— Отличная у тебя маман, — как-то сказала Элли. — С ней удивительно легко. И вы с ней… совсем по-дружески. Мои предки не такие. Столько шума устроили, когда я уезжала.
— Да, Джессика современная. У нас в Австралии немного попроще. Родители не так сильно опекают детей. Мы с парнями уходили в разведку уже с двенадцати лет. У нас тут места… В основном все живут у моря, а чуть дальше от побережья места дикие. И сухие.
— Мне тут нравится, — сказала Элли.
— Оставайся, — сказал я.
— Да ну тебя, — ответила девушка. — Папа открутит тебе голову. Мне ещё колледж заканчивать.
— И папа сказал, что если… — она прошептала, — если любит, сам приедет в Англию.
Она побагровела от стыда. Любит не любит… Мы на эти темы не говорили. Не принято было у молодёжи в Англии.
— Он прав, конечно, в какой-то степени. И я приеду к нему. Обязательно. Вот сейчас нагуляем ребёночка… И приеду.
— Дурак! Дурак! Дурак! — Закричала она и бросилась в воду.
Я побежал за ней. Течения тут не предсказуемые. Только ты приноровился, пошёл отлив, и течение ускорилось. В основном от берега.
— Элли! — Крикнул я. — Стой!
Я догнал её у воды. Отлив ушёл и оголил песчаный берег.
— Стой, дурёха. Ты когда заканчиваешь колледж? — Спросил я.
— Летом, — сказала она.
— У нас уже лето, — сказал я, дурашливо покачивая головой.
— Ну, это… — Она заморгала ресницами. — В июне.
— Вот что, Евграфыч, ты мне не вы… не выёкбывайся, а ПТП по «фину» выдай…Ну и что что это шестьдесят четвёртый год…Тем более… Вы тогда всё писали в четыре руки…Период? Евграфыч, я же тебе всё прописал в запросе… И подпись и печать, млять, личную поставил. Я ж когда сам приду… Ты какого года рождения? Ноль пятого? Всё, млять, иду к тебе в подвал. Жди. Я моложе. Да, и всё со словами: «конвергенция», «сближение».
Ивашутин поднял своих контрразведчиков по теме «фина» — Куусинена Отто Вильгельмовича, но ещё не знал, что «фин» имел иной псевдоним и в совершенно иных кругах.
Через сутки у Петра Ивановича на столе лежало несколько досье.
Ивашутин пролистал две трети первой папки, на обложке которой значилось слово «Сближение», и вдруг увидел следующее высказывание Куусинена:
«… сближение крупного и мощного субъекта со странами запада невозможно. Необходимо целенаправленно ослабить государство в глазах „партнёров“, для чего желательно раздробить СССР минимум на десять частей. Автономизация необходима ещё и для того, чтобы сбросить, тянущий на восток балласт азиатских республик, отягощённый коррупцией и семейно-тейповыми отношениями».
Дочитав все папки до конца, Пётр Иванович посмотрел на стопку листов с выписками и закрыл лицо руками.
— А дела-то совсем дрянные, — прошептал он и набрал телефон начальника СВР.
— Слушаю, Пётр Иванович…
— Надо поболтать, Юра.
Встречи руководства ГРУ и СВР проходили часто и звонки между ними редкостью не слыли, потому Ивашутин не «шифровался».
— Смогу только в обед. Напряжённый день… Может пообедаем у меня?
— Отлично. У тебя во сколько обед?
— В тринадцать.
— В тринадцать я у тебя, накрывай поляну, — деланно пошутил начальник ГРУ. На самом деле ему было ох, как не до шуток…
— … и дело Рашидовское инициировано Андроповым только с целью посеять рознь и разрушить связи СССР.
Ивашутин откинулся в кресле и поднял глаза на начальника СВР. До этого он то хмурился, рассказывая и зачитывая свои записи, то стыдливо смотрел в пол, то в сторону. Он, чекист с тридцатилетним стажем, командир СМЕРШа и контрразведки НКВД и КГБ, не мог смотреть собеседнику прямо в глаза, словно это лично он подвёл страну к краху.
Хотя, доля его вины безусловно имелась. Ведь это же он проглядел врагов народа и Советского государства и позволил под видом международных центров и институтов пропагандировать и навязывать чуждый образ экономических и межличностных отношений. Один только «подотдел информации» Международного отдела ЦК КПСС при Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) АН СССР, сотрудниками которого стали: Арбатов, Бовин (будущий ведущий «Международной панорамы» и посол в Израиле), Шахназаров и Загладин (будущие помощники Горбачёва), Богомолов (будущий директор Института экономики мировой социалистической системы АН СССР), Бурлацкий (будущий главред «Литературной газеты»).
О том, кем станут вышеперечисленные лица, Ивашутин, конечно, не знал, но то на какую линию «партии и правительства» выворачивают данные советники, он понял.
Этот «мозговой центр» по ползучей подготовке смены курса в прозападную сторону, по недопущению перевода внутренней и внешней политики на национальные рельсы в 1984 году уже разогнался, как паровоз с горы.
Мало того, КГБ негласно поддерживало ярых антисоветчиков-десидентов и высылало действительно конструктивных государственников, искренне радеющих за державу и протестующих против единения с западом.
