— В другой раз, — сказала Пат.
— Но это наш последний день в Нью-Йорке, — настаивал Боб. — Завтра утром мы улетаем в Денвер.
— А мы уже давно взяли за правило, — сообщил Дик Лорис, — никогда не привозить назад деньги, предназначенные для путешествия. У нас осталась почти тысяча баксов.
Боб озарил Лорис спокойной обольщающей улыбкой.
— На эти деньги мы могли бы получить вас надолго.
— Подумай, если вы и так еле ползаете… — начала Пат, прежде чем Дик с презрением прервал ее.
— А мы с тобой и не разговариваем. Мы разговариваем с ней, — он повернулся к Лорис, наклонившись к ней в окошко арки. — Давай, что ты скажешь?
Лорис с каменной маской на лице посмотрела на обоих мужчин.
— Пошли, а! — надоедал Дик, пот струился над его верхней губой. Он уже представлял вкус ее титек. — Ну, что ты скажешь?
— Уматывайте, — сказала Пат, — или я позову администратора.
Дик возмущенно отпрянул.
— Ни у кого нет рождественского настроения, — промямлил он, когда Боб тащил его обратно в бар.
Пат резко рассмеялась.
— У нас уже и так достаточно ничтожеств в Нью-Йорке. Ты не думаешь, что они их импортируют из Денвера?
— Это из-за меня, — сказала Лорис. — Во мне что-то такое, что заставляет мужчин…
Она замолчала, но когда подняла свой бокал, ее рука дрожала.
— Лорис, ты не можешь винить себя из-за каких-то подонков в этом мире.
— Тогда почему это всегда случается со мной?
— С таким лицом и фигурой, как у тебя, какой мужчина не подойдет к тебе?
— Но как они подходят, Пат! Ты слышала этих парней сейчас? Они практически предлагали мне деньги. Такое случается уже не первый раз. Незнакомые постоянно подходят ко мне на улице. Ты даже не поверишь, если я тебе скажу, что они мне говорят.
В ее глазах появилась безнадежность.
— Я не знаю, может, они и правы. Может, они видят во мне то, чего я не знаю. Почему же еще они обращаются со мной, как с последней шлюхой?
— Потому что ты позволяешь. Я сколько раз говорила тебе, Лорис, что ты должна стоять за себя. Не будь такой пассивной — это только подбадривает их.
— Я так теряюсь и расстраиваюсь, — печально объяснила Лорис. — Когда они смотрят на меня или говорят мне такие вещи, все это заставляет меня думать, что я действительно шлюха.
— Тебе еще шагать и шагать до нее. — Пат позвала официанта, чтобы заказать еще напитки. — Одного любовника недостаточно: он не может превратить тебя в нее.
Лорис уставилась в свой пустой бокал.
— Даже с Кэлом теперь я… я не могу не удивляться, неужели все, что ему на самом деле от меня надо, — это только постель?
— Это то, что я тебе говорила. Это продолжается уже десять месяцев. По-моему, пора уломать его развестись.
— Я не смогу сделать этого, — она гордо выпрямилась. — Кэл сам должен принять это решение.
— А зачем ему? У него все есть. У него есть семья, и у него есть ты. Он ведет себя, как два разных человека, Лорис. Дома — он семьянин с достатком средней руки; с тобой — он одержимый любовник и артист авангарда. На этих днях он собирается решить, кто же он на самом деле.
— Это то, что он может решить только для себя.
— Я не думаю, что он может. Он совершенно не способен принимать решения. Это касается и тебя, и его работы.
— Это не так. Никто так не работал эти последние несколько месяцев, как Кэл, стараясь опять собрать труппу.
Как Пат и предсказывала на том несчастном открытии сезона в марте, без отчета «Вилидж Войс» она не смогла найти ангелов, которые захотели поддержать их спектакль. В течение следующих месяцев ей удалось вымолить, взять взаймы, достаточную сумму, чтобы арендовать полуподвальный этаж на Ловер Йст Сайд, который раньше был Цыганской чайной. Вся компания бросилась строить сцену по кругу, которую спроектировал Кэл, с осветительной системой вдоль нее. «Ловер Дептс», как Пат назвала кафе-театр, должно открыться сразу после праздников.
— Я говорила о моральной поддержке, — сказала Пат — Он использует тебя, Лорис, а ты позволяешь ему.
— Нет, он… Кэл не такой. Он любит меня.
— Его любовь или его видимость любви доведут тебя неизвестно до чего, — резко заключила Пат. — Если бы Кэл действительно тебя любил, то развелся.
— Это совсем не так просто для него, как ты думаешь, Пат, — Лорис встала на защиту своего любимого. — Ты же не знаешь, как страдал Кэл, когда был мальчиком, из-за того, что его отец бросил их. Как я могу просить Кэла причинить ту же боль его сыну?
— Ну, и как долго это будет продолжаться?
— Не знаю. Чем счастливее я с ним, тем более несчастна, когда он не со мной. Иногда мне кажется, когда я лежу в постели, после того как мы любили друг друга, и наблюдаю, как он одевается, чтобы идти домой, что не смогу сдержаться и закричу.
— Ты должна закричать Может, тогда он не уйдет домой. Ты должна бороться за то, что хочешь в этом мире, Лорис. Надави на Кэла, чтобы он сделал выбор между тобой и женой.
