я только правомочными гражданами. А проверка на правомочность включает в данных условиях тест на отсутствие метки фирмы. Вы же не хуже меня понимаете, что мы не вправе выполнять какие-то указания со стороны биороботов. Разумеется, в вашем случае все это — чистая формальность, но вы же сами недавно заявили, что закон обязателен для всех.
— Да, — сказал наконец Габбен. — Закон обязателен для всех. Но на вашем месте, господин Сантало, я не стал бы настаивать на соблюдении всех формальностей. В новых условиях, которые возникнут на Земле после проведения тотальной проверки, Габбены будут иметь большой вес. И разумнее с вашей стороны было бы не настраивать нас против себя.
— Я все понимаю, господин Габбен. Но закон есть закон, — Сантало развел руками и улыбнулся. Если бы то, что он задумал сделать, раскрылось, ему угрожало бы лишение всех званий и пожизненная ссылка на один из астероидов. Каким ничтожно малым по сравнению с нависшей над человечеством угрозой казалось ему теперь это наказание.
— Хорошо, — Габбен злобно сверкнул глазами. — Где ваши анализаторы? Быстрее покончим с этим и приступим к делу. Хорошо еще, что вы понимаете, что это чистая формальность.
— Пройдите сюда, пожалуйста, — Сантало раскрыл дверь в соседнее помещение. — Вот этот крайний прибор. Положите палец на металлический кружок в центре и…
— Я знаю это и без вас! — огрызнулся Габбен, подходя к прибору. — Но имейте в виду — я немедленно потребую анализа вашей крови. Хотелось бы знать, насколько вы правомочны давать мне указания.
Он подошел к анализатору, положил палец на металлический кружок, слегка надавил. Раздался мелодичный звонок.
— Вот и все, господин Габбен, — любезно улыбнувшись, сказал Сантало, и тот, взглянув ему в лицо, не стал ничего отвечать. Не нравилась ему эта улыбка, очень не нравилась. — Прошу теперь обратно, результаты будут на пульте через несколько минут. Если у вас, конечно, не возникнет возражений, то через несколько минут мы сможем приступить к работе согласно протоколу. Садитесь, пожалуйста, — он указал на одно из кресел перед пультом, подождал, пока Габбен усядется, сам сел в соседнее кресло, спросил все тем же любезным голосом: — Вы не могли бы посвятить меня в планы ГБТ? Насколько я понимаю, фирма рассчитывает получить в результате немало биороботов. Иначе просто не имело бы смысла идти на судебные издержки. Каковы могут быть последствия этой акции?
— Я не получал указаний посвящать кого бы то ни было в планы фирмы, — холодно ответил Габбен.
— Боже упаси, господин Габбен, я же не прошу вас раскрывать какие-то секретные планы. Но мы же с вами деловые люди, мы же понимаем, что это неизбежно скажется на курсе акций. И совсем не мешало бы предвидеть возможные последствия, чтобы не остаться без гроша.
— Вы, я вижу, имеете что-то на уме? — Габбен повернулся к Сантало и впервые посмотрел на него с интересом. Такого поворота разговора он не ожидал.
— Ничего особенного, уверяю вас. Просто не хочу потерять свои капиталы. И потому мне интересно знать ваше мнение — скажем для определенности, ваше частное мнение — о том, как намерена фирма использовать новых биороботов. Насколько мне известно, акции ГБТ в последнее время падали, а подобное увеличение, хм, основного капитала может вновь резко поднять их стоимость. Ведь фирма сможет возобновить работы на ряде замороженных объектов, не так ли?
— Несомненно так. Не надо быть гением для того, чтобы сделать подобный вывод.
— Разумеется. Но мне непонятно, на каких работах могут быть применены биороботы в обличье человека. Ведь человек — пусть даже он и несет метку фирмы — все-таки всего лишь человек, и возможности его использования, на мой взгляд, весьма ограничены. Не станут ли новые биороботы, так сказать, мертвым капиталом, не ошиблась ли ГБТ, сделав на них ставку?
— Вы, господин Сантало, видимо, плохо себе представляете сущность разработок фирмы. Ведь дело не в метке. Она не возникает сама по себе и не передается сама по себе. Наличие метки однозначно указывает на то, что в геноме есть гены, обеспечивающие полиморфизм. И это значит, что все эти так называемые люди вполне пригодны для трансформации. Правда, степень пригодности может оказаться различной, и неизбежна отбраковка какой-то части материала. Что же касается курса акций ГБТ, то он падал в последнее время преимущественно из-за недостатка биороботов на рудниках Оттанга. Даже самые стойкие экземпляры долго там не выживают. Получив же практически даром по меньшей мере несколько сотен миллионов биороботов — мы сделали предварительные прикидки, — фирма надолго обеспечит потребности в рабочей силе на этих, да и на ряде других рудников, и курс акций ГБТ резко возрастет. В этом я могу вас уверить.
— А вас не пугают организационные трудности? Все-таки цивилизация Земли может решиться на какой-нибудь отчаянный шаг, возникнет необходимость в боевых действиях, неизбежны потери — тех же потенциальных биороботов, к примеру.
