Мы заходили в лоб, отрабатывая «скрытое пересечение автомагистрали вблизи населённого пункта в светлое время суток».
Когда четвёртая группа пересекла автомагистраль и мы двинулись вперёд, майор спросил:
— А пятую ждать не будем?
— Пятую? — Переспросил я. — Пятая уже там.
— Где там? — Насторожился майор.
— Пятая расчистила проход и прикрывает нас. Видишь, флажки висят? И останется прикрывать отход.
— В смысле, зачистила?
— Расчистила.
— Покуй. Там мои бойцы. Двое. Где они?
— Хрен их знает. Спят, наверное.
— Там… Мои… Бойцы.
— Ты же их не менял два дня, майор. Вот и…
— Млять!
Майор рванул в кусты и заорал:
— Сука, сержант, какого…? — И наступила тишина.
— Что ж ты так орёшь-то, — сказал Филиппак с позывным Филипок, выходя из тех же кустов с обездвиженным майором.
Полгода я заставлял пацанов отрабатывать один единственный приём: уход от прямого удара с заходом противнику за спину и переходом на удушение, или перелом шеи.
— Тихо, майор, — сказал я. — Чего ты шумишь? Не по правилам это.
Майор развёл руки и зацепив левой рукой Филипка за ногу оказался на нём верхом.
Я упёрся дулом автомата ему в спину и сказал:
— Пах-пах. Ты убит.
Майор весело огрызнулся.
— Вам нельзя шуметь. Вы проиграли.
— Я пошутил. У меня нет патронов, — сказал я и ударил его ребром ладони по сонной артерии.
Каждая группа выполнила свою боевую задачу: вторая — прошла до объекта, обозначенного на кроках буквами «МЖ», третья — заминировала его, и пошла на выход, четвёртая прикрывала отход, второй и третьей. Работали слаженно, «лесенкой».
Проходя мимо майора я искренне посочувствовал:
— Извини, майор, но ты первый нарушил правила. Долго теперь тебе не быть полковником. Извини.
Майор перетирал зубами палочку.
— Так, уходите по второму маршруту. Автоматы к вас деревянные, за диверсантов не примут. Я останусь, проконтролирую этих.
Все командиры кивнули и скрылись в кустах.
Глава седьмая
— Мне покуй, майор кто, где, кого, когда… Ты мне скажи, «как»? Как эти мальчишки вас уделали?
О ЧП дошло до самого верха и во Владивосток прибыл начальник ГРУ Советского Союза генерал армии Пётр Иванович Ивашутин.
— Ты понимаешь, майор, что мы сейчас все в том дерьме, что полезло из вашего гальюна. Все, млять! По вот… — Генерал показал ребром ладони на брови.
— На себе не показывайте, Пётр Иванович, — сказал Ломакин.
— Вы хоть, Виктор Павлович, не подбёбывыйте.
— Это почему? — Вроде, как серьёзно, спросил Первый секретарь крайкома КПСС.
Ивашутин улыбнулся.
— Да ну вас, Виктор Павлович.
— Вы мужики, бёбнулись, что ли? — Спросил Ломакин. — Вы всерьёз обсуждаете, как мальчишки захватили спецназ?
Он посмотрел на грушников.
— Ну, поддались спецы пацанам… Ну дали им поиграть в шпионов… И что в этом страшного?
Ломакин снова оглядел всех троих и отхлебнул из чашки.
Начальник ГРУ Приморья шмыгнул носом и сказал:
— Самое хреновое в этом то, товарищ первый, что никто не поддавался.
— А кто об этом знает? — Спросил Ломакин.
Ивашутин прищурился и вздохнул.
— Прав Виктор Павлович. Так и пишем в рапортах. Отчёт мне на стол сегодня, раздолбаи!
— Есть, товарищ генерал армии!
— И пацана этого, чтоб пальцем… Слышь майор?!
Слово «майор» пророкотало длинно.
— Да он то и не виноват, — сказал полковник. — Это командир «три» решил «усилить эффект», кинув в сортир две пачки дрожжей. По пять кг, паразиты… Это же донести надо было!
— Да-а-а… Героические ребятки у тебя растут, Виктор Павлович. Героические…. Да-а-а… А у нас Афганистан, как тот сортир скоро… Того…
— Так хреново? — Спросил первый секретарь, — озабочено.
— Не то слово… Не то слово… Туда американцы столько дрожжей набросали…
— Главное, чтобы мы в то дерьмо… — Тихо сказал Ломакин.
— Кому-то надо, Виктор… Иначе через границу то дерьмо полезет. Кому-то придётся прыгать в тот колодец с дерьмом, как в анекдоте… Слышал?
— Расскажите.
Ивашутин усмехнулся. Посмотрел на подчинённых.
— Ну ладно… Подходят к колодцу, наполненному канализацией, готовой перелиться на улицу, два сантехника: мастер и ученик. Надо перекрыть вентиль на дне колодца. Мастер ныряет, выныривает и говорит: «Ключ на 42». Ученик находит — подаёт. Мастер ныряет, выныривает. «Нет, говорит. На 46». Ученик находит — подаёт. Мастер ныряет, выныривает. Дерьмо течь перестаёт. Сидят они курят. Мастер говорит: «Учись, а то так и будешь ключи подавать».
Виктор Павлович хмыкнул. Никто не рассмеялся.
— Образно у вас получилось, Пётр Иванович. Неужто так серьёзно?
Начальник ГРУ махнул рукой.
— Год два и… Надо нырять. И ты думаешь, кому придётся нырять? Правильно… Спецам. Вот этим спецам, мать их так.
Ивашутин, помолчав, добавил.
