Измена. Вычеркнуть любовьАся Исай
Глава 1
Увидеть своего мужа в лучшие моменты его жизни — бесценно. Особенно когда эти “лучшие моменты” происходят не с тобой…
Запах больничного белья смешивается с ароматом антисептика и сладкого чая. Лежу на узкой койке, уставившись в потолок с облупившейся краской, и пытаюсь осмыслить то, что мне только что сказал врач.
Беременна. В сорок пять лет. После стольких лет попыток, слез, процедур. После того как мы с Виктором давно похоронили эту мечту и перестали быть близки? Это какая-то ошибка, издевательство судьбы!
Но анализы не врут. Тот один-единственный раз после его дня рождения, когда мы оба выпили и вспомнили, что когда-то любили друг друга. Вот и весь результат — две полоски, которые сейчас кажутся приговором.
Не представляя, с чего начать рассказ, в тысячный раз набираю его номер. Опять не отвечает.
Он даже не знает, где я. Утром ушел раньше обычного, буркнув что-то про важную встречу. А я… я истекала кровью на полу университетской аудитории, пока студенты в панике вызывали скорую.
— Девки, смотрите какой мужик красивый! А столько роз я только в кино видела! — оживленно визжит соседка по палате, прилипнув носом к окну.
— Вот тебе бесплатное кино в окне. Любуйся, — хмыкает вторая, ковыляя уткой к подоконнику. — А что это за гигантская коробка там, на лужайке?
— Обычно в таких машины дарят, — со знанием дела отвечает первая, и в ее голосе слышится плохо скрываемая зависть.
— Везет же некоторым, — вздыхает. — Мой даже шарики не купит. Сказал, три штуки стоит как месячный запас подгузников. А я что? Я понимаю. Но та-а-ак хочется праздника. Чтоб меня поздравили. А не по приезде домой пропперженые штаны мужа стирать и посуду мыть, что за неделю заплесневела в раковине.
В ее голосе слышится такая горечь, что мне становится не по себе.
Вспоминаю нашу с Виктором последнюю годовщину. Он забыл. Просто забыл, что двадцать лет назад мы поклялись любить друг друга до конца жизни. А я не напомнила. Гордость не позволила. Так и прошел этот день, как сотни других. В работе, заботах. Молчании.
— Ой, сейчас начнется! — оживляется первая. — Эй, новенькая! Как там тебя… Таня, иди посмотри! Тоже небось такого не светит.
Отрываюсь от неудобной кушетки. Почему бы и не посмотреть на чужое счастье? Вдруг оно заразительно.
Медленно подхожу к окну, занимаю место между девушками. Внизу и правда настоящее представление.
Молодой отец совсем немолодой, но высокий. В строгом костюме, с безразмерной охапкой роз.
Рядом с ним суетятся люди с шариками, камерами, подарками. Настоящий праздник.
У входа из роддома появляется медсестра. В руках у нее конверт с кружевами. Точно мальчик, судя по голубым лентам. За ней молодая женщина. Очень молодая. Лет двадцать пять, не больше. Длинные светлые волосы идеальными локонами спадают на плечи. Нежно-розовое платье облегает стройную фигуру. И следа не осталось от недавней беременности.
Отец поворачивается принять сверток с такой нежностью и трепетом, что у меня перехватывает дыхание.
Я всматриваюсь в его лицо и чувствую, как сердце пропускает удар, а потом начинает биться с бешеной скоростью.
Этот профиль. Эта чуть седеющая на висках шевелюра. Эта улыбка, та самая, которую я когда-то так любила и которую не видела уже много лет.
Нет, не может быть.
— Смотри, сейчас откроют эту коробищу! — толкает меня локтем одна из девиц.
Молодой папа передает ребенка обратно женщине и подходит к огромной коробке на лужайке. Гости начинают считать: «Три, два, один!» И в этот момент коробка раскрывается, из нее вылетают сотни воздушных шаров, конфетти, блестки. А внутри новенький Ауди с огромным бантом и безобразной надписью: “Спасибо за сына!”.
Женщина визжит от восторга, прижимая к себе ребенка. Гости аплодируют. А я смотрю только в счастливые глаза одного человека и не могу отвести взгляд.
Виктор. Мой Виктор. Мой муж.
— Ну и рожа у тебя, — смеется вторая девушка, толкая меня локтем. — Будто привидение увидела. Не завидуй так явно, а то сглазишь их счастье.
Я не могу ответить. Не могу пошевелиться. Могу только смотреть, как мужчина, с которым я прожила двадцать лет, с которым делила постель, быт, горести и редкие радости, бережно принимает на руки чужого ребенка.
Нет. Не чужого. Своего.
Всю жизнь я учила студентов находить в книгах скрытые смыслы, символы, метафоры. Разбирала по косточкам чужие истории любви и предательства.
А свою собственную не смогла прочитать.
Перестаю слышать, о чем щебечут соседки по палате.
Счастье покидает меня и стелится у ног другой.
— Ну как тебе мужик, Тань? — смеется девушка, не подозревая, что каждое ее слово как нож в сердце.
— Это мой муж, — произношу, едва слыша свой голос.
Глава 2
Медсестра помогает мне собрать вещи, и я стараюсь не смотреть на её сочувствующее лицо.
Сутки в больнице. Сутки борьбы за жизнь моего ребёнка.
