Девочка. Моя девочка. Моя нежная малышка. Слезы текут по щекам.
Беру телефон, чтобы сфотографировать снимки УЗИ и отправить… Кому? Подругам? Они до сих пор не знают о беременности. Маме? Она в другом городе, и я не хочу волновать её раньше времени.
Виктору?
Палец замирает над его контактом. За месяц он звонил трижды. Я не отвечала. Присылал сообщения деловые, сухие. О документах на развод, о разделе имущества. Будто двадцать лет совместной жизни можно просто поделить на две колонки в Excel.
Остается только один контакт. Набираю Луизе. Она отвечает после первого гудка, словно ждала моего звонка. На фоне слышен детский смех и шепот волн моря.
— Луиза, — выдыхаю, и голос срывается. — У меня будет дочь.
На том конце провода раздаётся радостный визг, и я представляю, как она танцует на гальке пляжа в Сочи.
— Таня! Боже мой! Я так рада, джан! Я буду крёстной, да? Обязательно буду крёстной!
Я смеюсь сквозь слёзы, вытирая их тыльной стороной ладони. Киваю, будто она может увидеть.
Впервые за долгие месяцы чувствую настоящее, чистое счастье. Не омрачённое сомнениями, не отравленное горечью. Просто счастье.
— Конечно, будешь. Кто же ещё?
Иду домой и улыбаюсь, прижимая к груди снимок УЗИ. Прохожие, утомленные выжигающим все солнцем, оглядываются. Наверное, думают, что я сумасшедшая. Пусть.
Дома меня ждёт сюрприз. У ворот меня караулит курьер с огромными коробками.
— Татьяна Михайловна? Это вам.
Конечно, Луиза. Не прошло и часа после нашего разговора. Коробок так много, что в коридоре становится тесно. Распаковываю сразу же.
Крошечные платьица, розовые и белые. Мягкие игрушки: зайцы, мишки, единорог с серебряным рогом. Конверт на выписку, расшитый жемчугом. Кроватка, коляска, стульчик для кормления.
И записка: «Для моей будущей крестницы. Скоро приеду обнять вас обеих. Л.»
Боже, за какие заслуги ты мне дал человека, который так заботится обо мне.
Раскладываю вещи на диване и не могу насмотреться. Это реально. Это правда происходит. У меня будет дочь!
Кладу руку на живот — он уже заметно округлился. Пять месяцев. Ещё четыре, и я смогу подержать свою малышку на руках.
— Привет, — стучу пальцем по животу. — Ты даже не представляешь, как я тебя жду.
Она отвечает лёгким толчком изнутри, и я замираю. Первый раз. Первый раз я почувствовала её движение. Слёзы снова наворачиваются на глаза, но это хорошие слёзы. Слёзы счастья.
Но как всегда в жизни, как только ты находишь тот самый баланс, все рушится к чертям.
Укладываясь спать, обнимая плюшевого зайца, слышу непонятный стук в окно. Волоски на теле становятся дыбом от страха, потому что комната моя на втором этаже. Но все же решаюсь подойти к окну, чтобы проверить.
Виктор.
Стоит у ворот и что-то кричит. Но у меня такой прекрасный стеклопакет, что его совершенно не слышно, а вот камушки бросает он метко…
Открываю окно, чтобы отослать его на небо за звездочкой, но понимаю, что его ор разносится на всю деревню.
— Танюха-а-а-а, выходи-и-и! — завывает отчаянно.
Позориться перед Луизой не хочется, поэтому натягиваю халат и спускаюсь вниз.
— Виктор! Прекрати орать, сейчас всех соседей разбудишь! — говорю, не открывая ворот.
— Ты дверку открой. Поговорить нужно, — произносит с трудом.
Боже, да он в дупель пьян.
Глава 8
— Таня! Выйди ко мне! Нам нужно поговорить!
Продолжает, заплетающимся языком выкрикивая мое имя. Сейчас проснется весь поселок.
Он стоит у ворот, покачиваясь, вцепившись в металлические прутья. Даже в свете фонаря видно, что он небрит, помят. Рубашка расстегнута, пиджак съехал с одного плеча.
— Я не уйду! Слышишь? Буду стоять здесь всю ночь!
В соседнем доме загорается свет. Потом еще в одном. Мне становится дурно — не от токсикоза, от страха и стыда.
— Уходи, Виктор, — голос предательски дрожит. — Уходи, пока я полицию не вызвала.
— Полицию? — он горько смеется. — Ты вызовешь полицию? Я что, преступник? Я просто хочу поговорить со своей женой.
— Женой. Ничего себе ты слова какие вспомнил. Виктор, пожалуйста, уходи. Людей уже разбудил! В окна смотрят…
— Пусть смотрят! Мне плевать! Открой ворота, Таня. Открой, или я их выломаю!
Он дергает створки с такой силой, что металл жалобно скрипит. Я понимаю, что он не уйдет. В его пьяном упрямстве он способен на что угодно. С тяжелым вздохом отодвигаю засов.
Ворота распахиваются, и мы стоим друг напротив друга. Первый раз за полгода. Он похудел, под глазами темные круги. Но все такой же красивый — высокий, широкоплечий, с этой своей небрежной щетиной. Сердце предательски сжимается.
— Как ты меня нашел? — складываю руки в карманы и натягиваю халат “домиком”. Живот уже большой, но вдруг не заметит?
— Пацан патлатый… На кафедре твоей. Очень болтливый.
Костин. И тут без него не обошлось. Конечно, он не смог сдержать язык за зубами.
— Что хотел? Мог по телефону все сказать.
— Ты трубку не берешь.
