Мне необходимо было узнать подробности. Однако в то же время мне нельзя было спрашивать ее напрямую. Я прихватила зубами внутреннюю сторону щеки. И тут мне вспомнилось то, что Лорин говорила накануне.
– Но делать жертвами новичков… – я поспешно поправилась: – подростков… тоже неправильно. Разве ты не согласна? – спросила я.
– Конечно, согласна! Каждое утро я просыпаюсь с мыслями о моем Кевине. После смерти моей дочери и зятя он был единственным, что у меня оставалось.
– Как и у меня.
– Но ты отчаялась. А у меня все еще остается надежда на то, что мой внук находится где-то живым. Вот в чем огромное различие между нами.
Если бы только она знала!
Было странно слушать, как эти пухленькие губки юной девушки произносят такие сложные фразы.
– Это какая-то ужасающая загадка. Разыскивать тех, кто его видел, выцарапывать обрывки и кусочки информации!
– Тебе вчера что-нибудь удалось узнать?
Она покачала головой.
– Нет, след оборвался. Они даже не встречались с Кевином.
Нам принесли еду, но у нас обеих аппетита не было.
– Он всегда был симпатичным мальчишкой. – Она уставилась на свою тарелку с лапшой по-тайски. – Уж ему-то совершенно не нужны были те процедуры.
Я посмотрела на нее, отчаянно пытаясь сложить все куски этой странной мозаики. Она прижала ладонь к губам.
– Ой, Хелена, извини! Ты же знаешь, я не хотела сказать, будто Эмме…
Я еще не сложила картинку целиком, но один уголок для меня начал проясняться.
– Эмма никогда не была хорошенькой в общепринятом смысле этого слова, – сказала я, решив рискнуть. – Я это отлично знаю.
– Пока не прошла изменение внешности, – тихо отозвалась Лорин.
Так вот зачем она это сделала! Чтобы изменить внешность?
– Наверное… наверное, ей это было по-настоящему важно, – проговорила я, ища подтверждения своей догадки.
Лорин потянулась через стол и похлопала меня по руке.
– Тут нет твоей вины. Сколько всего просили у нас внуки, получая от нас отказ? Точно так же, как и наши дети. Опекуны должны иметь возможность говорить «нет».
Я оперлась подбородком на руку и чуть наклонила голову, приглашая ее продолжать.
– Мы обе считали, что поступаем правильно, – добавила она. – Хирургическая пластика с титаном, обработка зеленым лазером – и это в шестнадцать лет? Как мы могли на такое согласиться?
– Вот только Эмма нашла способ все это получить.
– Как и мой Кевин. – Она убрала руку и села прямее. – Кто мог подумать, что у мальчишек тщеславия может оказаться не меньше, чем у девочек?
Она пожала плечами.
Значит, я ошибалась. Пусть Эмма и Кевин жили в роскоши, но у них не было всего, о чем они мечтали. Им хотелось иметь безупречную внешность. И единственный способ ее получить предоставил банк тел.
– Значит, они солгали, – сказала я.
– Конечно. «Цели» не взяли бы их, если бы было известно, что у них есть родственники. Им нужны ничем не связанные, необремененные, бесправные. Дети без родни, которая начала бы выяснять, в чем дело, если они не вернутся домой. «Цели» отпускают часть детей, чтобы привлечь новые тела, но наши в число таких везунчиков не попали.
Я была совершенно уверена, что в этих зеленых глазах отразилась старческая усталость.
Итак, загадочная картинка сложилась. Несколько богатеньких балованных детишек наврали в банке тел и использовали фальшивые фамилии, притворяясь бедными сиротками. Им не нужны были деньги. Им нужны были бесплатные лазерные процедуры, в которых им отказали бабушки и дедушки. А потом они не вернулись домой.
– Лорин…
Она прервала меня:
– Привыкай называть меня Рис, договорились?
– Рис, насчет убийства. Это меня и правда беспокоит. – Я опустила взгляд. Мне больше не надо было изображать смятение. – Я тут задумалась… Это неправильно.
– Правда?
– Но «Лучшие цели»… – Мне нужно было выудить у нее информацию о том, кого именно я собиралась убить. Насколько я могла догадаться, это был кто-то из банка тел. – Я все-таки их виню…
– И ты в этом не одинока.
– Да. Ты, я… – я оборвала фразу, надеясь, что она подхватит перечень.
– …И еще Коулмены, Мессианы и Посты. – Она перечислила их, загибая пальцы. – Те бабушки и дедушки, которых мы нашли и которые обвиняют «Цели». Но никто из них не заикается о том, чтобы в кого-то стрелять.
Теперь пришла моя очередь озираться. Я заметила, что официантка, остановившаяся через два столика от нас, с любопытством на нас смотрит.
– Не беспокойся, я свое слово сдержала, – сказала Лорин. – Никому не рассказывала. Пока.
– Глава «Лучших целей»…
Скорее всего это он.
– Не начинай заново. Старика найти невозможно.
– Он высокий. И носит шляпу, – проговорила я, вспомнив, что видела его в тот день в «Целях». – И длинный плащ…
– Да, мы слышали. Но я его никогда не видела.
