Измеритель — страница 61 из 68

Воин затрясся в ужасе.

– Повелитель, он колдун, Дух не может взять его! Он убил две руки моих воинов… – осекся и поднял глаза на старика. – Твоих воинов, Великий. Он оставил заклятье во входах в туннели. Яркий свет и грохот ослепил и оглушил воинов, и они не смогли его догнать…

– Тебе ли решать, чего хочет дух! Только я слышу его. Я его понимаю, потому что это дух старого мира!.. Ты жил в старом мире? – Великий скользнул взглядом по людям племени. – Или кто-то из вас жил? Идите, поговорите с духом, а я посмотрю, как он вас послушает. Еще никто не возвращался из ямы.

С расширившимися от ужаса глазами толпа отступила подальше от бассейна и провинившегося военачальника. Его судьба уже решена. Гнев Великого не казался уже таким страшным – страшнее был гнев духа.

Воин униженно опустил голову.

Старик запахнул плащ из крыла дракона.

– В клетку его, – он указал на лежащего ниц человека. – Дух получит свою жертву.

* * *

«Что там надумали наши старики? Для чего зовут?» Поправляя кожаный комбез, который надевал только в убежище, да и то в очень официальные моменты, он быстрым шагом шел в сторону зала Сената. Молодой паренек, наверное недавно принятый в посыльные, примчался поутру и вытащил Максимыча из кровати. Белобрысый малец с серьезным выражением лица, тщательно выговаривая выученные слова, произнес:

– Максим Максимыч, вам приказано прибыть в зал Сената к десяти ноль-ноль. Приказ Главнокомандующего Васильева.

– Спасибо, – очень хотелось дать малому конфетку, но, во-первых, последние конфеты были съедены еще в беззаботном детстве Максимыча, а во-вторых, обидится, ведь он-то, вступив во взрослую жизнь, выполняет серьезную миссию. Не найдя, что еще сказать пацану, Изотов кивнул и закрыл дверь у него перед носом. Столь официально его еще никогда никуда не звали.

Вот и прибывает согласно приказу. Максим потоптался перед дверью, покосился на почетный караул и, приоткрыв, заглянул в щелочку.

– А, Максим, заходи, – в зале Сената сидели только военные, возглавляемые обоими кадровыми офицерами. Еремин по-простому подвинул свой стул, освобождая место перед столом для вновь прибывшего.

– Я думал, здесь заседание Сената.

– Скорее инструктаж. Но ты вовремя, тут по твоей части вопрос.

– Так чего меня, опытнее есть.

Еремин улыбнулся:

– Данила и Латышев выбыли, а следующий у нас по списку ты, – и, видя, что Максим растерянно заулыбался, продолжил: – Да ладно, не тушуйся. Ты там был, тебе и идти проводником, других кандидатов нет.

Изотов подошел к столу.

Еремин провел пальцем по бумаге.

– Вот смотри. Вы с Санычем шли по этому маршруту. Я так понимаю, что проехать там невозможно?

Максим внимательно посмотрел на карту. На испещренной значками бумаге выделялась жирная, нарисованная карандашом красная линия. Так близко, если по карте. Ногами путь показался бесконечным.

– Да, там только пешком, но через овраг лучше не ходить, будут потери.

– А если на машине, то как?

Максим еще раз посмотрел на схему.

– Точно не могу сказать. Можно попробовать по этой улице, – он провел пальцем по серой полоске, которая вела к синей ленте Днепра. – Улица Верхний волок, но что там, в низине, не знаю. Дорога не исследована. Но зато потом, – он провел по дороге, ведущей вдоль реки, – практически по прямой.

– Ладно, что уж там! Танки грязи не боятся. Кстати, что у нас с «танками»?

– «Урал» на ходу, – Васильев, почесал нос. – Только вот в кунг влезет человек двадцать, не больше, да и то, если ногой утрамбовать. А «газик» у нас открытый, бортовой.

– На задание мы рассчитали минимум человек сорок, поэтому выбора нет, берем весь подвижной состав, – капитан хлопнул по карте широкой ладонью. – Подвожу итог. Две группы. Одну возглавляю я, вторую Васильев. Первым идет «Урал», вторым «ГАЗ-66». Возражения есть? – все отрицательно покачали головами. – Так. Идем дальше. На месте ты, Васильев, берешь Изотова и ищете вход в сооружение. Моя группа минирует бетонный свод купола. По сигналу взрываем и атакуем синхронно. Всем все понятно?

– Радиомолчание соблюдаем?

Еремин задумался:

– Рация у них есть – от отряда Латышева. Вряд ли они умеют ею пользоваться, но чем черт не шутит. Рисковать не будем. Сигнал по рации будет только один – на атаку. Поэтому текущие приказы и сообщения через посыльных. Еще вопросы?

Максимыч поднял руку:

– А что с дикарями? Нам всех…

– Главная цель – Древнев. Ни в коем случае нельзя дать ему опять уйти. Латышев говорил, что он всегда на стреле крана, поэтому его надо сразу постараться отрезать. А дикари… если будут сопротивляться, то уничтожать. Но если кто уйдет, преследовать не будем. Повторюсь – главное их жрец. Отсечем гадюке голову, и змея будет уже не опасна. По операции все. – Еремин повернулся к начальнику внешней охраны: – Денис, теперь ты. Мы практически оголили охрану. У тебя остается треть личного состава. Пока мы в деле – усиленные посты по всему периметру. По возвращении радируем. Все понял?

Торгачев кивнул.

– Тогда на сегодня все. Завтра к шести ноль-ноль всем быть готовыми.

