ятал. Но жадность не позволила расстаться с пиджаком, штанами и ботинками. Он велел Митрофановой все очистить, а она забыла в пьяном угаре. Теперь два вопроса, Мишаня, перед нами. Первый – где труп Сидорова.
– А второй?
Мишка проследил за плавным полетом бумажного лайнера. Тот приземлился точно в корзину для бумаг. Лихо!
– Второй: что за дело провернула эта троица? Сидоров Серафим Ильич по кличке Сима Ключ у нас кто? Правильно, медвежатник. Причем первоклассный медвежатник. Зачем ему Проскурин, этот гнилой человечишка, сидевший за разбои и грабежи? Стиль Проскурина – нахрап, грубая сила, жестокость. Сидоров не такой, он грабил интеллигентно. Что могло… А знаешь, думаю, я догадался.
– И?
– Думаю, Проскурин и Митрофанова навели Сидорова на какой-то объект. Сима Ключ мог вскрыть для них какой-то сейф. И добыча была, их видели возвращающимися той ночью со спортивной сумкой. Что они в ней несли? Добычу?
– Вполне возможно.
– Вот. И также возможно, что они ее не поделили, потому и убили Сидорова. Недоговорились.
– Почему нет? – снова пробубнил Мишаня. И раздраженно вздохнул.
Он, вот честно, не понимал, зачем Назаров вцепился в этих уголовников. Таких по городу десятки, и у каждого своя преступная история. Им-то она зачем? Как это поможет им продвинуться в деле об убийстве Насти Глебовой? А никак, только отвлекает. Это вообще не их территория, и они не обязаны этим делом заниматься. Пусть местные опера хлопочут. А они, Мишаня с Максимом, должны сконцентрировать внимание на другом. Какого черта им разрабатывать то, что никогда не пересечется? Он вот Данилу Кобзева доставил для допроса, а интереса – ноль. Даже под подписку выпустили. А почему?
– А потому, что не он на него вышел, милый. Неужели ты его до сих пор не раскусил? Потому и интерес к персоне Кобзева не проявляет, – пояснила Карина вчера за ужином. – А у Кобзева этого мотив вполне конкретный. Он ведь мог к своим грязным делам вернуться. И журналистка его снова подловила. И он убил ее. Все ясно же, ну!..
Может, Карина права? Может, не стоит искать черную кошку в темной комнате? Все ведь достаточно просто: Кобзев продолжил свои аферы, Глебова его поймала за руку, и он ее убил. А потом, не справившись с эмоциональным напряжением, сам навел на ее труп полицию. У таких аферистов, как он, как правило, душонка мелкая и трусливая.
– Ты меня не слушаешь, что ли? – обиделся вдруг Назаров.
– Прости, задумался.
– А я вот о чем, Мишаня. – Максим нацелился в него очередным бумажным самолетиком. – В сводках не было ни слова об ограблении, я просмотрел все! Ни слова! То есть обворованный человек не заявил, получается?
– Или кражи не было вовсе. Слушай, я не пойму, как это нам поможет в расследовании смерти Глебовой?
– Или кражи не было вовсе, – повторил эхом Максим и запустил в сторону Мишкиного стола самолетик. – Ты умница! Настя могла им помешать, понимаешь! Она говорила с Митрофановой. Она крутилась возле ее дома пару дней. Могла помешать. Не просто же так Митрофанова хрюкала от страха, когда я ее о Глебовой спросил. Вот чую я, что где-то что-то рядом! Не могу уловить, но чую!
– Пока ты чуешь, лето пройдет, – протянул со вздохом Мишка Борцов. И безжалостно скомкал бумажный лайнер, опустившийся прямо у его ладоней. – Чего Кобзева не хочешь рассматривать как фигуранта? Отпустил под подписку! А он возьмет и смоется.
– Не смоется, поверь мне. – Назаров рассеянно улыбнулся. – И я не запрещаю тебе его разрабатывать. Он утверждает, что у него алиби на ночь убийства? Вот и проверь. И в прошлом его покопайся.
– Это еще зачем?
– А затем, что убить так, как убили журналистку, может только мастер своего дела. Может, Кобзев этот какими-то боевыми искусствами владеет? Или дружок его, который за него вступился? Работай, Миша, работай, а то ведь так и лето пройдет!..
Глава 13
Что-то мешало спать, тревожило. Какое-то странное шуршание. Мыши, что ли, очнулись, почуяв запах съестного, и, возглавляемые дачным мышиным бароном, решили атаковать его запасы? Или снова ветер за окнами поднялся? Или это листья старых яблонь, забывших, как плодоносить, перешептываются?
Листья, листья, листья…
Он вдавил голову в подушку, замер и прислушался. Нет, шуршало не за окном, шуршало в комнате. Это бумага, точно!
И тут же он вспомнил вчерашний вечер. Романтический вечер с Ириной, начавшийся в местной столовке с порции домашних пельменей, продолжившийся на скамейке под яблоней, когда девушка, открыв рот, слушала его, и закончившийся на старой койке, где она послушно выполняла все, о чем он ее просил.
Хорошая была девочка, покладистая. Иван попросил ее взять на пару дней отгулы, чтобы помочь разобраться в бумагах, которые завещал ему лучший друг после смерти. Она тут же позвонила заведующей и отпросилась. Он попросил не задавать слишком много вопросов, способных причинить ему боль, и она не задавала. Все больше слушала.