— Уверяю вас, господин Сантало, все будет гораздо проще, чем вы думаете. На Земле найдется немало благоразумных и достаточно влиятельных людей — среди тех же держателей акций ГБТ хотя бы, — которые постоят за интересы фирмы. Гораздо большие трудности ожидают нас при трансформации роботов, полученных с Земли. Ведь перед этой операцией необходимо подвергнуть биоробота деструкции личности, чтобы он не вышел из подчинения. А деструкция личности, как мы установили при проверке методики на человеке, чревата по меньшей мере тринадцатью процентами летальных исходов. Потери материала предстоят весьма значительные, и, к сожалению, снизить их вряд ли возможно. Все же остальное, уверяю вас, особой проблемы не составит.
— Что ж, вы меня убедили, — сказал Сантало и, улыбнувшись, повернулся к пульту, — ГБТ знает, что делает. Хорошо, что я не поспешил расстаться со своими акциями. Посмотрим теперь на ваш анализ и приступим к работе, — он положил руку на пульт и ввел команду.
Результаты анализа появились у них перед глазами.
В лаборатории стало тихо. Очень тихо.
— Ну, что вы молчите? — спросил Габбен, сам удивившись неуверенности своего голоса.
Сантало не отвечал долго. С полминуты. Все было проделано чисто, и этот напыщенный дурак ничего не мог заподозрить. Конечно, никто не в силах теперь стереть из памяти компьютера информацию о том, что проделал Сантало перед самым приходом Габбена, и первая же проверка выявит подлог. Но Сантало не боялся теперь проверки. Какое она имела значение, какое значение имела теперь его судьба по сравнению с судьбой всего человечества? Значение имело то, что вместо результатов анализов крови Габбена на пульте перед ними светились результаты его, Сантало, крови. И они неопровержимо указывали на то, что это кровь биоробота. И автоматически лишали человека, сидевшего с ним рядом, прав не только представлять фирму ГБТ — нет, прав вообще считаться человеком. Только бы этот мерзавец не помер от испуга, с тревогой подумал Сантало, глядя на то, как кровь отхлынула от лица Габбена.
— Господин Габбен, — сказал он наконец, — согласно Кодексу Сообщества с данной минуты вы не вправе выступать в роли представителя фирмы. Я вынужден просить вас немедленно покинуть лабораторию, проследовать в свою комнату и ожидать там дальнейших инструкций. Учтите, неподчинение указаниям будет чревато для вас непоправимыми последствиями, — он говорил ровным, холодным голосом, глядя не на Габбена — сквозь него, и тот съеживался, вдавливаясь все глубже в кресло под этим взглядом.
— Н-но это же абсурд, нонсенс…
— Господин Габбен, фирма ГБТ, думаю, повторит анализ, прежде чем направить вас на деструкцию личности. Я очень сожалею, но вынужден повторить — вы должны немедленно покинуть лабораторию. Иначе я вызову охрану.
— Деструкция личности! Боже мой, это ошибка, — Габбен встал, пошатываясь пошел к двери, потом остановился и обернулся к Сантало. — Этого просто не может быть, господин Сантало. Я требую повторить анализ.
— К сожалению, вы не вправе что-либо требовать, господин Габбен. А я не вправе удовлетворять ваши требования, — все тем же холодным тоном сказал Сантало. — Аппаратура базы предназначена только для людей. Мы не правомочны анализировать ткани существ, являющихся собственностью ГБТ. Если произошла ошибка, все выяснится во время повторного анализа, когда вы вернетесь к вашим хозяевам.
— Боже мой, боже мой! — Габбен схватился за голову. — Но как, когда это могло случиться?
— Видимо, кто-то из ваших предков, господин Габбен, погулял, так сказать, на стороне.
— Эти женщины! Дьявольское отродье, всегда презирал их! Господин Сантало, не смотрите на меня так! Вы должны меня выслушать. Я вам заплачу. Я очень много заплачу вам. Но результаты моего анализа не должны попасть к тсангитам.
— Вы понимаете, господин Габбен, чем я рискую? — Сантало сделал вид, что задумался. — Ведь результаты вашего анализа записаны в памяти компьютера. И когда начнется общая проверка…
— Проверки не будет. Проверки не будет, господин Сантало. Я знаю ходы, я знаю, как отклонить иск. Положитесь на меня. Я сделаю все, что от меня зависит. Мы должны с вами договориться…
Риттул вернулся в лабораторию через полчаса после ухода Габбена. Сантало сидел в кресле перед пультом и давился от смеха. Он повернулся в сторону Риттула, хотел что-то сказать, но не смог произнести ни слова и только махнул рукой в сторону пульта.
— В чем дело? — спросил Риттул, подойдя ближе.
— Вот, полюбуйся, — наконец обрел дар речи Сантало. — Вот эти показатели я подсунул Габбену вместо его анализа. Это м-мой анализ, — и он вновь зашелся в приступе смеха.
— Ну ты хитер, — сказал Риттул. — Но что в этом такого смешного?
— Видел бы ты его рожу! Но самое смешное, самое смешное, — Сантало опять захохотал, и, глядя на него, не смог удержаться от смеха и Риттул. Наконец Сантало успокоился и смог закончить. — Самое смешное в том, что его настоящий анализ тоже содержит метку ГБТ!
Они хохотали, наверное, минут десять, и только после того, как сил совсем уже не осталось, смогли наконец успокоиться.