Самое страшное в предательстве то, что оно приходит от тех, кому ты безоговорочно доверяешь. От тех, кого любишь больше всего на свете.
Страшно, когда уходит муж. Но ещё страшнее, когда твой ребёнок смотрит на тебя глазами чужого человека.
Глава 4. Две страницы и всё
На следующее утро я проснулась с твёрдым намерением действовать. Достаточно слёз и самоуничижения. Если Александр хотел войны — он её получит. Если мой сын верит только в силу и успех — я покажу ему, что его мать не сломлена.
Первым делом я позвонила по номеру, который прислала Наташа. «Елена Викторовна Соколова, адвокат по семейным делам. Двадцать лет практики.» Секретарь записала меня на приём на два часа дня.
Я надела строгий костюм, который не доставала из шкафа, наверное, несколько лет. Последний раз был на выпускном Максима. Костюм сидел чуть свободнее, чем раньше — я похудела за эти дни на нервной почве. Нанесла макияж, собрала волосы в пучок. В зеркале отражалась собранная, серьёзная женщина, а не та развалина, какой я себя чувствовала.
Офис адвоката находился в центре города, в старинном здании с лепниной на фасаде. Я поднялась на третий этаж, постучала в дверь с табличкой «Адвокатское бюро Соколовой Е.В.»
Елена Викторовна оказалась моей ровесницей — стройная женщина с короткой стрижкой и проницательными глазами. Она пожала мне руку, пригласила сесть и сразу перешла к делу.
— Итак, Вера Алексеевна, я так понимаю, ваш муж решил развестись и есть брачный договор?
Я кивнула и протянула ей папку с документами. Пока она читала, я рассматривала её кабинет — строгий, функциональный, с дипломами на стенах и огромной библиотекой юридической литературы. Интересно, у неё есть семья? Дети? Или она из тех женщин, которые выбрали карьеру вместо дома?
— Так, — Елена Викторовна подняла глаза от документов. — Договор составлен грамотно, но есть несколько моментов, за которые мы можем зацепиться.
— Зацепиться? — я недоумённо посмотрела на неё. — Но там всё указано: бизнес и имущество, приобретённое на доходы от него, принадлежат мужу.
— Не всё так просто, — она улыбнулась. — Во-первых, договор составлен очень давно, когда многие нормы семейного права ещё только формировались. Во-вторых, — она постучала ручкой по одному из пунктов, — здесь говорится о бизнесе, но не уточняется, о каком именно. За двадцать пять лет компания вашего мужа наверняка трансформировалась, проходила реорганизации, слияния?
Я кивнула. Конечно, от того маленького ИП, с которого Саша начинал, давно не осталось и следа. Сейчас это был холдинг с несколькими направлениями.
— И, наконец, главное, — продолжила адвокат. — В России ни один судья не поставит договор выше закона. Если бы вас действительно оставили с пустыми руками после 25 лет брака — мы бы этот договор разнесли в пух и прах. Статья 44 Семейного кодекса гласит, что брачный договор может быть признан недействительным, если он ставит одного из супругов в крайне неблагоприятное положение.
Я почувствовала, как внутри просыпается что-то похожее на надежду.
— Вы думаете, мы сможем оспорить договор?
— Не полностью, но частично — вполне, — она сделала пометку в блокноте. — Кроме того, есть вопрос о совместно нажитом имуществе, которое напрямую не связано с бизнесом. Квартира, например. Когда она приобретена?
— Пятнадцать лет назад, — я задумалась. — Но деньги были от продажи акций компании.
— Это предстоит доказать вашему мужу, — Елена Викторовна сделала ещё одну пометку. — А машина?
— Подарок на сорокалетие, — я горько усмехнулась. — От любящего мужа.
— Прекрасно. Подарки не подпадают под брачный договор, если только в нём не оговорено иное, — она перелистнула ещё несколько страниц. — Что-нибудь ещё? Дача, земельный участок, ценные бумаги?
Я покачала головой. Потом вдруг вспомнила:
— Есть старое здание в пригороде. Бывшее кафе моего отца. Мы собирались его продать или сдать в аренду, но руки не доходили.
Елена Викторовна оживилась:
— Расскажите подробнее.
Я рассказала историю, которую почти забыла за прошедшие годы. Как отец открыл маленькое кафе на окраине, как вложил в него всю душу. Как после его смерти оказалось, что у кафе были долги, и его могли забрать кредиторы. Тогда Александр выкупил долги и оформил здание на себя — так было проще с юридической точки зрения. Кафе давно не работало, стояло заброшенным, но я всегда испытывала сентиментальную привязанность к этому месту. Отцовское наследие.
— Так-так, — адвокат что-то быстро писала в блокноте. — Это очень интересно. Если кафе принадлежало вашей семье, а муж просто помог сохранить его, мы можем доказать, что он действовал в ваших интересах, как доверенное лицо. В конце концов, он был вашим мужем, вы доверяли ему представлять ваши интересы.
— Но там его подпись во всех документах...
— Юридические формальности, — она отмахнулась. — Важна суть. Это было семейное дело, и вы имеете на него полное право.
