Хочу побывать на его похоронах и потом нарочно забуду приходить на его могилу, пусть стоит неухоженной. Хотя это ему не светит: Владислав же любимец и кормилец семьи. Уверена, за его могилой будет самый внимательный уход.
Надо бы прикупить себе землю на кладбище… подальше от него. У нас один участок выкуплен…
Опять же, когда я только узнала, что Влад купил землю на кладбище, для нас двоих, я жутко на него обиделась и не разговаривала с ним целых три дня. Не работало ничего — ни его подарки, ни внимание, ни долгие разговоры… Ни попытки объясниться, что земля там самая дорогая, а место — лучшее.
Мне казалось глупым расточительством покупать себе землю на дорогом кладбище, которое считалось помпезным. Когда мы умрем, нам будет плевать. Только живущие и здоровые цепляются за эти мерки богатства и роскоши…
Теперь мне за сорок.
Я до сих пор считаю тот поступок Влада глупым расточительством, но хочу позаботиться о том, чтобы после смерти точно лежать подальше от этого предателя.
Не знаю, сколько нам с ним отмерено богом, но точно знаю, что он присвоил себе всю мою молодость, плел о любви на протяжении всех этих лет.
Но теперь вдруг я оказалась лишь чьей-то бледной копией, и он посмел цинично предать меня…
С самым близким человеком.
И ее слова, слова сестры: мол, я всегда была ее бледной копией! Бьют, задевают по больному…
Правда ли это?
Не уверена, что хочу знать.
— Как это случилось? Как? — вопрошает вслух Влад и бросает на меня злые, темные взгляды.
Он бесится, потому что ни на что не может повлиять. Влад не выносит ситуаций, когда от него ничего не зависит.
Он так привык воротить большими делами, быть вершителем, что не в силах вынести даже получаса в неопределенности и удушающей неизвестности.
Не хочет чувствовать себя слабым и злится так, будто я виновата во всем, особенно в бедах старшей дочери.
— И этот… не отвечает!
Муж сжимает телефон в кулаке. Кажется, даже титановый корпус не выдержит этой хватки сильных пальцев.
Под «этим» Влад подразумевает Григория Савицкого, жениха нашей дочери.
— Попробуй ты ему позвонить! — командует.
— Пробовала. Минуту назад.
— Еще пробуй.
— И что он сделает?
— Он обязан быть здесь и трястись за жизнь своей невесты. Вот что он должен делать.
Влада не переубедить. Он хочет, чтобы было только так, как он скажет, и никак иначе.
К счастью, мне не приходится звонить Грише еще раз, потому что он появляется. Вид у него взъерошенный и какой-то примятый, несмотря на праздничный костюм. От него пахнет выпивкой.
— Что с Варей? — спрашивает он.
— Ты мне скажи, — мрачно сощурил взгляд муж. — Вы же живете вместе! — бросает с претензией. — Какого хера моя дочь в больнице, а ты — бухой и мятый?! Что стряслось?
В пылу злости Влад преувеличивает. Гришу вряд ли можно назвать бухим, просто чувствуется, что он выпивал, от него пахнет алкоголем.
— Я уезжал на эти выходные. В гости к двоюродному брату, — коротко объясняет Гриша. — У его жены был день рождения, перенесли празднование на выходные.
— Почему не вместе?
Гриша отмахивается:
— Глупости. Как-то девочки пришли на праздник в одинаковых платьях. Аня, жена брата, появилась на час раньше, чем Варя. Варя уверена, что Аня сделала это специально, потому что делилась с ней планами на гардероб… В общем, глупая женская склока из-за брендовой тряпки!
Он не успевает добавить что-то еще, как появляется врач.
— Варя хотела бы видеть маму.
— И отца, — делает шаг вперед Влад.
— Нет, только маму, — подчеркивает врач.
Влад напрягается и застывает на месте.
Я смотрю в его лицо, ставшее острыми и хищным, в запавшие, темные глаза и понимаю, о чем он сейчас подумал.
Что, если Варя каким-то образом узнала о романе отца с Евой?
***
Он
— Надеюсь, все обойдется.
Жених моей дочери роняет ладони в лицо и ссутуливается на диване.
Затихает.
Раздражает тем, что сидит, не издавая ни звука. Даже дыхания не слышно. Как он может быть таким спокойным и не пытаться сделать хоть что-то.
Заявить о себе, например!
Добиться того, чтобы Варе сказали о его приезде.
Глядишь, она захотела бы поговорить не только с мамой.
Насчет разговоров Вари с матерью у меня серьезные опасения.
Как бы благоверная не брякнула в расстроенных чувствах о том, что отец — кобель, подонок и лжец, посмел захотеть другую… после стольких лет брака, предал любовь, доверие… Украл лучшие годы жизни…
Что там еще по списку?
А то, что я был идеальным мужем все эти годы?
Неужели не считается? Не идет в заслуги?
Все можно перечеркнуть одним поступком, который даже не завершился?
В крови до сих пор гудит предвкушение, которое не способны перебить даже трагические события.
Этот зуд не унять…
Я зол.
