Ева мне со слезами на глазах рассказывала, как сильно она несчастна, что у них в браке с мужем ни одного ребенка не получилось завести… Так много говорила о семейном счастье, которое есть у нас с Лизой. В самом начале, разумеется, когда плакалась на свою несчастную судьбу и коллекторов, которые не дают ей прохода из-за долгов мужа.
Наверное, у меня на роже написано, как сильно я в шоке.
От всего!
— А ты не знал, что ли? — хохотнул Виктор. — В целом, я не удивлен. Мне кажется, что даже наша мамка ничего не заподозрила. Немудрено, они с отцом тогда посменно пахали и в выходные на подработку ходили, чтобы заплатить за учебу Еве, чтобы еще и на пожить осталось… Да и сам я тот разговор лишь случайно услышал, и впервые услышал слово «аборт», — молчит, добавив слова, точно чужие. Не свои. — «Я аборт делать не стану! Уже поздно, в больнице не сделают.. И не хочу, чтобы мои узнали! Сразу весь колхоз будет охать… и от Вади нет новостей. Я в шоке, мне это нафиг не нужно… Я его ненавижу, знаешь? Этот ребенок… мне все планы испортит! Он никому не нужен, мне, тем более…»
Вот это поворот.
А как плакала… Как по полу каталась и рвала на себе волосы от отчаяния:
«Счастье материнства мне уже никогда не испытать! Но, может быть, мою жизнь еще способна спасти настоящая, пусть и такая поздняя страсть… Но зрелая, пьянящая… как настоявшееся вино… Как коньяк, который год от года становится лишь выдержаннее и благороднее… »
При этом она смотрела на меня, и я, осел, внимал ее лести.
Кто еще меня пог похвалить в таких цветистых выражениях? И на коленях ползать… И обнимать мои ноги, опустив голову на стопы…
Меня ее ползание на коленях и вот эти драматические сцены неслабо так встряхнули, потешили эго. Я себя словно королем и спасителем, вершителем судеб в один миг ощутил, и Ева здорово поддерживала во мне это чувство, подпитывала его… По капле добавляя.
Актриса.
Все-таки хорошая, да… Славно она ту роль отыграла, и дело не в откровенной сцене. Эта роль, роль женщины, которая сама же разрушила свою семью и собственную жизнь, была как будто для нее написана…
— И что она сделала? — спрашиваю я отстраненно.
— Ты у меня спрашиваешь? Я откуда знаю. Ты с ней спишь, ты и спроси! — отмахивается Виктор. — Что же у вас, любовнички, такие большие секреты друг от друга остались.
— Никто ни с кем не спит! — отвечаю раздраженно.
До того самого дело так и не дошло…
Ева слишком сильно хотела форсировать события, приперлась к нам с Лизой на квартиру в неудачный момент, а потом чрезмерно активно начала предлагать себя, лезла, когда нужно было всего лишь сделать паузу и дать мне решить проблему с женой.
В этом плане я сам выбирал и всегда сам решал, когда и чему случиться, и ее активные действия не подталкивали к соитию, но лишь раздражали. Плюсом шли требования, слишком жирные для той, с которой лишь хотелось перепихнуться…
Я ведь и не собирался уходить из семьи. Не планировал… Просто развлечься и закрыть старый вопрос. Все!
Но Ева с какого-то хера решила занять место моей жены, и все понеслось под откос…
Жена. Дети. Нерожденный ребенок, чья жизнь зависла на волоске.
Родители жены не разговаривают…
И раньше я бы сказал, что все эти косые и недовольные взгляды на одном месте вертел, но сейчас язык не поворачивается.
Осталась только Ева, которая хоть сейчас ноги раздвинет и в любую позу встанет.
Осталась моя семья, в которой все, как один, талдычат: «Влад, ты прав. Мы поддерживаем любое твое решение…»
И больше ничего.
Поддержка? Нет. В них нет ничего от опоры, только хор прилипал и подпевал, и я, оказывается, остался один.
Глазом не успел моргнуть, как всего лишился.
***
Она
Спустя время
— Когда тебя уже выпишут? — интересуется Варя. — Не слишком ли долго держат в этих стенах?
Старшая дочь обводит взглядом палату, как бы говоря…
Впрочем, не как бы, а говоря:
— Мам, может быть, все-таки стоило послушаться папу и перевестись в нормальную клинику? С достойным вниманием и качественным медицинским персоналом? Ты вообще видела, кто здесь работает? Хамки одни… Я видела, как уборщица одной и той же тряпкой мыла коридор и туалет! Еще и огрызается, когда ей сделали замечание. Кошмар… Не работнички, а черт знает, кто… Все хорошие специалисты уходят в частный сектор! — заявляет уверенно. — А здесь все пациенты для них просто подопытный материал, материал для практики…
— Мда, юная леди. Откуда вы только набрались таких глубоких знаний? Наверняка сами в меде учитесь и стаж работы имеете, и представления глубокие вкупе с истинным пониманием, как здесь все устроено… — слышится ироничный голос главврача.
Варя стушевалась, покраснела, побледнела… Завертелась юлой на кресле и не знает, куда себя девать от стыда.
Я смотрю на нее с легкой улыбкой: ее иногда полезно щелкнуть по носу, слишком сильна в ней вера в деньги и их могущество, привитые Владом.
