Во-первых — он выбрал относительно по Сенатским меркам небольшой кабинет, не рассчитанный на проведение заседаний. Фактически, он воспроизвёл свой кабинет в Московском горкоме КПСС.
Во-вторых, — кабинет во время ремонта проверили на предмет наличия считывающе-передающих устройств и установили свои технические защитные средства от прослушивания.
Рабочий стол два метра и пять сантиметров из морёного дуба и небольшая приставка к нему с двумя стульями по обе стороны, в точности повторяли «тот» интерьер.
Стол украшал письменный прибор, изготовленный из уральского малахита. Рядом со столом — спецкомутатор для прямой связи с конкретными людьми. Тут же стояли аппараты зашифрованной правительственной связи, по прежнему называвшиеся — «вертушками».
Из кабинета вели две двери. Одна вела в приёмную, другая в комнату отдыха и ещё один кабинет, где Гришин любил работать с документами.
Сидели в комнате отдыха, где, кроме дивана, имелся прямоугольный стол со стульями на восемь персон. Шла «беседа», как назвал её сам хозяин. Ни темы, ни регламента для «беседы» не объявлялось, но начинал и задавал её тон обычно генеральный.
Напротив каждого присутствующего стояли, либо чашка с кофе, либо стакан в подстаканнике с чаем, а в корзинках различные «прикуски». Не закуски, что подают под спиртное, а прикуски, — под безалкогольные напитки.
— Егор Кузьмич сумел заменить большинство секретарей крайкомов и обкомов партии, поставив «своих проверенных» людей, готовых выполнить любое его указание, — сказал Боголюбов. — Это опасно. При всей его коммунистической «ортодоксальности», он, вместе с Горбачёвым, ратует за развитие всевозможных молодёжных коммерческих организаций, типа кооперативов. И предлагает создавать их на базе комитетов ВЛКСМ. Ну, это полный бред, извините… Не может партия и комсомол участвовать в капиталистических отношениях. И его «протеже» активно «ратуют» за коммунизм с капиталистическим лицом… Или нутром?
— Наши аналитики согласны с этим, — поддержал Боголюбова Дроздов. — Нельзя допускать хозрасчёт в комсомоле. Это, прошу прощения за пример, как если бы в православном храме создать кооператив.
— Да они там и так на самоокупаемости, — вставил Примаков. — Я имею ввиду храмы… И на очень жёсткой…
— О церкви чуть позже, — остановил Евгения Максимовича Гришин. — Что вы думаете про Ельцина?
— Упёртый, — сказал Боголюбов. — И балабол. Надо своих проводить наверх. И Лигачёва убирать надо, и всех его протеже. Не сразу, конечно. Если бы не профсоюзы, которые мы подняли ещё в декабре, и служба Петра Ивановича с его связями в региональных комитетах, нам бы эти ставленники Лигачёва весь пленум поломали. Не смотря на решение бюро. Сколько звонков было! Видите ли, старики им надоели. Мрут быстро!
— Связи, связями, а связь, то мы им рубанули… — усмехнулся Ивашутин.
— Надо заверить товарищей на местах, что передвижек не будет. Пусть успокоятся… А Егора надо убирать… Так что у вас, Евгений Максимович, по РПЦ?
— Всё просто, Виктор Васильевич… На мой взгляд, надо возвращаться к Сталинскому отношению к церкви. Если даже после его смерти в пятьдесят четвёртом и пятом годах церкви активно открывали, то в последующие годы их закрылось в несколько раз больше. После налогового ужесточения пятьдесят восьмого года малые приходы, монастыри, семинарии закрылись. Думаю, это было ошибкой. Вода дырочку найдёт. Если мы не поддержим РПЦ, её поддержат наши враги.
— Уже поддерживают. — добавил председатель КГБ. И самиздатные типографии финансируют, и литературу ввозят дипломатической почтой. Контейнерами. Под видом религиозной пропаганды, продвигают антисоветскую. В 1988 году тысячелетие крещения Руси… РПЦ готовится праздновать. И враги готовятся. Наши аналитики считают, что ущерб от участия государства в праздновании выйдет гораздо меньшим, чем от не участия. Однако можно поиметь и выгоду от сего мероприятия.
— Даже так? — Удивился Гришин. — Поясняйте, Юрий Иванович.
Дроздов перевёл дух.
— Можно выпустить почтовые марки, монеты и иную юбилейную атрибутику, выделить средства на восстановление исторических зданий, наконец. Всё равно их надо восстанавливать. А так… Это повысит международный авторитет СССР.
— По-моему, это слишком… А, товарищи? — Спросил Гришин.
«Товарищи» промолчали. Гришин хмыкнул.
— Понятно… Сговорились…
— А чего мы боимся, Виктор Васильевич? — Спросил Ивашутин. — Крещение, это исторический факт. Полностью подавить религиозные очаги не удалось ещё никому в мире.
— Мы ничего не боимся, — ответил генеральный секретарь жёстко. — Только у нас мусульман десять миллионов. Могут обидеться, — покачал головой Гришин.
— А на что им обижаться? Будет у них тысячелетие — отметим.
— В поддержке христианства мы можем найти точки соприкосновения с западом, — развил вопрос Примаков. — Они ждут от нас «перестройки» по их образу и подобию, а мы предложим им свой образ.
