гляда, обещая долгий разговор, как только мы останемся одни.
Как только палату покидает медсестра и Костя только набирает воздуха в лёгкие, чтобы снова заговорить, в палату влетает моя мама. Она бросается на шею Косте, никак не замечая, что делает ему больно и моё присутствие.
— Костенька, миленький, как же так. Столько людей гоняет на дороге, нужно быть внимательнее, — она вытирает свежим платочком кровь на губе и пытается окружить заботой Костю, совершенно не обращая внимания на меня.
56. …в никуда
— Привет, мам, — кашлем привлечь внимание не вышло, может быть, меня так заметят? — Костя, а что вообще случилось?
— А ты так и не поинтересовалась? — заводится вместо приветствия мама. — Он в аварию попал, пока к тебе сюда спешил.
— Раньше спешить надо было, может и нос остался бы цел, — бурчу тихонечко себе под нос, и эти помехи мамины уши регистрируют без ошибок.
Она стреляет в меня презрительным взглядом и, возвращая своё драгоценное внимание, уже с улыбкой обращается к Косте.
— Миленький, а тебе не тяжело будет кофе мне раздобыть? Давление что-то скачет. И нужно найти врача этой звезды, разузнать, что, как, когда отпустят. Дома под присмотром оно легче будет.
После этих слов мне резко захотелось остаться в клинике и чтобы запретили все посещения. Сидела же в своей хоббичьей норе, зарывшись в работу, лучше бы и дальше не вылезала.
Костя, как послушный мальчик, кивает и молча уходит, оставляя меня на съедение самому беспощадному человеку.
— Мирка, ты что вытворяешь? — как только закрывается дверь, налетает на меня мама. — Он же за тобой, как на привязи бегает. Наказала уже. Достаточно. Чувство вины у него не бесконечное. Однажды надоест бегать за тобой. Хочешь сидеть одна очень гордая, но без денег и помощи? О себе не думаешь, хоть дитё пожалей. Ты за что его безотцовщиной делаешь?
Снова и снова она перекладывает на меня свой опыт, не обращая внимания, как давит и что совсем не права.
— Мама, прекрати, пожалуйста. Я никого не лишаю отца. Костя сможет спокойно общаться с малышом, — держусь из последних сил, чтобы не начать хамить. — По-твоему, станет лучше, если мы будем душить друг друга в браке и ежедневно устраивать скандалы? Это пойдёт на пользу?
— А жить ты на что будешь, дурёха? Что ребёнку отвечать, когда попросит игрушку в магазине или спросит, почему со всеми папы живут, а у него нет?!
— Как бы тебе там ни казалось, я неплохо зарабатываю. И вполне смогу обеспечить себя и малыша.
— Да что ты там можешь?! И когда ты будешь успевать свои висюльки делать, скажи мне? Кто тебе декретные оплатит? Вот работала бы на нормальной работе по специальности и проблем бы не знала!
— С восьми до восьми? Это бы решило все проблемы? — в висках снова начинает неприятно пульсировать, и я боюсь, что это может закончиться плохо. — Мам, я устала очень. Давай ты завтра зайдёшь?
Она молча закатывает глаза, и от выслушивания продолжения лекции меня спасает пришедший врач со стайкой медсестёр. Всех, у кого нет медицинского образования, выгоняют в коридор, а ко мне поближе подкатывают аппарат УЗИ.
Врач оказывается такой приятной и милой, что даже самые интимные вопросы и процедуры с ней проходят очень легко и не унизительно, как это часто бывает в обычных поликлиниках. Или это только с беременными так носятся?
На живот щедро наливают прохладный гель и щекотно размазывают датчиком. На мониторе среди серой мути начинают проявляться очертания настоящего малыша. Моё сердце пропускает пару ударов, а из уголков глаз текут слёзы, когда я начинаю различать крохотные ручки и ножки. Это уже целый человек. Причмокивает губками, размахивает ручками и пока неощутимо, но уже толкается ножками. Ещё замечаю непропорционально большую голову. Хочется спросить, точно ли это нормально, но ужасно стыдно. Кажется, что каждая беременная к этому сроку уже должна наизусть знать все этапы развития, роста и воспитания минимум до совершеннолетия. Состоять в десятке сообществ и обсуждать каждый свой чих с такими же девушками. А я, откладывая принятие решения, до дрожи боялась искать информацию в сети, теперь вот лежу и боюсь дышать, чтобы не пропустить ничего из переговоров медсестры и врача. Но всё абсолютно бесполезно, они говорят на каком угодно языке, только не на русском. Хотя последнюю фразу я неожиданно понимаю.
— А теперь послушаем сердцебиение, — с улыбкой сообщает и, что-то переключая в аппарате, возвращается к исследованию.
Сначала было непонятно, как она собралась ловить сердцебиение внизу живота, и я даже дёрнулась задирать рубашку до груди, но, как только датчик вновь коснулся кожи, из динамиков послышался частый-частый стук. Моё сердце нередко ставило рекорды, но до таких высот ему точно было далеко.
— Сто семьдесят пять, — протягивает мне салфетки и вытирает датчик врач. — Плод развивается хорошо, все параметры соответствуют сроку. У вас растёт прекрасная малышка, — она гордо улыбается, будто сама приложила руку к её прекрасности, но далеко не это меня шокирует.