Вот поэтому она всякий раз, когда навещает меня, поднимает тему, мол, надо бы перевестись, а я не хочу. Мне и здесь неплохо, и, самое главное, мое состояние улучшается день ото дня, и жизнь ребенку спасли, это самое главное.
Да, долго лежу, но так уж вышло, что под угрозой оказались наши жизни — моя и ребенка.
— Лиза, загляну минут через пять, как раз успеешь с посетителями проститься, — улыбается главврач.
Хороший он все-таки и как руководитель, и как человек.
Едва заметным жестом, но довольно четко расставил акценты, намекнув, что Варе пора бы уйти.
— Мама, ты все-таки подумай, ага?
— Нечего здесь думать. Я там, где и должна быть.
— Папа места себе не находит, — добавляет она. — Он хотел бы с тобой увидеться. Можно?
— Вот почему ты пришла… Аж второй раз за неделю. Ступай, Варя. У меня процедуры и обход, как сама видишь.
— Обход? Да уж! Этот врач просто на тебя пялится! — фыркает. — Вот расскажу папе, посмотрим, как ему это понравится! И что ты будешь делать?
— Буду делать все то же, что и вчера. Ждать выписки и развода, налаживать понемногу свою жизнь.
— Без нас, да?! Ты совсем нас бросила! — говорит с претензией.
Глава 27. Она
В шоке переспрашиваю:
— Что-что я сделала? Бросила? БРО-СИ-ЛА?! Так ты это называешь? Твой отец завел интрижку с другой женщиной и приказал мне заткнуть рот, чтобы не отсвечивать перед свадьбой нашей дочери! Заблокировал мои карты, считай, отобрал деньги! Он цинично таскает Еву за собой всюду и даже позволяет ей участвовать в организации твоей свадьбы. Вместе эти двое едва не довели меня до выкидыша! Мне больше недели даже вставать с кровати нельзя было, и ты называешь это «бросила»?! — повышаю голос. — Ты ничего не перепутала, Варюш? Тебе не пять лет! И твоя мама ушла, не потому что закапризничала. Потому что меня положили на сохранение! Дай бог, ты никогда не узнаешь, что такое страх потери ребенка! Я приняла решение уйти от твоего отца, потому что больше не вижу смысла оставаться с подонком, которым он стал! И все его действия, все слова, буквально каждое, что вырывается из его рта, лишь подтверждают правильность моего решения. А тебе… Милая…
— Мама, прости, я не то хотела… — лопочет Варя, испугавшись.
— Тебе повзрослеть надо! — гаркаю я. — Ты сама без пяти минут жена и мама, часть семьи! И семья — это, знаешь ли, не сбежать от жениха и капризно заявлять родителям, чтобы они вмешались, что ты хочешь отменить свадьбу, потому что тебя оса в задницу укусила, а потом через пять минут на тех же родителей орать и требовать, чтобы они не совали свой нос. Семейная жизнь, Варечка, подобные выкрутасы не прощает, так и знай. А теперь уходи! Уходи и не являйся ко мне в больницу…
— Мама! Мама! — рыдает Варя. — Ты доводишь меня до стресса, а я… В положении.
— Представь себе, я тоже! — отрезаю холодно. — И моя беременность, в отличии от твоей, уже была подвержена опасности.
— Варя, на выход! — гремит из коридора голос… Влада.
Вот же черт!
Какого черта он приперся?! Я сказала, что не хочу его видеть! Запретила к себе пускать.
Варя суетливо выбегает, забыв сумочку и телефон. Матернувшись, Влад выносит ее вещи и заходит обратно.
Я сглатываю, смотря на него, как на зверя, вырвавшегося из клетки.
— Пошел вон, — шиплю.
— Не слушай ее, — говорит глухо. — Просто не слушай. У нашей дочери… очередное обострение капризульства. Вот что это такое…
Влад остается стоять возле двери палаты и прижимается к ней затылком, закрыв глаза.
— Сначала она сказала, что я веду себя некрасиво. И не пошел бы я в задницу со своим платьем из Милана. Мол, жених ей другое купит… — усмехается.
— Надо же, подвиг.
Почему-то именно сейчас я вспомнила, как мы расписывались с Владом, во что были одеты… Аж слезы на ресницах…
У меня не было даже фаты и кольца — серебряные.
Это позднее Влад настоял на золотых, купил нам на годовщину, и на каждую пятилетку наших отношений обновлял их.
Последнюю обручалку, которую я сняла не так давно, можно было смело сдавать в ломбард и жить припеваючи несколько месяцев… Или, если жить экономно, вообще год не париться о заработке.
— Я тоже так подумал, Лиза, — признается он. — Недолго она продержалась. Очевидно, Гриша не так уж рад был свалившемуся на его голову счастью в виде ее закидонов по поводу роз не самого молочного оттенка или вмиг разонравившихся тарелок, которые она уже раз пять меняла… Он не носится с ней по всем этим вопросам, и дочка снова потихоньку начинает кидать предъявы мне. И я понимаю, что сам виноват, разбаловал ее. Ты ведь предупреждала, но мне так нравилось быть папочкой, который решает… По факту, просто разрешает и покупает. Сует ей лишние карманные деньги, в то время как ты выставила лимит, покупает игрушку, наверное, пятую за неделю… Или даже больше. Я избаловал ее настолько, что она выросла кошмарной и капризной принцесской.