– Так что же вы нашли?
Назаров не взял в руки документы, просто кивнул в сторону кровати, куда она снова их сложила. Он будто боялся до них дотрагиваться. Боялся выпачкаться.
– Я нашла там упоминание о некоем гражданине Нестерове. Он же Гаврилов, по утверждениям Насти Глебовой, он же теперь не знаю кто. Каратель. С особой жестокостью вешал и расстреливал. Проводил пытки. Помогала ему супруга, мстительная и жестокая гадина.
– Их расстреляли, я слышал?
– Поначалу нет. Они вместе с пленными немцами отстраивали город. Я точно не поняла: то ли они попали под амнистию как раскаявшиеся, то ли ждали очередного суда, там размыто как-то в газетах на этот счет. Но их не расстреляли сразу, содержали в бараках для военнопленных и ждали решения властей. Так я поняла.
Ирина вздохнула, взяла в руки пачку бумаг, тряхнула ими.
– Потом что-то начало происходить в городе.
– Что?
– Этого нет в документах. Я не нашла, во всяком случае. Может, это хранится в архиве МВД или в военных архивах. Это из старых газет. Там писали о странных убийствах, которые продолжались довольно долго, почти полгода. По ночам в частные дома забирались убийцы. В основном лезли туда, где не было мужчин. Убивали и забирали еду.
– Не вижу ничего странного, – не то согласился, не то возразил Назаров. – Голодно было в послевоенное время. Ничего странного.
– Может, так, – кивнула Ирина. – Может, именно за еду и убивали – свои своих же. Никаких следов, никто ничего не видел и не слышал. Множественные облавы ничего не дали. А нечисть продолжала убивать. Полгода!..
– Где об этом написано? – Назаров вытянул руку в сторону бумаг, лежавших на кровати. – Там это есть?
– Вот здесь. – Она выдернула из стопки пару листов и протянула ему. – Корреспондент пишет, что следы ведут к военнопленным. Поэтому, мол, и не дают никаких результатов облавы. Поэтому и не могут найти убийцу, хотя на это брошены все силы. Потому что убийца уже сидит! И каким-то образом почти каждую ночь выходит на свободу и совершает свои жуткие злодейства.
– Как на это отреагировала общественность?
Назаров бегло просматривал ксерокопии старых газет.
– Общественность? – Ирина грустно улыбнулась. – Его высмеяли поначалу. А потом арестовали. Потому что он посмел взять под сомнение профессионализм военных, охраняющих пленных. В этом увидали подрыв авторитета воинской части. Но одна из сотрудниц музея рассказала одну интересную историю. Этого не было нигде в документах, и газеты об этом тоже не писали.
– Что же она рассказала?
– Это как-то касалось ее семьи. То ли далекий родственник, то ли еще кто-то. Словом, после этого газетного скандала в городе организовали отряд из добровольцев. О нем будто даже местные власти не знали. Люди держали все в тайне, боялись арестов, как в случае с корреспондентом. Так вот, эта народная дружина взялась патрулировать окраины, где в основном все и происходило. Однажды они едва не схватили убийцу. Но он ушел.
– Это был мужчина?
– Да.
– Как он убивал своих жертв? – в горле у Назарова пересохло.
– А по-разному! Это чудовище было очень изобретательным. – Ирина передернулась. – Кого душил, кому шею ломал, кого резал.
– Как он это делал?
Она не поняла.
– Как резал?
– Не знаю. Понимаете, я была в городском архиве. Если там и имеются архивные документы МВД, меня к ним не допустили. Я читала в основном протоколы совещаний: городских партсобраний, коммунальщиков. Были папки с документами по лагерю военнопленных. Численный состав охраны, заключенные. Там я и нашла упоминание о Нестерове и его жене. Одна страничка с анкетными данными и фотографией, но подробностей почти нет. И никакого упоминания злодеяний, совершенных ими. Это уже потом я по крупицам собирала информацию. В основном в музее.
– Понятно.
Назаров встал, походил по тесному номеру. Отодвинул тяжелую штору, выглянул в окно. Маленький райцентр мирно спал. Улица перед гостиницей была совершенно безлюдна, ни машин, ни велосипедистов. Он глянул на часы – чуть за полночь.
– В какое время он убивал? – зачем-то спросил у Ирины.
– После полуночи. Журналист, которого впоследствии арестовали, предполагал, что после последней переклички в полночь охрана относилась к своим обязанностям небрежно, полагаясь на автоматчиков на вышках и колючую проволоку. Но ведь это при определенной изобретательности можно легко обойти, правда? Следующая перекличка в шесть утра. У него было время.
Она замолчала, настороженно поглядывая в сторону Назарова. Она была и рада, и не рада его визиту. С одной стороны, с ним не страшно. С другой – что будет, когда он уйдет? И оставить в номере его нельзя. Неприлично.
– Я снял соседний номер, Ирина. – Он будто услыхал ее мысли. – Стены здесь тонкие. Если что, зовите на помощь.
– А если что – это что? – У нее вытянулось лицо. И она прошептала, будто ее могли услышать за дверью: – Вы думаете, он рядом?
– Не могу знать. Но убийца, который обходил лагерные заслоны, способен на многое. Уходил, возвращался, снова уходил. Хитер и изворотлив. Думаю, кто-то из охраны был с ним в сговоре.
– Знаете, я догадываюсь, почему он всякий раз возвращался.
