Она проснулась и обнаружила, что лежит в комнате с бледно-голубыми стенами, обставленной по-домашнему, как обычно это делается в домах Калифорнии. Она больше не была пристегнута к постели, а на окнах отсутствовали решетки, хотя, приглядевшись внимательнее, можно было увидеть красивую стальную сетку. Играла спокойная музыка. Еда здесь заказывалась заранее.
Потом начались ночные кошмары. Ей давно уже не снились сны, а теперь они вернулись в большом количестве. И, словно мстя за свое долгое отсутствие, будили ее два, а то и три раза за ночь. Ее подсознание неумолимо стремилось выйти наружу и рассказать ей о чем-то, но все, что Лорис могла вспомнить, — это ужас и страх.
Звук печатной машинки был ясно слышен даже на проезжей части, когда Пат постучала в дверь номера 406.
— Открыто, — откликнулся Кэл, не отрываясь от машинки.
Пат вошла и, подождав, пока он допечатает страницу, справилась о делах.
— Нормально, — отозвался он с сигаретой во рту.
Пепельница, стоявшая на узком письменном столе, была полна окурков; смятые листы бумаги переполняли корзинку для мусора и валялись на полу.
— Этой ночью я закончил второй акт пьесы.
Пат заметила, что его постель даже не смята.
— Ты опять всю ночь писал?
Он пожал плечами.
— Нет, два часочка я прихватил.
Он был небрит, волосы растрепанны, однако глаза, с красными прожилками, блестели от удовольствия.
— Я уже на середине первой сцены третьего акта.
Кэл не мог заснуть все то время, пока Лорис была в коме. И в ожидании, когда она выйдет из этого состояния — если она выйдет вообще, — он начал писать. Ему было необходимо понять причины, которые толкнули ее на то, чтобы уйти из жизни. Задумавшись над этим, он вспомнил целую плеяду звезд: Мерилин Монро, Джин Себеж, Брижит Бардо, Дороти Стратон и многих других — все они были ярки, красивы, их имидж жестоко эксплуатировался, и в конце концов они были сломлены, каждая по-своему.
«Что же именно не так в обществе, которое с такой жестокостью наказывает женщину за ее красоту и сексуальность?» — подумал Кэл.
Приехав неделю назад в Лос-Анджелес, Кэл все ночи работал над пьесой в состоянии, сходном с белой горячкой. Днем они с Пат занимались тем, что искали Лорис. Когда она находилась в палате интенсивной терапии, больница отказывала им в разрешении увидеть ее. Новости, что она уже вне опасности, распространились в тот момент, когда ее тайно перевозили в частную клинику. Гриффин оставил жесткие указания: никому не позволять разговаривать с ней. Связь с ним самим все еще не была налажена.
Но они отказывались отступать. Через три дня их постоянных надоеданий главная сестра по психиатрической опеке в конце концов согласилась передать записку психиатру, наблюдавшему Лорис в частной клинике.
— От доктора Аронс пришло какое-нибудь известие? — первым делом спросил Кэл.
— Это то, о чем я пришла тебе сказать. Нам назначено свидание с Лорис на два часа.
— Боже, наконец-то! — Он поспешил выплюнуть сигарету и выскочил из-за стола.
Пат не решилась напомнить Кэлу, что, возможно, Лорис и не захочет встретиться с ним.
Проходя по дорожке мимо красиво оформленных газонов, усаженных высокими деревьями, Кэл первый произнес вслух то, о чем постоянно думала Пат.
— Думаю, мне лучше подождать здесь, пока ты спросишь ее, можно ли мне прийти.
Они вместе поднялись по ступенькам на веранду огромного здания, которое когда-то было домом одной из кинозвезд. Когда Пат уже собиралась войти, Кэл остановил ее:
— Пожалуйста, расскажи ей, как я… я хочу ее видеть.
— Я сделаю все, что в моих силах, — обещала Пат. — Но это ведь зависит и от того состояния, в котором она находится.
Пат приготовилась к самому худшему, но только мельком взглянув на Лорис, она была шокирована видом подруги и разозлилась. Ее разъярило, что Лорис так безжалостно разрушила свою красоту, за которую Пат продала бы душу.
— Боже праведный, что ты с собой сделала?
Лорис тихо усмехнулась.
— Я знаю, что выгляжу ужасно.
Она провела рукой по темному ежику — все что осталось от роскошных волос, без которых ее глаза смотрели как-то ненормально, затравленно. Ее лицо было вытянуто, белая кожа почти сливалась с повязками на руках.
— Я похожа на узника нацистского концлагеря из фильмов сороковых годов.
Ее рука упала на колени.
— Полагаю, в любом случае я имела дело с врагом, так ведь?
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Пат, подойдя к Лорис, сидящей на подоконнике.
— Хочешь верь, хочешь нет, но мне сейчас намного лучше, чем последние годы. Здесь хорошо, тихо, никакого давления. Ничего не делаешь, только расслабляешься.
Пат скорчила мину.
— Почти то же самое, что и в загородном клубе.
— Да, но временами становится невыносимо, — согласилась Лорис. — Из ночи в ночь меня мучают страшные кошмары, однако доктор Аронс говорит, что это неплохо.
— Кошмары! И это неплохо?
— Предполагается, что подсознательные эмоции и конфликты, которые я подавляла с помощью наркотиков, вырываются наружу. Мне помнится, когда я была маленькой, в монастыре мне тоже снились такие же кошмары, но тогда я пыталась понять их смысл. Я всю жизнь старалась убежать от этих ощущений.
