Нет, я категорически отказываюсь соглашаться с утверждением многих, дескать, после сорока мы начинаем затухать. Естественно, состояние организма зависит от многих факторов, будь то наследственность или образ жизни, но в целом мне повезло. Всевышние силы были ко мне благосклонны, и я не хочу гневить их беспочвенными жалобами.
— Окстись, — в его светлых глазах загораются добрые лучики. — Скажи ты подобное кому-нибудь из своих коллег женского пола — непременно бы навлекла на свою голову проклятия.
Не поняв, о чем идет речь, я вопросительно приподнимаю брови.
— Давай начистоту. Ты и при нынешнем уровне стресса выглядишь лучше, чем многие женщины в свои лучшие годы, разве такое прощают?
Я начинаю смеяться, хоть радости и не испытываю.
Если учесть, что муж как минимум одиннадцать лет назад начал мне изменять, то напрашивается вывод — внешность в жизни не главное.
— Вы очень добры ко мне, — беру его под руку. — Но что-то мне подсказывает, дело не только в отеческих чувствах. Что тогда?
— Ох, Женечка, — судя по тому, как Тимофей Вячеславович напрягается всем телом, я не ошиблась.
Если вам что-то кажется, то в девяноста процентов случаев можете быть уверенными — вам не кажется, это интуиция бьет тревогу.
— Выкладывайте, — по-доброму поторапливаю его с ответом.
— Мы вчера вечером общались с твоей матушкой. Она очень обеспокоена вашей размолвкой. Просила меня присмотреть за тобой…
Никогда не думала, что скажу подобное, но я не рада столь пристальному вниманию мамы.
Всё могло бы быть иначе, если бы она не упрямилась и призналась во всем, как есть.
— Не хочу показаться невоспитанной, но мы с ней сами разберемся. Правда, Вам не стоит тревожиться. Ничего критического не происходит, — во всяком случае, я хочу в это верить. — Люди часто разводятся, и недомолвки с родными случаются не реже.
Я не из тех, кто с легкостью позволяет копаться посторонним в своей голове, но годами формировавшееся во мне благоговение к Тимофею Вячеславовичу и хорошие манеры не позволяют жестко осадить мужчину.
— Жень, ты знаешь, как я к тебе отношусь. Я всегда восхищался, какую дружную семью удалось создать Саше.
«Либо создать видимость дружной семьи», — мысленно добавляю.
— Мне бы не хотелось, чтобы после его смерти ваше взаимопонимание разрушилось, — заканчивает мужчина свою мысль.
Остается только диву даваться, как славно мама умеет манипулировать людьми. Почему раньше я этого не замечала? Я всегда видела в маме трепетность и нежность, которых мне самой, возможно, недоставало. А, оказывается, всё не так однозначно.
Спустя двадцать минут, когда мы возвращаемся в клинику, я без раздумий беру телефон и набираю маму.
Разговор в очередной раз не складывается. В глубине души я корю себя за то, что она из-за меня плачет, и всё же продолжаю стоять на своем.
— Я понимаю, что у вас с отцом были определенные договоренности, но его, к нашей печали, уже нет. А вот отношения со мной ты можешь окончательно испортить, если не скажешь правду. Если ты ещё не поняла — для меня важно узнать всё из твоих уст. Насколько тесно твое прошлое связано с семьей Комаровых?
Готова поклясться, я слышу её судорожный вздох. А после — всхлип.
— Женя, ты очень жестока! — заявляет она дрожащим голосом.
— А ты нет?
Мой вопрос остается без ответа, потому что мама разъединяет вызов.
Ну что же…
Будем считать, что связь более чем тесная.
Про родственников с материнской стороны я почти ничего не знаю. Мне всегда говорили, что они не приняли брак родителей и разорвали всяческое общение.
Раньше мне было достаточно таких объяснений, а теперь — нет. Чем больше тумана нагоняет своим поведением, тем ужаснее мне мерещатся призраки из ее прошлого.
Остаток дня я провожу за своим любимым делом. Малыши, даже в простуженном состоянии, вызывают во мне исключительно положительные эмоции.
— Пойдешь ко мне на ручки, — наклоняюсь к канючащему мальчишке, когда он в третий раз дергает отца за штанину. Мужчина впервые пришел на прием без супруги и, как бы это ни звучало странно, записывал всё, что я говорила, в блокнот. И теперь пытается как можно быстрее убрать его в сумку. — Давай дадим твоему папе спокойно собраться?
Мальчик, к облегчению отца, возражений не имеет. Устраивается у меня на руках и затихает, увлеченно крутя верхнюю пуговицу на моей блузке.
— Ума не приложу, как жена справляется, — произносит мужчина, рассеянно оглядываясь по сторонам. — Я не люблю посторонних людей в доме, но после сегодняшнего — не против нанять няню.
Его слова меня веселят.
Когда Андрею было три месяца, мне пришлось оставить Макса с ним буквально на час, чтобы съездить к нотариусу. Когда я вернулась, муж едва ли на стены не лез, а сын орал так истошно, что даже, бедняжка, посинел. Тогда я, будучи молодой и неопытной, совершенно не поняла, почему Макс не потрудился сына успокоить. А сейчас знаю прекрасно — не всем мужчинам отцовство дается одинаково легко.
