— Есь, успокойся, все хорошо, давай, давай, надо куртку снять.
Рус расстегнул пуговку за пуговкой на моей короткой кожаной дублёнке и потянул её с плеч, помог вытащить одну руку, потом вторую приподнял меня, чтобы я сама не напрягалась.
— Так все хорошо.
В этот момент зашла другая медсестра и положила на тумбочку возле двери сменный комплект одежды: легкая, тонкая сорочка, короткие носочки и даже шапочка.
Я понимала, что меня уже в принципе готовят к родам, но не понимала, почему наш врач задерживался. Да, я записана была во вторую смену, позже, но ему же уже сообщили о том, что мы приехали. Почему он задерживался?
Рус потянул вниз резинку штанов, я дёрнула ногой.
— Нет, я сама, я сама… — прошептала я, но Рустам только покачал головой.
— Есь, успокойся, все хорошо, все хорошо. Его пальцы коснулись завязок на штанах. А потом Рустам медленно стянул с меня низ. Я дёрнулась посмотреть не начали отходить ли воды, потому что у меня было такое безумное жжение внизу между ног, что казалось, как будто бы я могла их не заметить. Так ведь бывает же, да? Хотя, мне кажется, это глупо не заметить отошедшие воды. Это надо быть полной идиоткой.
Рус стряхнул штаны, свернул их, повесил на спинку койки и сделал шаг в сторону за сменным комплектом одежды развернул сорочку.
— Так давай сейчас снимем Худик, снимем футболку и переоденемся.
Я только сглотнула, а футболка вся была насквозь мокрая от пота. И это было ужасно. Мне самой было неприятно, но Рустам наклонился и потянул наверх кофту, а потом футболку.
— Господи, ты вся мокрая.
Я спрятала глаза, потому что стыд затопил меня тут же, но Рустам продолжил:
— Это ненормально. Какого хрена он задерживается, в чем сложности прийти вовремя, когда у тебя приехала роженица? — прохрипел он и наклонился надо мной, завёл руки мне за спину и щёлкнул застёжкой лифчика. Я обняла грудь руками, когда Рустам снял с меня белье. — Так давай сейчас за ручку, надо одеть, за ручку, Еся.
Я качала головой, полусидя-полулёжа, пыталась сообразить, как мне правильно вытянуть руки, позволить на себя накинуть вещи.
—Есь, все хорошо, не переживай, не переживай, это нормально. Ты сейчас в родах.
Я чуть ли не до крови уже закусывала губу.
— Не ходи в родовую, — прошептала я, боясь, что сейчас на адреналине Рустам рванёт вместе со мной. Тогда ведь прямо за родовой у меня заберут ребёнка. Я хотела хотя бы взглянуть ему в глаза, прижать к себе маленького крохотного малыша, услышать его крик, я очень боялась, что у меня отберут ребёнка.
— Что за глупости, — выдавил Рустам и все же натянул на меня сорочку, застегнул несколько пуговиц на груди… — Что за глупости Еся?
Он отстранился, стянул с кресла вязанный плед и накинул на меня. Я постаралась угнездиться, лечь на бок, но живот тянуло сразу вниз, и из-за этого болело и сильно било по пояснице, а лежать на спине я не могла, потому что давление на крестец было сравнимо разве что с лютой пыткой.
Рустам опередил меня. Додумался первым, дёрнулся в сторону и вытащил из ящика комода длинную продолговатую подушку, обошёл койку и, слегка отклонив меня, положил подушку под живот, и я выдохнула, испытывая блаженство, что хотя бы в этом положении не сильно все дёргало.
Сглотнула.
— Я пить хочу, очень пить хочу, что-нибудь холодное.
— Да, сейчас, — Рустам дёрнулся в сторону, открыл дверь. В этот момент я услышала, как по коридору раздались крики:
— Господи, господи, где, где, где у меня девочка рожает? — прокричала свекровь, а следом быстрый топот. Рустам выглянул в коридор, и в этот момент я услышала крик Тима:
— Пап, мы тут мы приехали.
Рустам выглянул, вышел из палаты, и в этот момент мимо него пронёсся вихрем Тимур, он обежал койку, остановился возле меня, наклонился.
— Есь ты как? Ты как?
— Больно, — хрипло выдохнула я.
Тимур, осторожно, словно бы боясь, дотронулся до моего живота и погладил.
— Тише, тише, тише, — начал приговаривать он. — Пап. Почему нет врача? Пап?
В этот момент свекровь налетела на Рустама и схватила его за отвороты пиджака.
— Рустам, сделай что-нибудь. Мы выезжали. Все было хорошо, Рустам, сделай что-нибудь, что ты стоишь?
— Да, господи, сейчас все сделаю, — рявкнул муж. Я поняла, что у него дрогнул голос. Рус быстрыми шагами стал удаляться от палаты, а я прикрыла глаза.
Господи, если бы не эти сватки, это был бы самый идеальный вариант для того, чтобы просто уйти от него, сбежать в никуда, но я не могла. Вокруг меня начали окружить Тимур со свекровью. Свекровь пыталась поправить мне подушку, подложить ещё одну под живот.
—Еся, девочка моя, все будет хорошо, — шептала она, наклоняясь. Но в этот момент в палату зашёл наш врач.
— Добрый день. Вы рано, у нас ещё по сроку…
— Я знаю, — прохрипела я до боли, сжимая пальцами плед. В этот момент взгляд врача сменился, стал холодным, жёстким, и он низким голосом попросил:
— Так, освободить палату.