Она сделала глубокий вдох и выдыхала маленькими порциями.
— Я все равно не могу убежать от них. Видимо, они со мной останутся до конца моих дней.
— Лорис, почему ты это сделала?
— В какой-то момент я почувствовала себя загнанной в угол. Мне захотелось разорвать все путы и освободиться. Я не видела другого выхода.
— Но у тебя же было все: красота, деньги, слава. Что ты подразумеваешь под «загнана в угол»?
— Загнанная в угол — как в клетке! Только клетка эта была внутри меня самой. Или, другими словами, той, кем я стала. Я больше не была женщиной, Пат. Я была воплощением женщины. Я была вещью: Лара Лайтон, секс-символ. Я больше не могла так жить. Каким-то образом я должна была остановить это.
Она замолчала и уставилась на повязки на руках.
— Я никогда не предполагала зайти так далеко, но в тот момент я была возбуждена кокаином. Мой мозг испугался. Сейчас я смотрю на то, что произошло, и не могу понять, как все вдруг смогло показаться таким непреодолимым… безнадежным.
На ее лице промелькнула кривая усмешка.
— Полагаю, это было ничто по сравнению с тем, как лежать истекающей кровью на полу в ванной и вспоминать всю свою жизнь.
Пат потянулась и взяла ее руку в свою.
— Почему ты не позвонила мне и не дала знать, что ты в беде? Я прилетела бы первым же рейсом.
— Ты бы ничего не смогла сделать. Я шла к этому долго, теперь я точно знаю. В любом случае я очень благодарна тебе, что ты приехала, Пат.
— Мы пытались встретиться с тобой уже целую неделю.
— Мы?
— Кэл здесь.
Лорис села.
— Что ты имеешь в виду, здесь? Здесь в Лос-Анджелесе?
— Нет, прямо здесь. За дверьми. Он очень хочет видеть тебя, но боится, что ты не захочешь.
Она покачала головой.
— Он прав. Я действительно не хочу его видеть.
— Он чуть с ума не сошел, волнуясь за тебя. Честно! Он до сих пор любит тебя.
У Лорис вырвался короткий смешок.
— Любовь к лакомому куску?
— Что?
Она снова откинулась к стене.
— Это шутка.
— Ты все-таки подумай об этом, — настаивала Пат. — Мы придем к тебе завтра, и если ты передумаешь…
— Я не хочу передумывать, — сказала Лорис с жесткостью, которой Пат никогда раньше не замечала в ней. — Мне достаточно того, что я прочувствовала, пытаясь устроить свою жизнь без Кэла. Скажи, чтобы он возвращался к дому, которому он принадлежит.
— Хорошо, — произнесла Пат. — Если это то, что ты на самом деле чувствуешь.
— Не могла бы ты остаться еще на неделю, Пат? Я оплачу все твои расходы. Нет, я настаиваю, — прибавила она, видя, что подруга начинает протестовать. — Есть некоторые очень важные вещи, которые мне необходимо предпринять. Но из-за того, что я здесь, у меня не получится сделать их самой. Я бы могла попросить своего секретаря позаботиться об этом, но она донесет все Гриффину. А вот этого мне бы не хотелось.
— Он приходил навестить тебя?
— Ты что? — Лорис едко рассмеялась. — У Грифа аллергия на больницы. Он не выносит ни чужих болезней, ни смертей, ни всего остального, что касается реальной жизни. Он не любит меня, но не даст мне уйти. Он, как доктор Франкенштейн, полностью владеющий плодами своего творения. Он сейчас использует всю свою власть, чтобы я поскорее успокоилась и смогла закончить его чертов фильм.
— Но ты же не в состоянии работать!
— Доктор Аронс сказала ему то же самое по телефону. Я поняла, что у них хорошие доходы, поэтому ее нельзя соблазнить чем-то или купить, как всех остальных в его окружении. Но ты не знаешь Грифа. Он не остановится ни перед чем, чтобы заставить меня закончить «Доминик», даже если это будет связано с риском еще одного срыва.
Глаза Лары потемнели.
— Я не могу снова возвращаться в ту жизнь, Пат. Ты поможешь мне?
— Конечно, ты только скажи, что ты хочешь, чтобы я сделала.
Из-за занавесок грязно-розового цвета Джулия Энн наблюдала, как машина с ее мужем и сыном остановилась у светофора недалеко от дома. Она подождала, чтобы удостовериться, что Кэл сделал правый поворот и скрылся из виду, и подошла к шкафу. С возрастающим нетерпением она вытащила средний ящик, где хранилось ее нижнее белье, понимая, что должна делать все очень быстро. Кэл, забросив Брайана в школу, должен вернуться с минуты на минуту.
Просунув руку под стопку с комбинациями, она обнаружила ключи, спрятанные ею, и положила их в карман домашнего халата. Пробежав через спальню и холл, она спустилась на первый этаж. Джулия Энн не могла дождаться того момента, когда Кэла не будет дома, чтобы посмотреть, что он прячет от нее.
С тех пор как он вернулся домой две недели назад, отношение его к ней неуловимо, но существенно изменилось. Она страшно злилась на него, что он исчез на неделю, ни разу даже не связавшись с ней, хотя звонил Брайану в школу каждый день. В тот момент, когда он только открыл дверь и еще стоял на пороге, она поняла, что он ждет опять скандала. Единственное, на что он надеялся, в этом она была уверена, что она вышвырнет его из дома раз и навсегда.