А я видела. Когда он спорил с Тинненбомом в «Целых». Но, похоже, Лорин уверена, что Хелена наметила в качестве цели не его. Если она собиралась убить не главу «Целей», то тогда кого же?
Лорин придвинулась ко мне и заглянула в глаза.
– Ответь мне, Хелена, кто это? Кого ты хочешь убить?
Она не знает!
– Не могу сказать.
Я отвела взгляд. Кажется, это были мои единственные совершенно правдивые слова.
– Человек, которого ты выбрала целью, ведь он будет не единственным, кто погибнет. Эта бедная девочка, внутри которой ты находишься, это чудесное юное тело… – Лорин подняла руку и поддела пальцами прядь моих волос. – Ее пристрелят на месте!
На меня упала тишина.
«Это же я! – хотелось мне закричать. – Мое тело! Я!» Но все слова застряли где-то глубоко в моем горле. От резких запахов лимонного сорго и рыбного соуса меня тошнило. Я могла только смотреть на плошку с желтым карри – и впервые за год не чувствовала ни малейшего желания есть.
Отличный способ отбить аппетит: выяснить, что твоя арендатор – убийца. И что тебя скорее всего тоже убьют.
Я вела машину на максимально разрешенной на этой трассе скорости. Значит, Хелена не имела желания заниматься серфингом или прыгать с мостов: она решила использовать меня для того, чтобы кого-то убить. Убить – и быть убитой. Видимо, именно поэтому одним из ее требований стало умение метко стрелять.
Я увидела, что на моем телефоне мигает сигнал. Пока я была в ресторане, Блейк прислал мне сообщение.
На экране высветились слова: «А о чем еще говорить?»
Это было странно. Я нажала кнопку вызова на панели машины и связалась с ним.
– Блейк, встреться со мной в Глен-парке через тридцать минут, и я все объясню.
– Хорошо, через тридцать минут буду, – ответил он очень сухим тоном.
Я шла по парку мимо старичков, устроившихся в шезлонгах и на залитых солнцем скамейках. Двое сидели на качелях и плавно раскачивались. После войны детей на улицах почти не видно было. Многие старички, не имевшие внуков, не желали находиться рядом с маленькими детьми: возможно, потому что все они лишились собственных взрослых детей. И к тому же люди параноидально боялись оставшихся в воздухе вирусных спор, несмотря на прививки.
Служащая частной вооруженной охраны в темных очках дежурила на посту, уперев руки в бока. Я вздрогнула, заметив ее пистолет, мне вспомнился Хеленин «глок». Я заметила пару старичков с седыми волосами до плеч у обоих: они ссорились под деревом. Женщина все время тыкала пальцем мужчине в грудь.
Эта сцена напомнила мне моих родителей: дело было полтора года назад. Было лето. Мы все только что поужинали, и мы с Тайлером смотрели на экран. Передачу прервало сообщение о войне. Диктор с мрачным лицом сказал, что эскалация военных действий дошла до применения противником ракет с вирусными боеголовками, о которых уже шли слухи. Они были сосредоточены на северо-западе. Я побежала на кухню, чтобы рассказать об этом родителям, но, похоже, они уже все знали. Услышав, что они ссорятся, я остановилась у двери.
Моя мать стояла у кухонной мойки с кухонным полотенцем в руке.
– Почему ты не можешь ее нам достать? При твоих-то связях в правительстве!
Отец вытер лицо ладонью.
– Ты знаешь почему. Есть правила применения.
– Нам нужна эта вакцина, Рэй. Мы твоя семья. Это твои дети!
Он оперся на стол.
– Правила составлены для того, чтобы защитить всех.
– Знаменитости ее получают. И политики получают.
– И от этого их действие не становится правильным.
Она швырнула полотенце на стол с такой силой, что он вздрогнул.
– А что правильного в том, чтобы оставить своих детей сиротами, которых некому будет защищать? Обречь их на голод, убийство или нечто еще худшее?
Она несколько раз ткнула его пальцем в грудь в такт своим вопросам. У нее на глаза навернулись гневные слезы.
Отец схватил ее за плечи и секунду удерживал так, успокаивая. А потом он притянул ее к себе. Она прижалась к нему и положила голову ему на плечо. И в этот момент она меня увидела.
У нее был такой испуганный вид!
Я постаралась прогнать воспоминание об ее полном страха лице и снова поискала взглядом ту парочку старичков. Они уже шли прочь.
Где же Блейк? И тут я увидела его: он сидел на бетонном столе для пикников. Я подошла к нему и села рядом.
На нем были темные очки – такие же, как у охранницы: барьер между нами.
– В чем дело? – его голос был полон льда.
– Ты виделся с моим другом?
Мне было неловко спрашивать его про Майкла, но мне необходимо было знать, что случилось.
– Нет, – ответил он с досадой, как будто я и так должна была это знать. – Ты сказала этого не делать.
Мне стало зябко.
– Правда?
– Ага. Забыла? Как ты разозлилась и потребовала вернуть тебе деньги?
Этого я и боялась. Хелена!
– И что еще было?
Он тряхнул головой.
– Не заставляй мне все это снова повторять. Ты же знаешь, что говорила.
– По правде говоря, нет. Знаю, что это звучит странно. Расскажи мне, пожалуйста.