— Пацана этого… — Он пощёлкал пальцами, вспоминая.
— Шелеста.
— Да, Шелеста. А он не родственник нашему?
— Нет. Проверяли.
— Ну и хорошо. Не хотелось бы… Так вот… Пацана завтра ко мне.
— Может сюда? — Спросил Ломакин.
— Не… В кубик его… В подвал… В мою любимую…
Я знал этот подвал, поэтому не пытался имитировать испуг. Я боялся по-настоящему. Само спускание по длинным лестницам под землю подавляло психику. Однако, я знал это здание уже с «историей», сейчас же оно ещё пахло краской и это несколько ослабляло «тот» эффект.
В том крыле, куда меня повёл сопровождающий офицер, я никогда не был и удивился, когда мы вошли в довольно большой зал со множеством кресел с откидными сиденьями, разделёнными параллельным экрану проходом на два сектора, как в кинотеатре. В общем-то это и был, то ли кинозал, то ли какой другой актовый зал. Свет горел, но на экране, висящем над невысокой сценой, шли кадры кинохроники. Без звука.
На одном из кресел в центре зала в проходе сидел человек в костюме. Он поднялся и шагнул на встречу. Мы с ним никогда не встречались, но фотографию его я помнил: крупное лицо, со слегка перекошенным влево лицом. Вероятно — последствие инсульта, потому что я помнил и его нормальные фотографии.
— Знаешь меня? — Спросил он, пожимая мне руку.
Я пожал плечами. В то время фотографии начальников ГРУ не гуляли по средствам массовой информации. И даже в Большой Советской Энциклопедии на слово «ГРУ» была фамилия какого-то бельгийского живописца Шарля.
— А должен?
— Не прилично отвечать вопросом на вопрос.
— Не знаю. Начальник КГБ, наверное. По тому случаю вызвали…
— Ты думаешь, что начальник Комитета Государственной Безопасности озабочен армейскими делами? Ты не знаком со структурой комитета?
— Ну… Как бы… Нет… На факультативе не давали. Про ГРУ немножко рассказывали. Начальник Ивашутин. С шестьдесят третьего года. Вероятно после разоблачения в том же году шпиона Пеньковского. Сменили руководство. Говорят, что из КГБ.
Ивашутин смотрел на меня не мигая. Лицо у него было очень недобрым.
— Голос Америки слушаешь?
— Иногда натыкаюсь. Когда музыку ищу в приёмнике. Нельзя?
Ивашутин вздохнул.
— Да не то чтобы нельзя…
Он потёр подбородок.
— Сложно не попасть под влияние…
— Тлетворное влияние запада? — Спросил я, вспомнив фразу из «Брильянтовой руки».
— Оно, проклятое. Сначала музыка, потом штаны всякие, хиппи, стиляги, эта… жвачка. Вон рубашка у тебя чья?
— Моя, — удивился я.
— Не… Чья страна?
— Самопал… Я сам шил… И ткань красил сам. Была зелёная, стала синяя.
Ивашутин протянул руку и с моего одобрения потрогал двойную оранжевую строчку.
— И нитки сам красил.
— Обалдеть, — сказал генерал. — Так это ты форму шил? Мне показывали.
— Я, — я опустил голову. — вы только не наказывайте ателье. — Это я их… Поставил перед фактом, когда принёс им сорок пять штук. Я виноват. Наказывайте.
— Вот же ж… И сколько они тебе заплатили?
— По три рубля. Ну и за ткань ещё… нитки…
— А сами продали за пятнадцать… Молодцы…
Рука генерала потянулась к трубке телефона, потом его суровый взгляд уставился на меня и он замер.
— Фу ты ну ты, — сказал он, кладя трубку. — Да и ладно, не будем омрачать хорошее дело.
Он посмотрел на меня уже мягче.
— Я начальник ГРУ. Ивашутин моя фамилия. Слышал, наверное… Ах, ну да…
— Ничего себе, — сказал я.
— Присаживайся, — сказал генерал. — Я отдыхаю тут немного, когда приезжаю во Владивосток. Я же, действительно из этой системы пришёл, — он развёл руки, — в военную… э-э-э… службу.
— Кино смотрите? — Спросил я.
— Кино… Да-а-а… Про то, как Пеньковского брали. Я его постоянно смотрю.
— Других нет? — Спросил я между прочим.
Ивашутин напрягся.
— Фильмов про шпионов?
— Почему про шпионов? Просто фильмов, — я усмехнулся. — Думаю, про шпионов у вас достаточно.
— Ты думаешь у нас много предателей?! — Взвился генерал.
— Почему предателей? Просто шпионов, американских или английских. Думаю, их валом.
Ивашутин откинул на бок голову и сказал:
— Ты как-то странно ставишь вопрос. Он получается у тебя двойной. Вроде как с намёком на то что ты что-то знаешь.
— Что может знать семнадцатилетний школьник, живущий в провинции о шпионах в ГРУ? — Удивился я.
— И вот опять… Ты, наверное, хочешь стать разведчиком?
Я выдержал почти «мхатовскую» паузу.
— Я люблю спорт. Самбо. У меня, правда, не очень получается, но мне нравится.
Я засмеялся.
— Хочу стать тренером. Думаю, это получится у меня лучше.
— Не всегда из хороших спортсменов получаются хорошие тренера. Отличные спортсмены — индивидуалисты и привыкли к соперничеству и редко делятся опытом. Так что, может быть, ты на верном пути. У тебя неплохие организаторские способности?
— Вы меня спрашиваете? Откуда же я знаю. Это другим решать.
— Ты неплохо спланировал рейд. Кто помогал?