Лорис наблюдала, завороженная, как Кэл своими длинными вытянутыми руками в воздухе описывал ей декорации. У нее было ощущение, что он вообще в первый раз рассказывает кому-то о пьесе. Она заметила, что отступает — соблазняется, такое слово больше подходит — творческими перспективами. И вдруг совершенно отчетливо она поняла, что должна будет быть частью этого, что бы ни произошло.
— Квартиры, наклоненные набок, двери, окна, — говорил он, — может, даже и мебель, я пока еще не уверен, но все линии будут несколько косыми, чтобы создать впечатление, что в один прекрасный момент это может разрушиться.
Дождь шел стеной, стер все вывески на домах, уничтожил звуки транспорта, смыл все ощущение времени. А Кэл все рассказывал.
Он понимал, что говорит слишком много и слишком эмоционально, но не мог остановиться, если только у него вообще возникло такое желание. Она слушала его так внимательно, почти не дыша, и он видел сквозь ее свитер линию набухших сосков. Он сказал себе, что это из-за мокрой шерсти, но ее губы словно утверждали совсем другое, а глаза были огромными от восхищения и сверкали. Прежде чем он понял, что делает, он быстро наклонился к ней — и вдруг раздался пронзительный писк, возвративший их к реальности.
— Что это было? — с трудом переводя дыхание, спросила Лорис.
Кэл отпрянул и достал коричневый бумажный пакет, который издал еще один протестующий звук.
— Это утка Донни.
Он совершенно забыл о резиновой утке, которую купил Брайану, взамен игрушки со сломанной пищалкой. Он молча проклинал себя. Он все, к черту, забыл! Не только про игрушку. Что случилось с ним? Неужели у него в семье было недостаточно проблем, чтобы прибавлять еще? Но он так хотел поцеловать ее и намеревался узнать, как она отреагирует, что почувствует и какие у него будут ощущения от ее губ. Открыв пакет, он достал ярко-желтого утенка и показал ей.
— Мой сын не будет купаться без утенка Донни.
— Твой сын? — удивленно повторила Лорис.
Пат никогда не упоминала, что у Кэла есть сын.
— Да, у меня дома есть маленький сынишка. — И его голос наполнился нежностью, что очень тронуло ее.
Она схватила свою сумку и нажала на ручку двери. Быстро пролепетав пожелание спокойной ночи, она выскочила из машины и побежала сквозь потоки дождя и ветра.
Когда Кэл приехал домой, его ждала Джулия Энн. Ее безумные вопросы почти не тронули его. Единственно, о ком он мог думать, — это о Лорис, а свет с улицы высвечивал ее лицо. У него появились новые идеи по поводу спектакля, все, что он хотел сделать, — поделиться с ней. Все бури Джулии Энн словно ушли для него под землю.
Лорис не надо было смотреть на часы, чтобы определить что сейчас очень поздно. Она сидела по-турецки на усыпанном гвоздями, опилками полу, окруженная рулонами холста, пустыми банками из-под краски, какими-то инструментами и кисточками. Другие артисты их компании ушли сразу после репетиции… она осталась, чтобы помочь.
В ожидании Грега с новой банкой краски она достала остатки обеда — холодный цыпленок и теплое пиво — и смотрела на большую сцену, где Кэл и техническая группа заканчивали последние штрихи на основном оборудовании.
Элегантные белые колонны под углом поднимались со своих фундаментов, угрожая вот-вот упасть, фамильные портреты в позолоченных рамах висели слегка набок. Скрытый среди асимметричных угрожающе напряженных лучей и голубых подсветок над большим особняком, мерцал призрачный огонь.
Видя, что идеи Кэла наконец-то реализованы, Лорис ощутила то же возбуждение, какое появилось у нее в машине той ночью, когда он рисовал ей в воздухе. Вдруг она почувствовала уверенность, что теперь все пойдет гладко. Ведь с самого начала их преследовали неприятности. Четыре месяца господствовал закон джунглей: все плохое, что могло случиться, — случилось.
В ту неделю, когда они решили начать репетиции, жена Кэла упала с кухонного табурета и сломала шейный позвонок. Репетиции были отложены на две недели. Только они приступили, как ушел Брэд, играющий главную роль, и им пришлось все начать сначала. Благодаря Рождественским каникулам и эпидемии гриппа, у них еще оставалось время.
Через две недели — премьера, назначенная на 15 марта. Они работали семь вечеров в неделю, а в уик-энд до трех-четырех утра. Все были утомлены, на грани полного истощения. В воздухе царило постоянное напряжение и почти осязаемая тревога. Но Лорис никогда в жизни не была так счастлива.
— Похоже, что ты в конце концов тронулась, — привел ее в чувство голос.
Она посмотрела вверх и увидела Пат, приближающуюся к ней.
— Кто? Я?
— Да, ты. Ты сидишь здесь, улыбаясь исключительно самой себе, — она подошла к ней с банкой краски в руке. — Лорис, что происходит?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты знаешь Грега, нового парня из технической группы?
Хлопнувшись на пол рядом с Лорис, она поставила банку с краской.
— Он попросил меня передать тебе это.
— Сегодня я не репетирую ни одной из своих сцен, — пояснила она, зубами отрывая цыплячье крыло. — Вот и решила помочь раскрашивать панели.
