– Одна, – пробормотал едва слышно Зотов, обследуя в глазок площадку перед дверью. – Одна, старая сука!
– Зотов, скот! – захлебывалась визгом Матрена. – Я знаю, что ты дома! Видала в окне твою седую макушку! Открывай! Из-за тебя задержка. Того гляди, на воздух все взлетим. У тебя небось, сволочь старая, утечка газа! Давно говорю, выселять тебя надо было!
– Вот я тебя сейчас, тварь, и выселю! – скрипнул зубами Зотов.
Ловко орудуя одной рукой, открыл замок. Отступил на шаг, тесня Машу, распахнул дверь. Улыбнулся дружелюбно вздорной старухе. У той редкие волосы всклокочены, ситцевый халат застегнут не на те пуговицы.
– Входи, Алексеевна. – Зотов молодцевато улыбнулся ей. – Ишь как орала, даже запыхалась. Входи, входи.
Митрохина вдруг побледнела и попятилась. И испуганно замахала руками. Может, увидела Машу, прижатую лицом к стене? Или?..
Дальше все было как в хорошем боевике. Маша сотни раз видела такое маски-шоу по телевизору, а тут пришлось поучаствовать. В прихожую ворвались сразу несколько человек в черных масках с автоматами. Кажется, орали все и сразу. Сыпались приказы, не подчиниться которым было невозможно. Маша упала на пол рядом с Зотовым и так же, как он, заломила руки за голову, сцепила пальцы на затылке. Перед глазами мелькали тупые носы черных ботинок из жесткой кожи. В голове отдавалось эхо от стука десятка пар каблуков. Все вокруг них двигалось, гремело, орало.
– Чисто! – кричал кто-то из недр квартиры Зотова.
– Чисто! – отвечали ему тем же.
Снова приказы, крик, лязг металла.
– Эй, Машуня, – вдруг тихо позвал ее Зотов. – Глянь сюда.
Она чуть повернула голову, глянула с ненавистью. Старика, кажется, все это даже забавляло. Он ничуть не выглядел испуганным или разочарованным. Будто ждал такого исхода.
– Про журналюгу молчи, девочка, – прошипел он вдруг. – На себя все возьму. Мне один хрен подыхать, а тебе жить. Ишь, воин твой обошел-таки меня. Надо было его валить первым…
Ее никто не трогал целых две недели. Не вызывал, не допрашивал. Даже не звонил никто. Назаров тоже. Она сидела дома, не выходила. Продукты заказывала через Интернет, их доставляли до квартиры. Скоро надо было выходить на работу, а она не знала, есть у нее еще работа или нет. Туда она не звонила, ей оттуда тоже. Дошел ли до ушей ее руководства громкий скандал с ее соседом, она не знала. Потихоньку собирала вещи в коробки. В этой квартире она больше не останется ни за что.
В глубине сознания тряслась трусливая мыслишка, что квартира в ближайшие несколько лет ей может вообще не понадобиться. Но Маша старательно отгоняла эту мысль прочь. Если не арестовали сразу вместе с Зотовым, если не взяли даже подписку о невыезде, шанс остаться на свободе у нее все же есть.
Она встала у распахнутых дверей шкафа. Все полки уже опустели, на плечиках болталась одна-единственная спортивная куртка, в которой она сегодня собиралась выйти на улицу, чтобы расклеить объявления о сдаче квартиры. Где станет жить, она пока не думала. Не здесь, это точно!
Прошла взглядом по пустым полкам шкафа, по груде коробок в углу, по голым стенам. Она уже сняла и упаковала все фотографии и картины.
Нет, не все. Одну оставила, ту, где они с Женькой подростками отдыхают в летнем лагере. Она в летнем платьице на берегу реки, он стоит чуть сзади, покровительственно положил руку ей на плечо.
Он всегда ее оберегал. И никогда не говорил, что ей может грозить какая-то опасность. Сначала устранял ее, потом уже рассказывал. О том, что девчонки из ее отряда вздумали ночью вымазать ее зубной пастой, не рассказал, просто взял и стащил у них все до единого тюбика. Только утром со смехом Женька ей во всем признался. Не рассказал, что дворовые пацаны собирались подкараулить ее после занятий у репетитора и затащить в ближайшие кусты, чтобы пощупать, выросли у нее сиськи или нет. Он сначала подрался с ними, наставил им синяков, схлопотал сам, пригрозил, что поодиночке их перелупит, если они посмеют к ней пальцем прикоснуться. Только через неделю признался, откуда у него столько синяков.
С Зотовым тоже так получилось. Женька заподозрил старика в страшном и решил сам разобраться, а потом уже ее предупредить. В этот раз не случилось.
Маша поцеловала Женькино лицо и убрала снимок в свою сумочку. Прошла на кухню. Холодильник выключен, вымыт до блеска. Его она оставит жильцам. И мебель тоже. Ей все в этой квартире казалось оскверненным. Оскверненным злом, которое сеял вокруг себя Зотов.
Она села за обеденный стол, пододвинула к себе газету с объявлениями и снова принялась звонить. Квартир в аренду сдавалось много, но ей все не подходило.
Она положила телефон на стол после четвертого неудачного звонка. Тот сразу пискнул: пришло сообщение.
«Я у подъезда. Ты дома? Можно подняться?». Это Назаров.
«Да, конечно», – ответила Маша и тут же помчалась к входной двери.