— Ой, нет, — вскрикнула Лорис, тем самым давая Пат понять, что не только гордость удерживает ее, но и страх: она никогда не оправится от отказа от нее ее отца, и если Кэл тоже отвергнет ее, это будет непоправимым ударом для ее уже ослабшего эго.
— Может, тебе просто уйти от него на время? — предложила Пат — Это даст тебе время обдумать все. Ты знаешь, Арти решил принять то предложение в местном театре в Питсбурге.
— Да, он и просил меня составить компанию.
— Это только на три месяца.
— Три месяца не видеть Кэла? Я не знаю, как я смогу прожить без него эту неделю.
— Почему? Он куда-нибудь уезжает на праздники?
— Нет, но приезжает его мать, и он хочет на неделю уйти с работы, поэтому у него не будет возможности… встречаться со мной.
Ее руки сжались в кулаки, длинные ногти впились в ладони.
— Ох, я иногда схожу с ума. Я поклялась себе, что никто никогда не заставит меня чувствовать… чувствовать себя нежеланным ублюдком, которого упрятали так, что могут думать, что я не существую.
— Давай проведем праздники вместе, — упорствовала Пат. — Ты не сможешь долго находиться в таком состоянии.
Лорис отрицательно покачала головой.
— Я там чужая. И я не могу находиться среди других людей, когда я такая.
Она сделала большой глоток вина.
— Кроме того, я смогу использовать это время на обдумывание, как ты мне сказала. Я не могу так жить больше. Мне надо что-то предпринять.
Не имея никого после смерти матери, Лорис редко разделяла с кем-то компанию в минуты, когда чувствовала себя несчастной. В ту нескончаемую неделю она решила, что несчастье — это что-то, чего надо стыдиться, что это только ее вина. Она так и не присутствовала на новогодней вечеринке, как обещала Пат. У всех есть какие-то даты — кто-то обменивается традиционными полуночными поцелуями — а Лорис не нуждалась в напоминании ей ее статуса одиночества.
Так случилось, что в этом году она не получила поздравительной открытки на Рождество от мисс Прескотт. Лорис написала ей, когда она только переехала, рассказав о новой квартире и театральной труппе. Ее письмо так и осталось без ответа. Последняя непрочная связь с ее отцом, как она поняла теперь, прервалась навсегда.
Мир своих собственных фантазий всегда был для Лорис единственной защитой от чувства нежеланного ребенка. Приехав в Нью-Йорк, она обнаружила уже готовый мир фантазий в фильмах — особенно в старых. Покупка видео была единственной прихотью, которую она позволила себе, и сейчас у нее было около сотни пленок.
Сегодня она решила: ничто так не выведет ее из состояния депрессии, как история, которая моментально захватывала ее. Ей необходимо было потеряться в другом времени и месте, в чужой прекрасной истории любви.
Фильм, который Лорис выбрала, был «Доктор Живаго». Она очень скоро поняла, что это был лучший выбор. Она сидела, откинувшись на подушки, потягивая свое новогоднее шампанское, которое сама себе купила. Ее так захватили исторические моменты, огромная сила и красота образов! Но когда развернулась трагическая любовь между Ларой и Живаго и достигла кульминации, как в зеркале отражая их безнадежные отношения с Кэлом, ее охватила боль, которая, как она считала, должна была исчезнуть.
Лорис так и не смогла досмотреть фильм до конца. Воображение, как Кэл с женой отмечает Новый год, обожгли ее. Вместо того чтобы стереть, шампанское сделало их еще острее. Из соседней квартиры слышались звуки музыки, неистовые крики и смех. За окнами взрывались хлопушки и петарды, провожая старый год и радуясь новому.
Слезы потекли по ее лицу. Лорис приняла единственное решение: в наступающем году порвать все отношения с Кэлом.
Она начала 1 января 1981 года, лелея свое первое похмелье. Со специальным актерским сценарием на коленях и с тетрадью, отложенной в сторону, она принялась учить новую роль. Ей надо было подготовить монолог Агги из первого акта пьесы «Кошка на раскаленной крыше». Она никак не могла сосредоточиться.
Ее мысли все время возвращались к Кэлу. Вместо того чтобы учить, она поймала себя на том, что репетирует, как и что она скажет ему, когда они встретятся. Словно разбивая сцену на части, она стала записывать причины, по которым они не могут быть вместе.
Ее так поглотила эта работа, что сначала не поняла, то ли она услышала, как ключ поворачивается в замке, то ли это просто ее воображение. Ручка замерла в воздухе, она оторвалась от тетради и увидела, как открывается дверь и входит Кэл. Он задыхался, пробежав по лестнице. Его волосы были растрепаны, лицо раскраснелось на морозе, и когда он посмотрел на нее, в его глазах вспыхнул восторг.
Лорис показалось, что в темной комнате кто-то неожиданно распахнул окно, впуская ослепительный солнечный свет. Она молча прокляла себя и его тоже. Но это было выше ее сил.
— Что ты здесь делаешь?
— Я должен был увидеть тебя.
Его голос был глухой, напряженный.
— Но я думала… ты сказал завтра.
— Я не мог дождаться. Я пытался всю неделю вырваться к тебе.