Тело выдаёт реакцию на новость раньше, чем её успевает обработать мозг. Укол молнии попадает прямо в солнечное сплетение и разливается вместе с кровью чистым адреналином по венам. Вслед за ним мурашки пробегаются по коже, поднимая все волоски дыбом. Делать вдохи и выдохи мешают острые иглы в сердце.
— Малышка? — повторяю онемевшими губами.
— Ой. Вы не хотели знать? Простите, я, надеюсь, не испортила вам сюрприз.
— Нет, нет, всё в порядке. Просто очень неожиданно. Так что вы сделали сюрприз.
— Не планировали вечеринку? — замечая, что я непонимающе хлопаю глазами, рассказывает подробнее: — Собраться с друзьями, всем вместе узнать пол будущего малыша.
Становится ужасно стыдно и даже немного обидно за себя. Ничего из этих милых приятностей у меня не будет. К счастью, врач очень тактичная и тему эту больше не поднимает. Она молча протягивает мне ленту чёрно-белых снимков и прощается. Я пропадаю, пытаясь рассмотреть все детали. Они то размываются в сплошное пятно, то чётко вырисовываются в силуэт с маленьким носиком и пухлыми губками. На одном из снимков очень чётко запечатлена маленькая пяточка.
Ну привет, моя девочка. Давай знакомиться поближе.
Долго одной побыть не получается. Костя вваливается в палату шумно и немного неловко, удерживая одной рукой поднос, второй — огромный букет ромашек.
— Мирочек, мама твоя уехала, а это ужин, — ставит поднос на прикроватный столик и протягивает мне бело-жёлтое нежнейшее облачко: — А это тебе.
— Костя, не стоило. Это не поможет нам, — мне на самом деле очень горько это говорить, но, кажется, другого выхода больше нет.
— Может, попробуем? Ради него?
— Неё, — протягиваю ему первые фото нашей малышки.
— Это девочка? — его голос срывается, в глазах плещутся неподдельное счастье, восторг и нежная очарованность. Сложно описать, как выглядит любовь, но, кажется, именно так. Костя моментально светлеет, откладывает букет на край кровати и точно так же, как я несколько минут назад, разглядывает маленькое чудо.
— А можно мне?.. — он аккуратно протягивает ладонь к моему животу, спрашивая, но не настаивая.
Я хватаю его руку, повторяя действия Ксюши, и укладываю ладонь на совсем маленький бугорочек внизу живота. Глаза Кости начинают блестеть от слёз. Я уж и не верила, что когда-то увижу Жданова плачущим.
Его прикосновения ощущаются совсем по-другому. Это неплохо, нет, но уже совсем не так, как было до. Кажется, я бы почувствовала то же самое, будь на его месте, например, Слава.
Костя отрывает свою руку от моего живота и переплетает наши пальцы.
— Мирочек, я не знаю, как смогу всё исправить. Но я буду стараться изо всех сил, — он, всё ещё не вытирая слёз, достаёт из внутреннего кармана коробочку, в которой прячется моё кольцо. — Давай начнём сначала? Я больше не подведу тебя.
Протягивает мне на ладони, а я не могу пошевелиться ни чтобы взять, ни чтобы оттолкнуть. Костя, устав ждать от меня действий, оставляет коробочку на кровати.
— Не отвечай сейчас. Пожалуйста. Просто подумай. Завтра после обеда тебя выпишут, я заеду за тобой и всё обсудим. Поужинай обязательно, я там для тебя оливье раздобыл, — он целует меня в макушку и уходит, тихонечко прикрыв за собой дверь.
И что мне с этим всем делать?
57. Фейерверки
В палате пусто, душно, тревожно. Единственное развлечение — вид из окна. Напротив перинатального центра городской сад. Тот самый, в котором Костя сделал мне предложение. Мне даже видно краешек кольца обозрения и ресторан, в котором мы отмечали. Сейчас там гремит дискотека, а за углом кто-то курит и громко смеётся.
Можно часами наблюдать, как течёт жизнь по аллеям. Как приходит весна, одевая липы в яркую зелень, а абрикосы — в белые платья. Как неторопливо плывёт луна, заливая макушки деревьев, крыши домов и даже ромашки на подоконнике своим серебром.
Я не могу дышать в этой палате. Спотыкаясь взглядом о цветы и коробочку с кольцом. А мыслями — о будущем с Костей. Смогу ли я, каждый раз глядя ему в глаза, ложась с ним в постель, чувствуя его прикосновения, не думать о том, как красиво смотрелись его руки, лаская тело другой.
Где-то вдалеке настойчиво маячат воспоминания о Марке. Их я отгоняю тщательнее всего. Он мне нравится. Очевидно, что я ему тоже. Но вмешивать его в наши отношения с Костей, особенно в такой момент, — самая плохая идея из всех возможных. Я боюсь привыкнуть к нему. Расслабиться, влюбиться. Мне уже сложно его отрывать от себя. Что будет, когда ему надоест играть в благородного джентльмена?
Среди этого сумасшествия нет места для меня. Для нас. Теперь нас двое, и это главное, на чём сейчас стоит остановиться. Мы с малышкой справимся вдвоём.