Быстрый взгляд в зеркало. Нормально она выглядит. Не цветуще, конечно, но не плохо. Как кстати сегодня вымыла голову. Уговорила себя просто на этот подвиг. Одежда: спортивные шорты, футболка. Угостить, правда, капитана нечем, но…
Неизвестно еще, с каким он сюрпризом пожаловал. Может, с наручниками в кармане?
– Проходите, – тихо произнесла она, дождавшись гостя у открытой двери. И не выдержала. – Вы арестовывать меня пришли?
– Маша, мы вроде были на «ты», – напомнил он, входя и закрывая за собой дверь.
Назаров выглядел осунувшимся, усталым. Будто на нем осел слой пыли, стряхнуть которую не было сил.
– Извини, капитан. – Она сделала попытку улыбнуться. Указала рукой на дверь гостиной: – Идем туда.
Он послушно пошел за ней следом.
– Уезжать собралась? – спросил он удивленно, обнаружив в гостиной распахнутые дверцы пустых шкафов.
– Съезжать. Присаживайся. – Она указала ему на диван и сама села на кресло чуть поодаль. – Не могу здесь. Дышать не могу, все давит.
– Понимаю. – Назаров сел, вытянул ноги, глянул на нее. – Нашла жилье?
– Пока нет.
– Могу кое-что предложить, – вдруг после паузы сказал Максим и неуверенно улыбнулся.
– Тюремную камеру? – Маша кивнула, будто на все заранее была согласна. – Я понимаю. Кошмар должен иметь продолжение.
– Нет никакого продолжения, Маша. И камеры не будет. Зотов признался во всех эпизодах. Включая многие преступления прошлых лет. Такая страшная сволочь! Как вспомню, что ты за ним ухаживала, просто зубы скрипят!
– А журналистка Глебова?.. Как же быть с тем, что я… – цедя по слову, проговорила Маша, боясь встретиться с Назаровым глазами.
– Я же сказал, что Зотов признался во всех эпизодах, Маша, – очень строго повторил Максим. – Включая убийство журналистки. И подробно рассказал, как избавлялся от трупа. Все под протокол!
– И как же он от него избавлялся?
Она поежилась, будто по залитой солнцем комнате промчалась волна ледяного ветра. Глянула на Назарова исподлобья.
– Он вытащил ее на улицу, загрузил в машину, которую Насте одолжил главный редактор, и вывез тело в лес. Потом отогнал машину на мойку. Снова пригнал во двор, уничтожил все свои отпечатки. Вещи Насти сжег по дороге: сумку, документы. Ключи от машины забрал себе. Зачем? Не смог сказать. Ключи, кстати, нашли в ходе обыска в его квартире. Редактор Глебов их узнал. Так что продолжения твоего кошмара не будет, Маша.
– А если он изменит на суде свои показания? Скажет, что…
– Что?
– Что это не он, а я избавилась от тела!
– Не скажет, Маша. Он не изменит своих показаний. И суда никакого не будет.
– Почему?
– Он повесился в камере. Из рукавов своей рубашки сделал петлю. Исхитрился, сволочь. И повесился. И ты знаешь, – Максим встал с дивана, шагнул к креслу, на котором она ежилась от озноба, присел перед ней на корточки, – у меня нет ни малейших сожалений по случаю его кончины. Ни малейших!
– У меня тоже, – прошептала она. – Прошелся по моей жизни ураганом, гад! Все испортил! Он и еще кое-кто. Его… его посадили?
Назаров понял, о ком она.
– Идет следствие, – ответил он со вздохом. – Все убийства он отрицает. Так что Митрофанову и ее сожителя будем считать самоубийцами. Доказательств его участия нет. Как нет и доказательств того, что им отомстили друзья медвежатника Симы Ключа. Очень зол я на Глебова, главного редактора. Такой, знаешь… Вроде любил Настю. Очень любил, но когда заподозрил Светлова в краже Настиных документов, позволил ему уехать.
– Зачем?
– Решил на этом деле заработать популярность. Все о рейтинге пекся.
– Он знал, какую тему она разрабатывала?
– Клянется, что нет. Я не раз его допрашивал: все отрицает. Обратного доказать я не могу. Все, Маша. – Назаров погладил ее по коленкам. – Надо все забыть. Все постараться забыть. Ага?
Ей перекрыло чем-то горло, глаза защипало от закипавших слез. Весь ужас позади? Все закончилось? Неужели ей это не снится? Она может дышать полной грудью!
– Это невозможно будет забыть, Максим. – Маша заплакала, прижимаясь щекой к его макушке. – Это всегда будет со мной!
– Постараемся вдвоем как-то с этим справиться. – Он замер, боясь шевельнуться и потерять ощущение долгожданной легкости в душе, которого так давно не было.
– Вдвоем? – Маша отпрянула, вытерла мокрые щеки. – Ты хочешь сказать…
– Для начала я хочу тебе предложить пожить у меня. – Назаров поднялся на ноги, пнул одну из ее многочисленных коробок. – Все это добро у меня, конечно, не поместится. Здесь целый склад придется арендовать.
– Я даже знаю где, – улыбнулась она сквозь слезы. – Но ты прямо вот так готов?
– Готов или нет, пока не знаю, но надо попробовать, Маш. Я все время думаю о тебе, просто сумасшествие какое-то! Ты все время перед глазами. Может, и не решился бы. Но раз ты решила съехать отсюда и ничего пока не нашла, то я готов. А? Как ты? – Он провел ладонью по волосам, особо осторожно тронув то место, где прижималась Маша своей щекой. – Попробуем?
– Попробуем, – кивнула Маша. И с облегчением произнесла: – У нас есть все шансы на успех, капитан Назаров.