На себя, на жену. Корчит из себя оскорбленную добродетель, высокомерно смотрит на меня, как на грязь под ногтями, а на сестру, как на шлюху…
Моя высокомерная и благочестивая женушка даже мысли не допускает, что иногда хочется… Вот так. Грязно и без заморочек. Нет, в голову не приходит, что хочется больше перца и огня, пусть даже белья развратного, как на шлюхе…
Что плохого быть шлюхой для своего мужчины? Где чертово разнообразие?
Пресный секс, одни и те же позы, рюшечки, нежные сорочки, кружевные трусики, однако скромно прикрывающие всю попу…
Больше не в силах это терпеть.
Хватит.
Вокруг меня постоянно слишком много соблазнов, и я держал марку верности, пока не случилось кое-что…
И я прозрел.
Глава 7. Она
— Мама… Мам… Мамочка… Как же так?! — всхлипывает дочь, содрогаясь у меня в объятиях. — Как больно!
У меня сердце в груди стынет от звука этих слез.
Дочь выросла, но для меня она все та же кроха, которую я впервые взяла на руки и заглянула в ее лучистые глаза.
Всегда будет моей малышкой, моей любимой девочкой…
Что сделать, чтобы осушить ее слезы?
Врач не рассказал мне подробностей о состоянии Вари, предоставил ей самой слово.
У меня на языке вертятся десятки вопросов, но я не спешу давить. Просто обнимаю дочь, глажу ее по волосам и терпеливо жду, пока ее первые слезы схлынут. Пусть выплачет свою горечь, потом станет чуть-чуть легче, и она расскажет мне сама.
Надеюсь, что расскажет.
У нас были доверительные отношения.
Единственное, она не успела рассказать мне о беременности.
Не успела или не планировала пока посвящать в нюансы происходящего?
Как бы то ни было, не давлю.
Жду.
Терпение. Ласка. Тепло.
Иногда просто быть рядом важнее тысячи слов…
Не знаю, сколько времени мы так сидим, прежде чем я замечаю, как ручка двери палаты медленно-медленно опускается вниз.
Дверь приоткрывается, в палату заглядывает Владислав.
Дочь сидит к двери спиной. Она не видит отца, уже не ревет, но изредка всхлипывает у меня на плече.
Влад зыркает на меня.
Требовательно. Так, словно приказывает.
Потом он приподнимает руку и стучит по циферблату дорогих часов указательным пальцем: мол, пошевеливайся, дорогуша! Сколько времени ты уже сидишь?
Он меня разозлил.
Кровь закипает!
Я бы сказала ему пару ласковых слов сейчас и даже тапком в наглеца швырнула. Как он смеет меня торопить?!
В такой момент, когда дочь во мне нуждается.
«Закрой дверь!» — приказываю ему взглядом.
Разумеется, он этого не делает!
Влад стучит по двери костяшками пальцев.
— Варь, можно?
— Нет! — отвечает она. — Я не с тобой хочу поговорить! С мамой!
Мои самые худшие опасения в этот миг подтверждаются, и Влад становится мрачным, черным.
Неужели Ева рассказала нашей дочери о том, что у них с Владом роман?!
Неужели после этого разговора моя дочь оказалась в больнице!
Она расшибла голову, ей наложили швы.
Если в произошедшем виновата Ева, то я сама… Боже, я найду эту сухую воблу и все-таки вздрючу, как следует. Плевать на ее породистое лицо, которым она так гордится.
Снялась в одном нашумевшем фильме плюс одном спектакле выступила удачно — все!
Звездой мнит себя на всю оставшуюся жизнь.
Актриса.
Я ее…
— Варюш…
— Папа, уйди! — требует дочь, взвизгнув истерично.
— Влад, выйди, пожалуйста. Мы поговорим с тобой позднее, — жалю его холодным взглядом в ответ, не умаляя собственного презрения к нему.
Это злит мужа еще больше.
Он из числа тех мужчин, которые не выносят бабских истерик. Не прощают их, не ведутся…
Его можно взять только лаской и мягкими уговорами, но открытая конфронтация не приведет ни к чему хорошему.
Однако я больше не хочу нежничать с ним и быть мягкой, понимающей и терпеливой.
Я такой двадцать с лишним лет брака была! Чего добилась? Только презрительного плевка и уничижительного звания «принцесска»!
Все-таки Владу приходится закрыть дверь.
— Я выгляжу как уродина, наверное, да? — спрашивает дочь.
— Ты плакала. Увы, но в реальности слезы всегда некрасиво смотрятся. Не как в фильмах.
— Ты могла бы сейчас соврать, — жалуется дочь. — Чтобы не расстраивать меня!
— Хочешь об этом поговорить?
— Да! Или нет… Не об этом.
— Как твое состояние?
Ладонь дочери неосознанно крадется к животу и замирает. Я слежу за направлением ее узкой ладони, остро переживая миг: моя девочка скоро сама станет мамой…
— Хорошо, — кивает. — Мне стало плохо, не успела даже отойти к дивану и грохнулась.
— Как твой малыш?
— Что?! Как… Откуда? Это секрет! Я никому еще не говорила. Даже Грише. И не скажу… Особенно, ему не скажу! — добавляет ожесточенно. — Козззел.
Я удивлена.
Надо же.
Не отец причина? Я-то мысленно спустила на Влада и Еву всех собак и позволила им обглодать горе-любовников до косточек.