– Если мы с тобой справимся, то не исключено, что твоя фамилия будет фигурировать рядом с моей на обложке книги, – великодушно обронил он, засыпая.
– Да ты что! – Она прерывисто задышала, покрывая его шею поцелуями. – Разве так бывает?
– Как? – не понял он.
– Чтобы все так прекрасно! Просто как в сказке, Ванечка! Сначала ты появляешься в нашей столовке, красивый, печальный, задумчивый. Мечта любой девушки! Потом ты обращаешь на меня внимание, выделяешь среди остальных. И тут же оказывается, что ты писатель. И просишь меня помочь тебе! Вот судьба… Она и правда везде найдет. Не поступила в Литинститут, так она меня здесь настигла. Как в сказке.
Знала бы эта деревенская дурочка, какая это страшная сказка. И страшнее всего то, что финала у этой сказки еще нет. Каких еще монстров породит этот сюжет? В какие дебри заманит?
Иван приоткрыл один глаз, уставился на голую спину Ирины. Та сидела у стола и перебирала Настины бумаги. Осторожно раскладывала по кучкам и что-то приговаривала, беззвучно шевеля губами.
Высокая, крепкая, с сильными ногами, большой грудью и широкими плечами, Ирина была полной противоположностью худенькой порывистой Насте. Талию Насти он запросто перехватывал ладонями. И грудь у нее была маленькой, как у подростка. Раньше ему это нравилось, казалось модным и сексуальным. Но после ночи с Ириной он вдруг понял, чего ему всегда не хватало в Насте.
Тела. Сочного женского тела, которое можно мять, которым можно наслаждаться.
– Что ты там делаешь, эй? – тихо окликнул он.
Она вздрогнула, завела прядь за ухо, глянула на него с преданной улыбкой. И почему-то шепотом ответила:
– Пытаюсь систематизировать записи.
Он одобрительно ей улыбнулся, резко сел на кровати, потянулся с хрустом. Не стесняясь утреннего возбуждения, встал и пошел к столу. Прижался к ее спине, склонился к шее, принялся жадно целовать.
– Может, отложим на потом, а, детка? – зашептал он, распаляясь.
– Ванечка, погоди, милый. – Ирина поежилась и слегка отстранилась. – Кажется, я что-то такое уловила.
– Да? И что же?
Он был недоволен, что она его не приняла, и даже хотел обидеться. Но потом решил, что дело важнее. Сдернул простыню с кровати, обернулся, сел на табурет напротив голой Ирины.
– Вот, смотри. – Она один за другим выложила перед ним сразу четыре автобусных билета. – Они все в одном направлении и с одной автобусной станции. На одном из них ручкой написано: «Гаврилов».
– И? Что нам это дает?
Ему сложно было сконцентрироваться, когда перед глазами колыхалась тяжелая грудь Ирины и бледно-розовые соски скользили над разложенными бумагами. Прядь волос выпала из-за уха и рассыпалась. Полные губы слегка приоткрыты. И в этой пряди, и в этих губах ему слышался зов тела.
Как все в ней эротично! Даже с подносом в столовой она вышагивает богиней. Сколько времени он убил на худенькую вредную Настьку! Сколько проблем поимел из-за нее!
– Слушай, ты бы надела что-нибудь, Ир, – попросил он. – Так же невозможно!
– Извини.
Она выскочила из-за стола, чем-то там зашуршала. Взвизгнула молния на джинсах, щелкнула заколка в волосах.
– Так лучше?
Волосы забраны наверх, маленькие ушки и длинная шея обнажены. Под левым ухом след от его вчерашнего поцелуя. Но футболка на голое тело спасала плохо, грудь вела себя вольготно. Да и под джинсами наверняка нет трусиков. Он же помнил, куда вчера положил ее нижнее белье. В шкаф он его положил. А она шкаф не открывала.
– Ненамного, – признался он. – Слушай, давай все же сначала приляжем. Я так не могу…
Из кровати они выбрались часа через полтора. Ему ее все было мало. Даже удивительно. Секс с Настей в последнее время казался скучным и обременительным. Он даже паниковать начал, подумал, что стареет. А с Ириной все по-другому. Все ярко, резко, оглушительно.
Они вымылись в тазике, согрев воды. Потом позавтракали яичницей и чаем с имбирными пряниками. И взялись, наконец, за дело.
– Как ты думаешь, что мог делать твой друг в том населенном пункте? – спросила Ирина, когда обнаружились еще два автобусных билета. – Каждые две недели в один и тот же населенный пункт. Что там?
– Я не знаю. Я не очень хорошо знаю окрестности.
– Я сверилась с календарем. Это все были выходные дни, воскресенья. Скажи, твой друг был верующим человеком?
– Настя? – невольно выпалил он и тут же прикусил язык.
– Так твой покойный друг – девушка? – Ее взгляд уколол, укорил и тут же успокоился. – Пусть Настя. Она была верующей?
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что недалеко от этого городка два монастыря, женский и мужской. И еще огромное кладбище. Может, там у нее кто-то похоронен?
– Исключено. Мы с ней не местные, приехали издалека. Здесь у нее никого нет.
– Так, может, она ездила молиться?
– Не может быть! Она крест даже не носила. Может, и верила в глубине души, но точно не до фанатизма. Не до такой степени, чтобы ездить в монастырь молиться!