— Зато сообщения читаю.
— И не отвечаешь, — запрокидывает голову, мечтательно рассматривая звезды. Качается, едва удерживая равновесие. — Танюх, у тебя закуска есть? — втаскивает из внутреннего кармана бутылку. Виски. Дорогой. — Я знаю, ты не хочешь меня видеть, но… Можно войти? Пожалуйста. Это правда важно.
Молча иду в дом. Судя по звуку шагов, идет следом. Прячусь за кухонным островком, чтобы точно не заметил живот.
Это может быть сколько угодно неправильно прятать ребенка от отца, но сейчас я просто не могу по-другому.
Виктор плюхается на стул и пьет прямо из горла, не дожидаясь закуски. Даже не морщится. Сколько же он уже выпил?
— Будешь? — протягивает мне.
Качаю головой, доставая из холодильника мясную нарезку. Руки дрожат, пока раскладываю ломтики на тарелке. Его присутствие заполняет всю кухню, давит, душит. Хочется выбежать, спрятаться, исчезнуть.
— Зачем ты пришел? — чем быстрее закончится этот цирк, тем быстрее я смогу лечь спать. Или хотя бы попытаться.
— Тань… Я… — машет головой, будто сам не верит тому, что варится у него в голове. — Вчера я узнал…
Он запинается, трёт лицо ладонями. Я жду. Что ещё он может мне сказать? Что Алина ждёт второго ребёнка? Что они собираются пожениться и нам быстрее нужно развестись? Что угодно, только бы он сказал и ушёл. Мне нужно сохранить моё хрупкое счастье.
— Ребёнок не мой, — выдыхает он наконец.
— Что? — переспрашиваю, хлопая глазами.
— Сын Алины. Это не мой ребёнок.
Сжимаю столешницу до побелевших костяшек.
Ох, сколько раз я останавливала себя от того, чтобы позвонить ему и все рассказать… Но это не мое дело, а его выбор. Кто я такая, чтобы рушить чужое семейное счастье? Но кто-то же это сделал…
— Как ты узнал?
Он криво усмехается, и в этой усмешке столько горечи, что у меня сжимается сердце. Нет, не надо. Я не хочу его жалеть.
— Случайно. Дурацкая случайность, — снова щедро прикладывается к бутылке. — Помнишь мою двоюродную сестру? Марину? Она работает в той лаборатории, где делают анализы. Вчера встретились в кафе, разговорились. Показал ей фото сына… — поднимает на меня взгляд, чтобы проверить реакцию.
А мне плевать, милый. По крайней мере, я очень стараюсь, чтобы было плевать. Чтобы не думать о том, как он с гордостью показывает фото чужого ребенка. Того самого, ради которого бросил меня.
— …с Алиной, — продолжает он. — Сестра проболталась, что видела Алину у них в клинике. Сама делала тест на отцовство для нее и какого-то мужчины. Там было не мое имя, Тань. Она делала тест ДНК с другим.
— И?
— Я… я не поверил. Поехал домой, устроил скандал. Она призналась. Сказала, что запуталась, что не знала, от кого ребёнок. Что любит меня, что это ошибка…
Его голос срывается. Виктор, мой всегда собранный и рациональный муж, сидит передо мной и едва сдерживает слёзы. Где тот уверенный в себе мужчина, который несколько месяцев назад равнодушно сообщил, что уходит к другой?
Часть меня хочет подойти, обнять, утешить. Старая привычка. Рефлекс, выработанный годами. Но я стою как вкопанная, прижимаясь животом к холодному граниту острова.
— Я сделал тест, — продолжает он. — Официальный. Результат пришёл пару часов назад. Точность девяносто девять и девять. Ребёнок не мой.
Молчу. Что тут скажешь? Мне жаль его? Нет. Злорадствую? Тоже нет. Просто пустота там, где когда-то жили чувства к этому человеку.
— И зачем ты с этими новостями пришел ко мне?
— Таня, я… Я дурак. Полный идиот. Бросил тебя ради… ради иллюзии. Я теперь даже не уверен, что между нами что-то было. Она принесла мне положительный тест после корпоратива. Я долго не верил. Но мы с тобой так долго хотели детей, что я слетел с катушек… Прости меня. Пожалуйста, прости.
Вот оно. То, ради чего он приехал. Прощение. Разрешение жить дальше без груза вины?
— Зачем? — спрашиваю устало. — Зачем тебе моё прощение, Виктор?
— Я хочу вернуться. Нет, я знаю, ты не простишь сразу. Но может быть… может быть, мы могли бы попробовать? Начать заново? Таня, у нас двадцать лет за плечами. Это что-то значит?
Глава 9
И тут я не выдерживаю. Смеюсь. Хохочу до слез.
Смех вырывается из меня помимо воли. Истерический, горький, неконтролируемый. Я хватаюсь за край стола, чтобы не упасть. Слезы текут по щекам, и я не знаю — от смеха или от боли. Наверное, от всего сразу.
Двадцать лет. Двадцать лет я верила, что мы семья. Двадцать лет строила наш быт, наш мир, нашу любовь.
Ни разу за эти годы даже не думала о другом мужчине.
Знала, как он любит кофе, крепкий, без сахара, с каплей молока. Знала, что по четвергам он задерживается на работе, а в субботу утром любит поваляться в постели. Знала каждую его привычку, каждую морщинку, каждый шрам на теле.
И все это он разрушил за один вечер, а теперь как просто передумал?
— Нет, — говорю твёрдо, вытирая слезы тыльной стороной ладони. Голос дрожит, но я заставляю себя смотреть ему в глаза. — Не значит. Уже ничего не значит.