– Я сейчас, еще немножко, – но, видя, что сестра не собирается давать ей это немножко, Алина со стоном перевернулась и встала на четвереньки. «Кедр», болтающийся на ремне, звонко шмякнулся об асфальт. – Я сейчас, – повторила она, силясь подняться с колен.
– Давай, поднимайся, сестренка, хватит с нас приключений, пошли домой, – Ирина медленно отходила от трамвая.
– Как домой? А Максим? – Алина даже замерла на карачках. – Мы зачем пошли – его спасать.
– Да, пошли… и я пошла, но сейчас дело идет к тому, что, если мы домой не попадем, выбирать ему будет не из кого. Нас спасать придется. Так что давай, сестричка, поднимайся. Женщины должны мужиков своих дома ждать, да детей воспитывать, а не от монстров по поверхности бегать, – Ирина махнула рукой в сторону уходящей вдаль дороги.
Алина, продолжая стоять на четвереньках, замотала головой, не соглашаясь с сестрой.
– Давай, Алин, не дури. Еще не факт, что мы спокойно дорогу домой найдем. А Максим сыщется. Я в него верю. Он сталкер, а мы две дуры, которые поперлись туда, куда нам заказано.
Ира стояла в пяти метрах от трамвая, и Алина, задрав голову, смотрела на нее снизу вверх и первая заметила, как над сестрой начала сгущаться огромная тень. Не успела она предупредить, а за спиной девушки, подняв крыльями тучу пыли, приземлился огромный монстр и, вытянув длинную шею и разинув свою зубастую пасть, завопил, казалось, на весь город. Громкий звук невиданной мощи потряс окрестности. Это было не громко, а потрясающе громко. От звука у Алины заложило уши, а Ирина упала на землю, как будто ее сверху ударили дубиной. Крик был таким же оружием монстра, как когти и зубы, он вгонял в оцепенение, бил на близком расстоянии по психике не хуже взрыва шумовой гранаты, обезоруживая жертву, убивая в ней всякую волю к сопротивлению.
«Боже мой, Ящер!» – Алина столько слышала об этом мутанте от Максима, но все равно была поражена тем, какой он огромный и сильный. «А Ирина лежит рядом с этим уродом». Забыв об усталости и больных ногах, Алинка вскочила и, выставив автомат перед собой и нажав на спусковой крючок, помчалась прямо на ящера. Она кричала и нажимала… нажимала, пока патроны в магазине не закончились. Почти все пули попали в морду и шею чудовища, но, не причинив тому никакого вреда, только разозлили животное. Он еще раз крикнул и, отмахнувшись широким крылом, бросил девушку обратно к трамваю. Сильно ударившись спиной о ржавый остов, Алина сползла на землю и затихла.
Ирина вскочила и побежала к сестре, но не успела сделать и пары шагов, как была схвачена огромной когтистой лапой. Монстр поднимался все выше и выше, унося куда-то на юг свою добычу.
Глава 16Сладкое блюдо – месть
Он сидел на троне в позе роденовского мыслителя и «смаковал» свое имя: «Сергей Сергеевич Древнев. Сергей. Серега. Сергеич. Дерево». Странно, но, как бы он его ни поворачивал, оно не вызывало в нем родных ассоциаций. Словно оно было чужим. Принадлежало другому, совсем незнакомому человеку. Нет, он помнил, что имя принадлежит ему, но эмоционального отклика в закоулках памяти не находил. Двадцать лет он не пользовался им. Странная штука – время. Вначале никому не было дела до его имени, а потом, когда те, кого оно могло интересовать, исчезли, оставшиеся назвали его уже другим именем. Точнее, он заставил всех называть его другим именем, и имя это было Великий… Что для этого понадобилось – пустяк. Страшилка об ужасном духе, живущем в этом огромном бассейне со времен старого мира. О жадном и жестоком, постоянно требующем жертв. И с этим кошмаром, живущим внизу, может разговаривать только он – самый старый, помнящий, как жили люди до начала новых времен, и мудрый из всех. И только он – Великий может уговорить духа дать бедным людям спокойную и сытую жизнь. А для этого нужны жертвы. Много жертв! Иначе дух не будет щедр к племени. Кто в это поверит – только дети. А его народ и есть дети – наивные и послушные. А он их Бог. Их великий владыка – этого им достаточно.
Настоящее имя помнит только он сам и его враги. Да и сам он его вспомнил лишь для того, чтобы напомнить врагам о своем существовании. «Воистину, ты существуешь, только пока тебя помнят враги твои. – Он усмехнулся пришедшей в голову мысли. – Философ – хоть записывай за собой, а потом вещай с этой вот стрелы. Только поймут ли?»
А было ли оно вообще кому-то интересно – его имя? Друзьям – нет. Потому что не было у него друзей. Никогда! Даже Приступа не был ему другом, как нельзя назвать другом собственную руку или ногу. И он отбросил его от себя, когда это стало необходимо, как, не задумываясь, отрезал бы собственную руку, попавшую в капкан. Стас был полезен, но он сделал свое дело и сделал его очень хорошо, теперь нечего сожалеть. Нет его, и червяки или еще кто сожрали его тело. А за двадцать лет он вырастил себе целую толпу таких же… ну, почти таких, по крайней мере, не уступающих Приступе в преданности. Потому что он не может умереть, не отомстив. А враги пускай помнят его имя. Помнят и трепещут! Он все равно до них доберется, и не будет им пощады.