— Ты помнишь, Юра, как нам поплохело после двадцатого съезда? — Спросил Ивашутин. — Как мы разосрались с Китаем и что мы имеем с ним сейчас?
— Я был там, я знаю, — спокойно ответил Дроздов.
Он несколько спокойней переживал разговор. Ивашутин же, на его взгляд, излишне горячился. Юрий Иванович тоже даром времени не терял и собрал похожее досье, но, как говориться, «по низам». Он поднял папки «коминтерна», и ему сразу всё с стало ясно.
Подрывная роль Куусенена, для того, кто понимал, что это не заигрывание с «западом», а реальная работа на подрыв социалистического строя и социалистического лагеря, становилась видна с первых страниц досье. Ведь, как говориться: «По делам узнаешь их». Или, как там правильно?
— Надо думать, как не допустить избрания Горбачёва генсеком, — сказал Юрий Иванович.
— По-твоему, кто кандидат вместо него? — Спросил Пётр Иванович.
— Не, по-моему, а по-Брежневски ещё… Романов. Его опустили, конечно, мнимой разбитой вазой и свадьбой дочери в Таврическом, но товарищи уже во всём разобрались и пленум должен пройти в его пользу.
— Согласен. Я прокачал политбюро… Юра и «фин» постарались и ввели своих и относительно лояльных… По большому счёту, только Кунаев, Щербицкий и сам Романов будут против Горбачёва. Но это если они вообще попадут на политбюро. Их банально могут не оповестить о смерти Черненко вовремя.
— Ну с этим-то сейчас проще, — усмехнулся Дроздов.
— Это только так кажется, что проще. Как их держать рядом? Сообщить о дате смерти заранее?! — Ивашутин усмехнулся. — Да и расслабленные они… Романов… Ему гарантировали, что именно его изберут следующим. И он верит…
— Надо сообщить ему, что дни Черненко сочтены, что он умирает, и отойти может в любой момент, а Горбачёва прочат на генсека.
— И кто это скажет? — Спросил Пётр Иванович.
— Романов сейчас обложен, как медведь в берлоге. И советниками, что в уши дуют, и лжеврачами, и нашими ребятами, контролирующими каждый его вздох и чих. Если рядом проявимся я, или вы дело рухнет. Я вообще подозреваю, что смерть Черненко может наступить в любое, удобное «им» время.
— Есть кандидатуры? Мои ребята все на контроле у контрразведки комитета…
Ивашутин посмотрел пристально на Дроздова и спросил:
— Мы думаем об одном и том же человеке?
Начальник СВР вздохнул.
— Думаем то думаем, но есть большая-большая сложность. Он в матрице, и как его оттуда выколупать, я не знаю. Я не знаю, что с ним произойдёт, если мы станем использовать его не по назначению. И если он отклониться от плана, Марина это узнает сразу. Есть реперные точки, которые он пройти обязан.
— Так выдёргивайте его прямо сейчас…
— Как вы не поймёте… У него программа… Сейчас он входит в определённый объект и весь его организм настроен на вхождение. У него отключены одни и включены другие рецепторы и участки мозга…
— Хрена себе! — Оторопел Ивашутин, — Это так вот… Прямо аж вот так?! Ни хрена себе!
Он покачал головой из стороны в сторону.
— Ну, разведка! Ну вы даёте! Я думал вы деревянных солдат «Урфина Джуса» готовите, а вы интеллектуалов штампуете.
— Честно говоря, он у нас пока один такой. Другие, — узкоспециализированные.
— Тем более, надо пробовать, раз он у вас широкого профиля. Глядишь, и вытянет…
Глава шестнадцать
Только я успел отправить Элли домой, как пришло срочное «радио» от куратора.
— Вот посмотри, — сказала Джессика, показав бумажку факса с контрольной цифрой в углу.
Она не знала кодировку сигналов и была просто почтальоном.
— Рабочий стандарт, — сказал я. — Надо лететь за грузом.
Факс с «коммерческим предложением» пришёл Джессике на служебный номер из Стамбула и касался сферы деятельности её фирмы, где подрабатывал и я. А я понял, что мне нужно срочно добираться до Москвы. Быстро и срочно.
Я понял, что что-то случилось, но что, я даже представить себе не мог. Я, конечно, опасался, что «куратор» уже сидит в «кутузке», и меня могут взять прямо в аэропорту, но не вылететь в Москву не мог.
— Мне в Стамбул по делу, срочно, — сказал я.
— В Стамбул? Сейчас свяжусь с агентом…
Она набрала номер телефона билетного агента, запросила информацию…
— Рейс через два часа.
— Успеем.
В Стамбуле у меня было «окно».
— И сообщи Рафику, пусть, пока я лечу, подготовит документы на груз по форме 2-а, но чтобы я его сначала лично посмотрел.
— Хорошо…
— Я полетел, мам.
— Лети, сынок.
Никакого Рафика у нас в Стамбуле не было. Нужные мне документы представителя Одесского морского пароходства с загранпаспортом и служебной краткосрочной визой я забрал в тайнике, совсем недалеко от аэропорта Ататюрка. Уже через два часа я сидел в самолёте, летевшем в Москву. Как я понимал, мой дублёр, въехавший в Турцию, из Стамбула будет выбираться иными способами.