич подарил нам что-то более ценное, чем редкий металл… «Не все то золото, что блестит», — прочитала Алена на своем брусочке. — А я забыла, что людей надо оценивать по поступкам, а не по словам и обещаниям: без красивых, «блестящих» слов не разглядела твою любовь и чуть ее не потеряла!
— Мы оба виноваты… «Достаток в семье — Божья благодать, а избыток — наказание Господне», — прочитал Михаил на брусочке. — Из-за работы перестал уделять должное внимание тебе и детям, и «избыток» мог разрушить семью!
Вернувшись домой, выходные любящие родители провели с детьми, удалив из дома «лишних людей». Впервые Михаил проявлял заботу о детях (не пять минут обнимашек, а целый день), учился быть папой и чувствовать себя с детьми и женой семьей — единым целым. Они старались все делать вместе: готовили, играли, ели, гуляли на площадке и в парке, вместе радовались аттракционам и воздушным шарикам.
Конечно, в рабочие дни Михаил уезжал на работу, но надолго не задерживался, приезжал домой с игрушками и вкусняшками, и Анюта и Тёма бежали к дверям встречать папу. Михаил подхватывал детей на руки и, глядя на улыбающуюся жену чувствовал, что близкие люди рядом и любят его…
Воспользовавшись уступчивостью мужа, оставшиеся дни мая Алена обустраивала дом на свой вкус: меняла интерьер и назначение комнат, мебель, даже окна (с коричневых на белые), в подвале появились тренажеры и боксерская и кикбоксерская груши (с трудом, но время для занятий Михаилом и Аленой выкраивалось — физическая нагрузка снимала накопившиеся за день агрессию и напряжение) — дом стал светлее, наполнился солнцем, уютом и семейным теплом.
132
Дверь без стука открылась и в кабинет вошел коротко стриженный мужчина спортивного телосложения с жесткими, равнодушными глазами.
— Майор Максимов, Следственный комитет. Давид Ванович Циклаури? — официальным голосом произнес мужчина и по спине хозяина кабинета пробежал холодок.
Кивнув, Давид показал рукой на стул у стола, приглашая следователя к разговору, но «следователь» не сел.
— Чем могу?..
— Можете. Сами вспомните или напомнить?
Следователь выложил на стол из папки фотографии девушек, погибших и пропавших в столь юном возрасте, состоящих с Давидом в близких отношениях, их совместные походы в отели и выходы с другими мужчинами.
Давид посмотрел на такие молодые, красивые лица (а он вместо их лиц помнил флешки с «компроматом» с их именами), и под волосами у него взмокло, руки вспотели, и он, спрятав их под стол, вытер о брюки.
— Не помню… столько времени прошло.
— Я помогу вам вспомнить погибших девушек: Снежана Яновская, Светлана Томина, Анжела Коломенская… А еще лучше можем посмотреть видео о гостиничном комплексе «Парус», куда вы входили с этими и другими девушками, а выходили один, а вот девушки выходили через час и не одни. Напомнить с кем они выходили?
Давид молчал.
— А что недавно делали ваши люди в педе и в меде? По словам студенток вы проводите набор в свое эскортагентство? Или не в свое, и набор не эскортниц, а прости…
Дверь открылась и в кабинет ворвался отец Давида.
— Ни слова больше! — запретил он сыну и остановился напротив следователя СК. — Разговор окончен! Официально вызывайте повесткой.
— Не надо так волноваться, Вано Гурамович — никто… пока… не арестовывает Давида Вановича. У нас просто беседа, без протокола о статье 240 УК — вовлечение в занятие проституцией и о статье 110 УК в) «доведение до самоубийства двух и более лиц» — наказание куда серьезнее, чем штраф по 240! — собирая в папку фотографии девушек, многозначительно пояснил следователь. — Завтра получите официальную повестку, Давид Ванович, и город советую не покидать.