Сделав исключение, провожаю отца с сыном до гардероба. А вернувшись в кабинет, удивляюсь тому, что дверь оказывается незапертой. Это странно, потому что мне показалось, что перед выходом я её закрывала.
Не увидев в кабинете никаких изменений, решаю, что просто закрутилась и забыла.
Оставшийся прием проходит в штатном режиме.
— У нас всё в силе? — звонок Молотова застает меня в конце рабочего дня. — Ты не будешь против, если тебя заберет мой водитель?
Его тон не предполагает наличия возражений.
— Водитель? — уточняю я с едва уловимым смешком.
— Жень, прости… Каждый раз, когда я возвращаюсь в Москву, происходит что-то такое… — он силится подобрать слова, чтобы не выражаться грубо. — В общем, я диву даюсь, как эти придурки до сих пор не про*бали все мои деньги.
— Думаю, ты слишком строг, — отъехав на кресле к небольшому шкафу, встроенному в стену, достаю с полки бутылочку с водой. Откручиваю крышку, зажав телефон между ухом и плечом, и делаю глоток. — Но в любом случае мы можем перенести встречу.
— Нет, не можем…
Извинившись, Владислав просит подождать и отвлекается на разговор с подчиненными.
Честно, если бы со мной так поговорили, я бы испытала душевную травму на всю жизнь. Он не оскорбляет, но давит на собеседника посильнее многотонной бетонной плиты.
Неожиданно в горле начинает першить.
Не сразу сориентировавшись, я делаю ещё один глоток воды и только после понимаю, что происходит.
Боже, Женя… Ну ты и дура…
Пытаюсь сделать глубокий вдох, но легкие, как и всё тело, содрогаются от сильнейшей судороги. Картинка перед глазами начинает расплываться.
Когда мне с трудом, но всё же удается сглотнуть, в голове что-то щелкает.
— Влад, — обращаюсь к мужчине севшим голосом. Во рту скапливается слюна. Хочется верить, что он меня слышит. — Похоже, меня отравили.
— Быстро все рты закрыли, — снова повышает на кого-то голос. — Жень, повтори.
О, с затрудненным дыханием это будет крайне проблематично, но разрывать разговор с ним и звонить в скорую — бессмысленно.
— Я в своем кабинете. Бутылку с водой, которую я сейчас держу в руках, стоит забрать на экспертизу, — если она, конечно, всё ещё останется здесь к тому моменту, когда за мной приедут.
Глава 32
Глава 32
Андрей
Внутри назревает тревожное чувство. Я понятия не имею, как и чем его объяснить. Мама всего лишь полчаса не берет трубку. Казалось бы, что в этом такого, но я…
Не могу найти себе места.
Поднявшись со своего рабочего кресла, подхожу к панорамному окну и жестко обхватываю ладонью затылок. Вдавливаю пальцы до ощутимого дискомфорта. Ожидаемого отрезвления не происходит.
Ещё и погода поганая. Хмурое небо с минуты на минуту не выдержит, и разверзнется гроза. Уже видно, как вдалеке на землю стеной обрушиваются потоки воды.
Тревожно.
Может быть, мне пора показаться психологу? Тема совсем нездоровая. По мере того как отец начинает раздражать меня всё сильнее и сильнее, я начинаю всё больше беспокоиться о маме. Если мне так хреново, то что, должно быть, она испытывает?! Как ни крути, они с отцом прожили вместе большую часть жизни, и я точно знаю — она мужа любила.
Бред. К мозгоправу я совершенно точно пойду.
— Ну ты и маменькин сыночек, — произносит серьезно Кирилл — мой друг и коллега, о присутствии в кабинете которого я абсолютно забыл. Он смотрит на меня несколько секунд, а после ржать начинает. — Успокойся. Что может случиться с Евгенией Александровной? Не душни. Она ведь красотка, к тому же теперь свободная, может быть, личную жизнь налаживает, — поигрывает бровями. — Девчонкам свобода нужна.
— Каким, нахер, девчонкам? — срываюсь на него. — Ты за речью своей следи! Ты о моей матери говоришь.
Друг выглядит ошарашенным.
Плевать!
Подойдя к столу, подхватываю телефон и в очередной раз набираю её номер. Не дождавшись ответа, поочередно звоню всем её охранникам.
Охуеть! Неужели так заняты и сложно ответить?
— Я отъеду на час, — предупреждаю его.
Кирилл тут же отбрасывает рабочий ноутбук на противоположный край дивана и подскакивает на ноги.
— Даже не думай. У нас встреча через сорок минут! — веселье с его лица мгновенно исчезает. — Я сам не вывезу. Это твой проект. Гонишь, что ли?
Его взгляд начинает метаться по кабинету, будто ищет, чем меня можно связать.
— Отвлечешь их немного.
— Так не делается! Да что с тобой, блд, в последнее время происходит? Мы столько сил убили на то, чтоб этот проект получить! Новый уровень, новые объемы. Да, блин, мы под него команду собрали отличную! — выпалив всё на одном дыхании, он переводит дух. После чего добавляет уже спокойнее: — Андрей, тебе, может быть, бабло и неважно, но для меня это шанс.
По итогу у Кирилла получается воззвать к моей совести. Всё оставшееся до деловой встречи время я пытаюсь вскрыть систему безопасности клиники мамы и подключиться к их камерам.