Тимур дёрнулся в сторону, взмахнул руками.
— Но я то могу не уходить?
— Я сказал освободите палату, — произошло какое-то мельтешение, слишком быстрое, и мы остались с врачом наедине. — Так успокоимся, успокоимся, все, я только посмотрю. Я только посмотрю.
Врач помог мне перевернуться на спину, убрал покрывало, я с трудом согнула ноги в коленях.
— Черт, — выдохнул Михаил Андреевич и, качнувшись в сторону, открыл дверь палаты и крикнул пробегающей медсестре: — Операционную подготовить быстро.
Глава 32
Рустам. В тот день.
У меня была молодая жена.
Нежная, мягкая, красивая.
Есения была не просто женщиной, которую я выбрал спутницей жизни. Есения была супругой и матерью моему сыну. За последнее я был особенно благодарен, потому что я прекрасно понимал, вступая в отношения с женщиной, что ребёнок всегда будет неотъемлемой частью моей жизни, потому что это мой сын. Есения стала той женщиной, которая без оглядки приняла моё предложение и автоматически приняла предложение стать матерью для Тимура.
У меня была молодая жена, а ещё у меня был дебил друг.
— Ты на выходные с женой приедешь или… — прозвучал голос Алика в трубке, и я скрипнул зубами.
Вот бывает же такое, что каким не был хорошим человек, а морду так и хочется кулаком поправить?
Вот у меня так было с Аликом. Но он был тем самым человеком, который умело заводил связи, решал вопросы и вообще про таких говорят душа компании. Мне нужны были его связи, а еще мне очень часто нужно было его наличие рядом, чтобы не только воспользоваться связями, но и подтолкнуть человека к сотрудничеству.
— Куда жене ехать с ее пузом? Дома пусть пироги печет!
Меня любые разговоры о Есени раздражали. Ненавидел когда грязными лапами лезли в мою жизнь, в мою семью и к моей жене.
Накануне родов я реально не видел причин жене выбираться куда-либо. Будь моя воля так я бы посадил ее под замок, а сам лег страшным клыкастым драконом на входе. Пока что роль дракона была закреплена за Тимуром, но сын безбожно лажал.
— Рус, ну ты красава! При молодой жене ехать ко мне… — заржал Алик, выбешивая меня еще сильнее.
— Заткнись! — рыкнул я и дернулся на своем рабочем кресле. Такие разговоры не должны были звучать и будь в Алике чуть больше мозгов, он бы это понимал без слов, но друг считал, что у него какой-то неограниченный абонемент на пустой треп.
Вымораживал…
— А ты не боишься, что жена узнает? — прозвучало тише. И я нахмурил брови. Прикусил нижнюю губу, стараясь если не сорваться на мат, то хотя бы членораздельно указать Алику на его место.
Я не боялся, что Есения что-то узнает. В конце концов мы живем в нормальной стране, без всяких таких загонов, что нельзя глаз бросить на женщину. В конце концов жена была беременна и я дышать на нее боялся иной раз, чтобы не повторилось страшное событие, которое лично у меня в памяти отложилось кровавым пятном.
Выкидыш это ужасно особенно для женщины. Но когда понимаешь, что конкретная женщина переживала в тот момент, то просто кровь в жилах леденеет.
— Мне бояться нечего. Мы семья и никто этого не изменит, — зло выдохнул я, стараясь иносказательно намекнуть другу, чтобы на совал свой длинный нос в мои дела и вообще Алик был слишком осведомлен для человека, который чаще обычного забывал про назначенные встречи, путал даты и вообще был просто ужасно рассеянным.
Это бесило.
Я не считал, что мне стоило гордиться своими поступками, но и никак не думал о том, что это что-то постыдное, однако Алик каждый раз так скабрезно интересовался моими делами, что его прибить хотелось.
Я бросил трубку и покачал головой. Потом зажал пальцами глаза и тяжело выдохнул вся эта ситуация с его новосельем, она выбивала меня из равновесия, потому что я понимал, что мне придётся поехать туда по той простой причине, что мне необходимы новые связи. Для того, чтобы бизнес не загнулся.
Ну как загнулся…
Я считал, что если бизнес стоит на месте, значит, он работает в убыток. Бизнес должен постоянно расти. Из-за этого я всегда искал новые контакты.
Тимур открыл дверь резко, без стука и застыл.
В душе что-то шевельнулось нехорошее. И я подумал о том, что, возможно, у этого разговора были свидетели.
— Я же предупреждал, Тим, — выдохнул я, качая головой. Дебильное это было решение на первом этаже устраивать кабинет по той простой причине, что сын рос, у него постоянно были какие-то загоны, и все чаще я осознавал, что комната с выходом на террасу и в сад, она слишком заманчива для домочадцев.
— Ну, я просто мама… — замялся Тим, и теперь я отчётливо ощутил привкус чего-то уже случившегося, но ещё не показавшего последствия.
Тим шмыгнул за дверь, а я, вскинув бровь медленно встал с кресла, развернулся к окну и положил руку на ручку двери.
В этот момент с кухни донёсся грохот, и я, выматерившись, подумал, что, вероятнее всего, Тимур опять начал свои кулинарные изощрения. Надо было тонко сказать Есении о том, что мы как-то переживём без очередной порции китайского риса, который Тимур пересолил, пересахарил и вообще жрать это было невозможно, но Есения была очень милой, очень нежной, и она хвалила даже ситуации, когда было явно провальное мероприятие.