* * *

Максимыч, выбравшись из зала Сената, побрел куда глаза глядят. Домой идти не хотелось – там была Алинка. Он прекрасно понимал, что разговора с ней не избежать, но оттягивал этот момент как мог, хотя эта неопределенность мучила и его, не хуже той занозы в известном месте. Занятый своими мыслями, он и не заметил, как ноги сами привели его к двери с «красочной» вывеской намалеванной на куске фанеры: «Гарцующий тарантас».

«Зайду, – подумал, – тяпну рюмашку для храбрости», – и толкнул дверь в отсек.

– О-о-о, Максимыч, давай к нам! – сталкерская братия сидела в уголке, заняв несколько столиков. Изотов подошел, отметив, как тройка сталкеров, бросивших его на поверхности, демонстративно пересела за другой столик.

«Ну и хрен с ними!» – Максим уселся на освободившееся место и залпом выпил протянутую рюмку. После глотка гадкой самогонки, сваренной в закутках трактира, по телу разлилось приятное тепло и слабость.

– Слышал, что опять отряд поведешь? – к нему доверчиво наклонился Молодой.

Горло после выпивки перехватило, и Максимыч только и смог, что кивнуть.

– Возьми меня с собой, – Молодой так невинно захлопал гляделками, что Максимыч не выдержал и заржал в полный голос.

– Ты ж понимаешь, что это не от меня зависит.

– В прошлый раз взял же, – парень смущенно заулыбался, вызвав этим новый взрыв смеха. Вера в своего кумира была такой несокрушимой, что он ни на секундочку не сомневался в его всемогуществе.

– Ладно, обещаю поговорить с Ереминым. Завтра в шесть сбор, будь готов, – хихикая в кулак, еле проговорил Изотов.

– Чего ржете – анекдот какой?

– Кстати, мужики, анекдот, – высокий сталкер по прозвищу Ромео выдвинулся вперед. – Мне Данила вчера рассказал, я чуть все штаны не обделал от смеха.

– Да давай рассказывай, хватит рекламы, – его напарник повернулся к Максимычу, продолжил: – Его если не остановить, он весь мозг вынесет, да еще и «цветок» удильщика сверху положит.

Ромео слыл добряком и балагуром, а свою кличку получил после того, как приволок в бункер «цветок» удильщика для своей возлюбленной (как он его добыл, умудрившись сохранить в целости руки, – это была отдельная история), но иначе его после такого подвига не звали, и, наверное, даже забыли его настоящее имя. Остряки, несмотря на то что история была давняя, не упускали случая и подтрунивали над ним. Мол, следующим подарком по значимости, теперь уже жене, должен быть, как минимум, член ящера.

Нисколечко не обидевшись и поржав вместе со всеми над старой шуткой, Ромео начал:

– Значит, сидят в баре, таком, как этот, три сталкера. И хвастаются. Один говорит: «Иду я, значит, а на меня ящеры… целая стая. Я с одного ствола бабах, с другого бабах. Всех положил». Второй: «Это что, я иду, смотрю термитник, и весь рой на меня. Я комбез быстро скидываю, и за него хоп, и спрятался, а термиты думают, что я внутри, – понабились туда, я хлоп, комбез быстро застегнул, так и привел его в бункер за руку». Третий сидит и молчит. Друзья его спрашивают: «А с тобой что интересное было?» «Да, было, – говорит. – Иду, – говорит, – а на меня целая стая волколаков. Я с одного ствола бабах, с другого бабах, пистолет разрядил, гранты все покидал, только половину стаи уложил… Вот! А остальные на меня. Еле успел на дерево залезть. Сижу на дереве – ни жив ни мертв. А волколаки внизу ходят, зубами клацают, а зубы, вы ж видели, с палец длиной. Ножи, а не зубы. Вот и начали дерево перегрызать. Грызут, а я на самом верху… Вооот! Дерево затрещало и начало наклоняться. Изловчился я и прыг на соседнее. Еле зацепился. А волколаки за второе дерево принялись. Я смотрю, что до следующего дерева не допрыгну – далеко, но деваться некуда… Раскачался я и как прыгну, и… не долетел. Рухнул прямо на землю». Другие сталкеры разочарованно: «Да ну! А волколаки?» Сталкер помолчал и задумчиво произнес: «А че волколаки – сожрали».

Смех в десяток глоток потряс помещение. Бармен выскочил из закутка, прижимая к груди бутыль с мутной жидкостью. Подумал, наверное, что рушится потолок.

Посмеявшись над старым, но действительно хорошим анекдотом, Максимыч встал и, положив на стол в «общак», как принято в сталкерском кругу, монету, собрался уже уходить.

– Максимыч, как, уже уходишь? Оставайся, хорошо же сидим, – Молодой был явно огорчен.

– Да дело у меня одно, не хочу оставлять его на потом… сам понимаешь, завтра может быть все, что угодно. И тебе советую, если хочешь со мной пойти, не засиживаться. Завтра мне твоя головная боль не нужна.

– Да, конечно, я понимаю.

«Что он там понимает, когда я сам ничегошеньки не понимаю», – приняв фразу на свой счет и с такими мыслями выйдя из «Тарантаса», он, наконец, направился к Алине. Разговор, как бы он ни был неприятен, откладывать больше нельзя. Не может Максим больше оттягивать объяснение с Алиной, мучает его эта неопределенность. Правда, неопределенности как раз и не было. Для себя он уже все решил, только как это «все» сказать Алине, не знал. Рюмка не особенно помогла – добавила смелости, но слов, хотя бы тех, с которых следовало начать, не находилось. Как было их круглый ноль, так и осталось. А те, что он понапридумывал себе, казались фальшивыми или еще хуже, какими-то насквозь официальными и пафосными. Сплошная ерунда. И он понимал, что, снова увидев ее слезы, сдастся и будет жить с ней, проклиная себя за это. Мучаясь сам и мучая ее.