– Из-за жены?
– Да. И еду, думаю, он добывал для нее. Какая еда в лагере? Многие болели, умирали от болезней, не дождавшись суда.
– Что рассказал вам сотрудник музея по поводу расстрела Нестеровых?
– Не сотрудник, сотрудница, – поправила его Ирина. – Расстреляли тогда не только их. Добровольная народная дружина отследила кого-то, кто покидал территорию лагеря и потом возвращался. Эти передвижения совпали с волной убийств. Провели обыски в бараках, нашли что-то, что подтвердило эту версию. Я вас предупреждаю: это всего лишь слова. Документального подтверждения у меня нет.
– Я понял, понял. Вас не допустили к милицейским архивам. А что после того, как нашли подтверждение?
– Состоялся суд, точнее, трибунал. Расстреляли сразу нескольких, не знаю точно, сколько. Но Нестеровы попали – это точно. Вот статья в газете с фамилиями приговоренных к смерти. – Она протянула ему еще один лист ксерокопии. – Похоронили их всех в общей могиле. Откуда потом там взялся памятник с фотографией супругов Нестеровых – ума не приложу.
– Здесь как раз все понятно. Сам он и постарался. Как выжил-то, не пойму? – Назаров плотнее задернул штору на окне, пошел к двери. Но вдруг притормозил. – И еще одного не могу понять. Как Настя Глебова наткнулась на эту тему?
– Здесь как раз все понятно, – передразнила его Ирина. – В прошлом году район праздновал юбилей. Дата для местных значимая. Пригласили из области корреспондентов, телевидение, чтобы освещать событие. Настя Глебова была в их числе. О юбилее она написала очень скудно, как вспоминает сотрудница музея, они даже обиделись. Но неделю спустя вдруг приехала и начала опрашивать всех. Очень ее история лагеря для военнопленных захватила. Даже пригласила эту женщину, которая со мной общалась, в кафе обедать. Выпили вина, расслабились. И эта самая женщина, сотрудница музея, вдруг вспомнила, что года три назад этой историей уже интересовались. Очень плотно интересовались. И кто бы вы думали – байкеры из местного клуба!..
Ирина замолчала. Назаров тоже молчал. Потом со вздохом повернул ключ в замке, приоткрыл дверь. Вернулся в комнату.
– Вот все и встало на свои места. И нет здесь ничего случайного или загадочного. Настя освещала юбилей. Ее захватила история лагеря для военнопленных, она начала подробно изучать ее. Обнаружила, что не она одна этим интересовалась. Была еще парочка шальных байкеров, которых почему-то все это вдруг заинтересовало. Это показалось ей странным. Она попыталась их найти. И обнаружила, что один из этих байкеров погиб около трех лет назад. Разбился примерно через месяц после внезапно пробудившегося интереса к старой истории. Она пошла по следу и нашла эту сволочь…
– Но я тоже нашла! – обиженно воскликнула Ирина. – Я видела его, как вас! Я даже могла с ним заговорить!
– Слава богу, что вы этого не сделали, Ирина. – Назаров едва удержался, чтобы не перекреститься. – Потому что Насте это стоило жизни.
Глава 23
– Что-то вы совсем на себя рукой махнули, Сергей Леонидович, – укоризненно покачала головой Маша, сдирая с руки старика манжету тонометра. – Бассейн забросили, на улицу почти не выходите. Может, надо позвонить в больницу?
– Ишь ты. Не терпится меня сбагрить? – чужим неприятным голосом отозвался сосед.
Глаза не открыл. Так и полулежал на подушках с плотно сомкнутыми веками.
– А вот не дождетесь! Вот вам всем!
Рука старика, с которой она только что содрала манжету, та самая рука, что казалась ей слабой, почти безжизненной, вдруг напряглась. Пальцы поскреблись по старому покрывалу и неожиданно сложились в крепкий кукиш. Глаза при этом он так и не открыл.
– Извините, – пробормотала она, смутившись. – Извините, Сергей Леонидович. Наверное, я пойду. Таблетки я приготовила, вот на тумбочке. Я пойду.
Маша приподнялась с маленькой самодельной табуретки, но пальцы старика, стремительно разжавшись, вдруг схватили ее за запястье. Ее с силой дернуло вниз.
– Сиди! – приказал сосед тихо, властно, незнакомо. – Сиди!
– Сергей Леонидович, – повысила Маша голос, – вы делаете мне больно! Извините, но мне пора.
– Уйдешь, когда я позволю! – произнес он, не выпуская ее руки и не открывая глаз. – Больно… Я сделал ей больно! Это вы, вы все делаете мне больно! Всю мою жизнь. Всю мою несчастную долгую жизнь вы делали мне больно! Господи, как же я устал! Надо было лежать рядом с Леночкой, рядом с голубушкой моей. Зачем я здесь? Она там, а я здесь. Зачем?
Маша нащупала в кармане мобильник. Старик сдавал прямо на глазах. Ему срочно была нужна помощь врачей. Надо было вызывать «Скорую». Он бредил.
– Не смей! – вдруг рявкнул он.
Очень ловко, она даже не успела уловить, как это случилось, выхватил у нее из рук мобильник. Сунул себе куда-то под спину. Не драться же с ним было, не обыскивать его. Маша охнула и притихла. Молча сидела на самодельной табуреточке перед диваном и рассматривала неожиданно заболевшего с утра соседа.