Я смотрела на неё с недоверием. Неужели есть шанс? Неужели я не останусь на улице с одним чемоданом вещей?
— Сколько у вас сейчас денег? — неожиданно спросила Елена Викторовна. — В смысле, свободных средств, которыми вы распоряжаетесь?
Я замялась.
— Немного. Пару сотен тысяч на карте. Ещё есть совместная кредитка, но я не уверена, что Александр не заблокирует её.
— Наверняка заблокирует, — кивнула она. — Они всегда так делают. Держите наличные при себе и приготовьтесь к долгому процессу. Я буду представлять ваши интересы. Мой гонорар...
Она назвала сумму, от которой у меня сжалось сердце. Но выбора не было.
— Хорошо, — я кивнула. — Я согласна. Как будем действовать?
В следующие полчаса мы обсудили стратегию. Елена Викторовна советовала не торопиться с разделом имущества, затягивать процесс, собирать доказательства моего вклада в семейный бюджет и бизнес, а главное — не подписывать никаких новых соглашений без её ведома.
— И ещё, — сказала она, когда я уже собиралась уходить. — Сходите в это кафе. Посмотрите на него, сфотографируйте всё, соберите документы, если они сохранились. Любые свидетельства, подтверждающие вашу связь с этим местом.
Я кивнула. Идея увидеть отцовское кафе после стольких лет странным образом грела душу. Словно ниточка к прошлому, к чему-то настоящему, что было до Александра и останется после него.
Выйдя из офиса адвоката, я поехала домой. Целый час провела, разбирая коробки в поисках ключа. Отыскав искомое, поспешила на автобусную остановку. Я помнила дорогу смутно, больше по подростковым воспоминаниям, но GPS-навигатор услужливо прокладывал маршрут.
Район изменился до неузнаваемости. Вместо пустырей новостройки, вместо скромных магазинчиков торговые центры. Я боялась, что не найду кафе, что оно затерялось среди этой новой застройки, что его снесли, наконец.
Но вот автобус остановился на знакомой остановке, и я увидела его - стоящее чуть в стороне от дороги одноэтажное здание с выцветшей вывеской «Кафе». Даже название не сохранилось. Просто «Кафе».
Подошла ближе. Окна были заколочены, дверь надёжно заперта. На двери поблёкшая наклейка: “Объект находится под охраной фирмы “Сокол”. Вокруг разросся сорняк, стены облупились, но это было оно - место, где я провела часть своих подростковых лет, тут отец учил меня варить кофе и печь его фирменные булочки с корицей. Когда я заканчивала институт, папа всё же сумел выкупить это здание, правда, я тогда даже и не подозревала, что ему пришлось ради своей мечты залезть во внушительные долги.
Достала из сумки два ключа: один от замка, другой от сигнализации. Нужно отдать должное бывшему мужу - он как мог позаботился о защите кафе.
Подойдя к двери, вставила ключ в замочную скважину. И, о чудо, он повернулся! Видимо, Александр, кроме сдачи объекта под охрану, так и не удосужился сменить сердцевину за все эти годы. Да и зачем? Никому не нужное здание на окраине города.
Внутри пахло пылью и запустением. Солнечный свет пробивался сквозь щели в заколоченных окнах, рисуя полосы на пыльном полу. Я стояла посреди главного зала и словно видела призраков прошлого: отца за стойкой, посетителей за столиками, себя с учебником в углу.
Мебель осталась: старые деревянные столы, стулья, даже барная стойка. Всё покрыто толстым слоем пыли и паутины, но вроде как оно всё неплохо сохранилось, удивительно. Даже сказачно. Я подошла к стойке, провела рукой по деревянной поверхности. Сколько раз я сидела здесь, наблюдая, как отец работает? Сколько историй он рассказывал мне в этих стенах?
В подсобке тоже всё осталось нетронутым: кухонное оборудование, посуда, даже коробки с документами. Я открыла одну из них и с удивлением обнаружила старые фотографии, меню, написанное отцовской рукой, счета, накладные. Всё, что адвокат просила найти ждало меня здесь.
Я смахнула пыль со стула, села и медленно ещё раз огляделась. Это был осколок прошлого, застывший во времени. Заброшенный, никому не нужный. Кроме, может быть, меня.
Забавно устроена жизнь. Когда отец был жив, я мечтала о другом: о карьере, о большом городе, о жизни вдали от пригорода, от этого маленького кафе. А теперь, в сорок пять, после краха всех иллюзий, я возвращаюсь сюда - и чувствую, что наконец-то вернулась… домой?
Оказывается, вся моя жизнь умещается в две страницы юридического документа. И одну строчку о кафе на обочине, которое вдруг стало единственной надеждой на будущее.
Я достала телефон, начала фотографировать всё подряд: интерьер, вывеску, документы. Каждый снимок мог стать доказательством в предстоящей битве. Но было в этом и что-то большее - я фиксировала свою связь с прошлым, с истоками, с тем временем, когда я была самой собой, а не чьей-то женой.
Я покинула здание, лишь когда стемнело. Заперла дверь и пошла к автобусной остановке. В сумке лежала папка с найденными документами - сокровище, способное изменить исход дела. А в сердце теплилось странное, неожиданное тепло.