— Этот человек сказал: «Не можешь ты передать это жене Кэла?»
— Что?
Кинув куриную кость в картонную коробку, она вытерла руки о ее замазанные краской джинсы.
— Откуда он взял это?
— Ты никогда не пропускала репетиции — даже тогда, когда тебя не вызывали. Если ты раскрашиваешь панели, значит, ты делаешь декорации. А на это нанимается постановщик. И…
— Хей, Лорис, — позвал Кэл со сцены. — Где гвозди номер два?
— Я же их принесла, — спохватилась она, не обращая внимания на недоуменный взгляд своей подруги.
Пат подождала, пока Арти, управляющий сцены, забрал ящик с гвоздями и отошел достаточно далеко.
— И каждый вечер вы уходите вдвоем. Ты садишься в его машину и уезжаешь с ним. Почему бы Грегу не подумать, что ты его жена?
— А где, к черту, она? — защищаясь, вскричала Лорис. — Она не пришла ни на одну репетицию. Неужели ее не беспокоит его работа? Она же должна понимать, как тяжело ему найти людей себе в помощь. Если бы я была его женой, я была бы здесь каждый вечер, работая рядом с ним.
— В любом случае ты так и поступаешь, — плоско намекнула ей Пат. — Боже, Лорис, а ты случайно не влюбилась в него, а?
— Я просто стараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы пьеса прошла успешно. Что в этом плохого?
Взяв отвертку, она открыла крышку банки с краской.
— Мне нравится заниматься этим, Пат. Я никогда еще не была так счастлива!
— Понимаю, — озабоченно сказала она. — И Кэл такой же. Он переменился настолько, что стал не похож на самого себя. Вы занимаетесь этим после репетиции?
— Нет, конечно. Он просто отвозит меня домой.
— И все?
— Ну, мы сидим в машине и немного болтаем.
— Вы просто… разговариваете?
— Да! О том, как прошла репетиция, или о его новых идеях.
Тоненькой палочкой Лорис быстрыми движениями перемешала краску.
— Я имею в виду, почему мужчина и женщина не могут просто побыть вместе без всякого секса. Мы оба любим театр. У нас вот такие отношения. Что в этом ужасного?
Палка переломилась пополам, обрызгав их обеих краской.
— Господи, что я наделала!
Пат засмеялась.
— О'кей! Теперь мы обе грязные.
— Нет! В этом нет ничего хорошего! — закричала зло Лорис, и неожиданно ее глаза наполнились слезами. — Это совсем нехорошо.
Ошеломленная, Пат уставилась на нее.
— Боже, Лорис, да ты влюблена в него!
— Ой, Пат, что мне теперь делать? Я никогда в жизни не была так несчастна!
Но у ее подруги не было ответа.
В публике росло волнение, выражаемое частым покашливанием, а скрип металлических стульев был слышен даже за бархатными кулисами сцены.
— Что ты собираешься делать? — прошептал Арти Пат, которая подглядывала в щель занавеса.
— Мы ничего не сможем сделать сейчас, — огрызнулась она.
Она только что заметила Дэвида Файна, критика из «Вилидж Войс» — единственной газеты, которая нудно освещает авангард, — вскочившего со своего места. Пробормотав проклятия, она отвернулась от занавеса и увидела, что основной состав и техническая группа собрались вокруг нее.
— Почему мы ждем Кэла? — потребовала Леонор, будучи, как всегда, в центре внимания. — Он же не задействован в спектакле. Почему бы нам не начать без него?
Зная, насколько хрупки актерские эго на открытии сезона, Пат приказала себе держаться спокойно, что бы ни случилось.
— Потому что Кэл должен принести освещение.
— Но уже прошло сорок пять минут, а его нет, — настаивала Леонор, нетерпеливо вскинув голову — Тогда мы должны начать без освещения. В конце концов, что здесь такого?
Пат посчитала до десяти. Ей объяснили, что древняя школьная система освещения не может вытянуть сложного освещения, которое выдумал Кэл для шоу, и он сконструировал собственную коробку освещения, но она сама в это не очень поверила.
Леонор повернулась к Росс — актеру, играющему роль ее мужа и любовника Лорис.
— Что такое коробка освещения?
— Что я не могу понять, — сказал Росс, игнорируя Леонор уже не в первый раз, — так это почему Кэлу надо каждый вечер забирать ее домой?
Пат заскрипела зубами.
— Потому что ему потребовался месяц, чтобы сделать его, — ответила Лорис, летая, как на крыльях. — Оно незаменимо. Он не мог рисковать, если кто-то возьмет и сломает его.
— Ты дозвонилась до него? — спросила Пат.
— Нет. Телефон не отвечает.
— Значит, он в пути.
— Прекрасно, — кипела Леонор, — но если послушать публику, то мы уже давно должны были начать спектакль.
— Так мы никогда ее не завоюем, — поддержал Росс, и все остальные согласились с ним.
— Пат, тебе не кажется, что ты должна еще раз выступить перед публикой, чтобы… — начал Арти.
— Я бы хотела, чтобы сцена была пустой, — оборвала его Пат, чувствуя что ее спокойствию приходит конец. — Я хочу, чтобы актеры заняли свои места в своих уборных, занимаясь приготовлениями, а техническая группа была на своих местах. Сейчас же!