Он встал, и снизу на него устремились сотни глаз. Все племя, открыв свои слюнявые рты, приготовилось внимать каждому слову Великого.
«Сильно болит. Как же сильно болит!» – Что болит? На этот вопрос, пожалуй, Алина не ответила бы. Приоткрыв глаза, девушка ничего не увидела. – Ну, вот, еще и ослепла. – Почему-то этот факт совсем не вызвал эмоций. Просто констатация. Больше всего волновала боль… в спине. – О, у меня есть спина!» Эта анатомическая подробность позволила определиться и в собственной личности. Урывками в памяти всплывали картинки. Сестра… Максим… и Ящер, раскинувший крылья над Ириной. Алина застонала и вынула из-под себя подвернувшуюся руку с автоматом. Боль сразу уменьшилась. Оказывается, это автомат нестерпимо давил на ушибленную при падении лопатку. Она с трудом разжала сведенные пальцы и отпустила оружие, которое с лязгом упало на что-то металлическое. Она слышит – это уже замечательно. Хоть какие-то хорошие новости. Левая рука слушаться не хотела, она, как у куклы, безвольно лежала чуркой и не реагировала на все попытки девушки «достучаться» до нее.
«Я умираю. Ну и пусть. – Она потянулась правой рукой и попробовала стянуть с себя маску противогаза. – Какая разница, от чего умереть, если умираешь. – Мокрые от чего-то пальцы соскальзывали с резины, но та, в конце концов, поддалась. В глаза ударил свет. Не очень яркий, но по сравнению с темнотой, которая была до этого, он ослепил. Оказывается, маска перекосилась от удара, а второй окуляр был чем-то залит. Алина посмотрела на руку. – Чем-то? Кровью, причем моей собственной». Она потянулась и нащупала на затылке огромную шишку, а рядом из небольшой ранки еще подсачивалась вязкая кровь.
«Точно, я умираю, – констатировала свое состояние Алина. Она закрыла глаза. Осталось лишь дождаться. – Умру, и все пройдет: и боль, и слабость».
– Ну, что, сестренка, я же говорила, что не надо идти. А ты: «Бежим, спасать надо!» Спасла кого?
Алина поморщилась, как от зубной боли. «Вот вечно Ирка занимается нравоучениями. Училка, она и есть училка – не может без этого. Мне только сейчас ее нотаций и упреков не хватает». Она отмахнулась здоровой рукой.
– Что ты машешь на меня? Если бы ты меня послушалась, сидела бы сейчас в тепле и уюте.
– Отстань, Ирка. Не видишь, что мне плохо?
– Плохо ей! – сестра не унималась и зудела, как рассерженный голодный москит. – А мне каково? Голова болит? А у меня сейчас ничего не болит, благодаря тебе. Вставай! Поднимайся, тебе говорю! – Ира со злостью пнула девушку по ноге, от чего та дернулась и спина отозвалась болью. – Вставай, рохля. Рано тебе еще умирать.
– Что ж ты такая приставучая? – Алина с трудом разлепила тяжелые веки. Ее ногу теребил странный зверь похожий на огромного кота. Увидев, что его ужин вместо того, чтобы спокойно ожидать, пока его съедят, начал шевелиться, громко зашипел и отскочил в ближайшие кусты и там… растворился. Причем растворился в них в прямом смысле этого слова.
В сумраке неумолимо надвигающейся ночи было довольно прохладно. Зябкий влажный туман уже подкрадывался из низин, касаясь раненого человека своими ледяными руками. Алина огляделась. Вокруг никого: ни сестры, ни ящера, ни этого странного пугливого зверя. Она совершенно одна – сидит, как на сцене, посреди пустого перекрестка. Только куст, в котором исчез зверь, вылупился на нее немигающими круглыми желтыми глазами.
– Это бред! – произнесла Алина вслух, убеждая скорее себя, чем любопытный куст. По-другому свои видения она объяснить не могла. Но было в них и рациональное зерно – умереть она всегда успеет. «Пока жива, надо бороться».
Она повесила автомат на плечо и погрозила кусту кулаком, на что куст сузил зрачки до маленьких щелок и угрожающе заворчал.
Здоровой правой рукой она подвинула онемевшую левую. Острая боль прострелила ее от плеча до самых кончиков пальцев. Алина вскрикнула от неожиданности и закусила губу. Боль постепенно отступила, оставив неприятное ощущение покалывания тысяч иголок по всей руке. Намотав ремень автомата на непослушную конечность, девушка рывком поднялась и чуть не упала обратно на пятую точку. Весь мир закрутился вокруг нее, как на взбесившейся карусели из детских воспоминаний.
«Надо спрятаться. Забиться в какой-нибудь закуток и отлежаться. Далеко я в таком состоянии все равно не уйду».
Без противогаза дышалось очень легко. Ей почему-то казалось, что стоит ей снять маску, и она умрет в муках. А тут даже приятно, как холодный влажный воздух обжигает горло.
А может, она умерла? И Ира умерла, потому она с ней разговаривает. «Нет, не может быть! Она же сказала, что мне еще рано умирать, значит, я жива! Но тогда где сестра? Почему ее нет рядом?»
От этих мыслей стало совсем плохо. «Нет, только не сейчас. Мне только свихнуться не хватало». Она снова посмотрела на куст. Глаза никуда не делись. Они по-прежнему изучающее разглядывали девушку. «Точно свихнулась!» – Сделала вывод Алина и, хихикнув, погрозила любопытному кусту пальчиком в резиновой перчатке.