— Образ… Даже слово вы какое-то… церковное подобрали. Но, вообще-то… Если бы капиталисты молились на образ СССР, то мы бы не отказались, да, товарищи?
Все посмеялись. Напряжение, возникшее только что в кругу единомышленников, рассеялось.
— Можно заказать Мосфильму кинокартину. А то про иконописцев фильм есть, а про то, как Русь рождалась, до сих пор нет.
— Зря вы, Пётр Иванович, наговариваете на наш кинематограф. Есть фильмы исторические. И про богатырей и про Петра Первого, — возразил Ивашутину Боголюбов.
— Это какой год получается? Девятьсот восемьдесят восьмой, что ли? — спросил генеральный секретарь.
— Получается…
— С исламом сложно и опаснее, — задумчиво начал Дроздов. — Наше христианство отделено от капиталистов и организационно, и духовно. РПЦ не контактирует в Ватиканом и с зарубежной православной церковью. А мусульманам даже выезд за рубеж разрешён на хадж. Плюс, очень много неофициальных «бродячих мулл» и нелегальных мечетей. Разведка докладывает о всё большем разобщении исламских общин…
Дроздов замолчал. Повисла пауза, которую прервал Ивашутин.
— После введения наших войск в Афганистан, подрывная деятельность исламистов усилилась. Проявились фудаменталисты. Они называют себя сторонниками чистого ислама. Официальное мусульманское духовенство они считают безбожным, как и сформировавшийся «народный ислам».
— Вот и я говорю. На Кавказе наши зарубежные партнёры могут использовать участие государства в праздновании крещения, как повод для народных возмущений. Поэтому я против открытого позиционирования государства рядом с РПЦ. Предлагаю снизить налоги до общегосударственных норм для всех: и для христиан, и для мусульман.
— Для РПЦ это будет большим подарком к празднику. У мусульман всё равно своя внутренняя банковская система и много неофициальных мечетей, необлагаемых налогами, а христиане оценят этот шаг государства с благодарностью, — согласительно качая головой, сказал Боголюбов. — А почтовые марки они могут сами заказать. Пусть это не будет нашей инициативой. РПЦ обратится в правительство, а мы согласуем.
— Согласование через нашего идеолуха пойдёт? — Спросил Гришин.
— У себя оставлю, — сказал Боголюбов. — Пусть потом жалуется.
Глава двадцать четвёртая
Я потянул ручку управления на себя, и автопилот отключился с тревожным четырёхкратным «пиканьем». Нос истребителя стал задираться, я дослал рычаг управления двигателем вперёд до максимума и сработал форсаж. Сигнал контроля перегрузки тревожно взвыл. На симуляторах в таких случаях включается женский голос, говорящий: «Предельный угол атаки, предельная перегрузка».
На Ф-16 такого голоса не было.
На компьютерном симуляторе я ставил эф шестнадцатый на хвост запросто, здесь не получалось. Тут он у меня, либо проваливался хвостом вперёд, и его начинало вращать во всех плоскостях сразу, либо тут же «клевал» носом обратно.
В первом случае, главное — не отпускать форсаж и одновременно отжимать педаль и ручку управления в одноимённую сторону. В зависимости от направления вращения, конечно. Ну и противоштопорный парашют, конечно, выручал, если совсем никак.
Оно-то и на компьютерном симуляторе кобру на «сушке» было делать намного проще. Площадь крыла «эфки» была меньше, и истребитель не ложился на встречный воздушный поток.
Сейчас я разогнался до пятисот пятидесяти миль и сумел зависнуть на целых пять секунд. Правда, перегрузка возросла до двенадцати, но моё сознание выдерживало целых десять секунд до отключения.
Вероятно, с форсажем я переборщил, потому, что очнулся я, идущий почти в зенит, слегка завалившись на спину.
Хорошо, что я не взял вторым Алана. Я предупредил герцога заранее и ни на йоту не нарушил план полётов. Полётов экспериментальных. На новых секретных двигателях.
— Хороший двигатель поставили янки, — сказал я, когда к борту подъехал открытый додж.
— Ты свинья, Джон! — Вскричал Алан, увидев, как я вытираю салфетками лицо. — У тебя кровь в ушах! Ты меня слышишь?!
— Слышу, слышу. Это затекло, когда я вниз головой болтался… Как тебе моя кобра?!
— Ты сумасшедший, Джон!
— Сумасшедшая свинья?! — Спросил я.
Он взобрался по подъехавшему к самолёту автомобильному трапу и отвесил мне лёгкую затрещину.
Подъехали ещё машины.
Алан помог мне вылезти из кабины и спуститься по трапу. Честно говоря, голова моя кружилась. Аппаратура, не услышав моего отклика на перегрузках, переключилась на автопилот и посадила самолёт. Я, даже придя в себя, не стал возражать.
Хорошая, всё-таки машина этот Ф-16. Стала хорошей с этим движком… А была жаба жабой… Одно преимущество, что дешёвая.
Я, когда Алан предложил мне испытать новый Ф-16, сказал:
— Как я его испытаю, когда я и старый то не знаю.
И мне дали покататься на двигателе Прата и Витни. Я сразу попытался поднять его на дыбы, как сказал Алан, но едва не разбился. Было низковато. Я едва успел отстрелить стабилизатор, чтобы выровнять самолёт.