Сейчас всё позади, угроза миновала, но страх всё ещё сидит где-то под рёбрами. Он пожирает меня изнутри, не позволяя дышать спокойно. Не позволяя думать о предстоящем разговоре с Виктором. Он так и не объявился.
— Татьяна Михайловна, берегите себя, — говорит доктор, подписывая выписку. — Никаких стрессов, понимаете? Абсолютный покой.
Я киваю, сжимая в руках документы.
Стрессов… Если бы она знала, что меня ждёт дома. Но я молчу, улыбаюсь даже. Годы практики научили меня этой защитной маске.
Такси везёт меня по знакомым улицам, и с каждым поворотом сердце бьётся всё чаще. Вот наш двор, вот подъезд… Водитель помогает донести сумку до лифта, и я благодарю его, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Ключ поворачивается в замке с привычным щелчком, но почему-то звук кажется чужим, неправильным.
Переступаю порог и замираю. Это мой дом, моя квартира, где каждую вещь выбирала я сама. Где каждый уголок хранит наши с Виктором воспоминания. Но сейчас… сейчас всё кажется декорацией к чужой жизни.
Ставлю сумку в прихожей, снимаю туфли. Движения механические, отработанные. В зеркале мелькает бледное лицо с тёмными кругами под глазами. Бледная тень меня настоящей. Отворачиваюсь, не в силах смотреть в отражение.
На кухне всё как обычно. Чистота, порядок. Протираю стол, поправляю занавески. Делаю всё, чтобы занять руки. Чтобы не думать.
Но мысли всё равно крутятся в голове, как заевшая пластинка. Навязчивые картинки счастливого Виктора с младенцем и той девицей…
Сажусь на диван в гостиной, обнимаю подушку.
Здесь мы спали на матрасе первые полгода после того, как получили ключи от квартиры. Ремонт сами делали. Все деньги на него уходили, и чтобы сделать мне хоть какой-то подарок на день рождения, Виктор сам испек торт. Впервые в жизни.
Мы ели подгоревшие коржи, политые сгущенкой, и были счастливы до одурения. Казалось, вот оно начало новой, большой, красивой жизни.
Именно это место в любовной истории называют хеппи-энд. Примерно здесь в сказках звучит то самое “жили они долго и счастливо”.
Но все сломалось, когда случился первый выкидыш. Потом второй, третий…
Слёзы подступают к глазам, но я заставляю себя дышать ровно. Нельзя плакать. Нельзя нервничать. Ребёнок… мой ребёнок должен жить.
Кладу руку на живот — там, под сердцем, бьётся другое, крошечное сердечко. Одиннадцать недель. Как я только не заметила.
Совсем малыш, но уже мой, родной. Я так мечтала об этом ребёнке, мы так долго ждали… А теперь?
Слышу, как поворачивается ключ в замке. Виктор. Выпрямляюсь, поправляю волосы. Нужно держать лицо. Нужно сделать вид, что ничего не знаю.
— Таня? — его голос из прихожей звучит удивлённо. — Ты дома? А почему не на работе?
Он стоит в дверях гостиной. Высокий, широкоплечий. Волосы слегка взъерошены, под глазами синяки. Младенец не давал спать?
— Приболела немного, — говорю спокойно, удивляясь, как ровно звучит мой голос. — Взяла отгул.
— Ты бледная какая-то, — Виктор протягивает руку, чтобы коснуться моего лба, но я отступаю.
— Всё нормально. Просто устала.
Он хмурится, но не настаивает. Проходит мимо меня на кухню, открывает холодильник.
— Есть хочется зверски. На работе сегодня аврал был, даже пообедать не успел.
На работе… Я прикусываю губу, чтобы не выдать себя. Вчера звонила в его офис — сказали, что Виктор взял три дня за свой счёт. Личные обстоятельства.
— Сделать тебе что-нибудь? — спрашиваю, удивляясь собственному спокойствию.
— Не надо, сам справлюсь.
Смотрю, как он достаёт продукты, нарезает хлеб. Движения привычные, домашние. Как будто ничего не изменилось. Как будто он не провёл последние дни с другой… Нет. Не женщиной. С другой семьей.
— Кстати, — говорит он, не поворачиваясь, — мне завтра нужно в командировку. На пару дней.
Командировка. Конечно.
— Куда? — спрашиваю машинально.
— В Питер. Переговоры с новыми партнёрами.
Ложь льётся так легко, так естественно. Интересно, давно ли он научился так врать?
— Понятно.
— Тань, ты не видела ключи от сейфа?
— В обычном месте, — отвечаю, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — В ящике письменного стола.
— Спасибо.
Жду. Считаю удары сердца. Десять, двадцать, тридцать… Слышу щелчок открываемого сейфа. Не выдерживаю, встаю, иду в кабинет.
Виктор стоит и пересчитывает пачки купюр. Наши деньги. Три года копили, откладывали с каждой зарплаты, отказывали себе в отпусках и покупках. Мечтали о доме за городом. С садом, с местом для детской площадки…
— Что ты делаешь?
Он вздрагивает, оборачивается.
— А, Тань… Мне нужно… В общем, срочно понадобились деньги.
— Это наши деньги на дом.
— Знаю. Но сейчас действительно срочно нужно. Потом верну.
Встаю в дверях, преграждая выход.
— Куда? Зачем?
Он поднимается, в руках все до копейки.
— Тань, не устраивай сцен. Я сказал: нужно.