Тётя Ира подошла, положила ладонь на его голову.
— В твоих силах всё это изменить, Кирилл. Я вижу, ты сможешь. Но об этом потом. А пока пойду ужин разогрею.
Она покормила его, напоила травяным чаем, после которого впервые за долгое время Кирилл ощутил хоть какое-то подобие спокойствия. После ужина тётя Ира рассказала, что в посёлке неподалёку есть реабилитационный центр для наркоманов. Руководит там её хороший знакомый Богатырёв Фёдор Иванович. Центр не совсем обычный, с жёсткими порядками, но те, кто искренне желают избавиться от наркотической зависимости, покидают его новыми людьми. Некоторые, разумеется, не выдерживают, уходят — насильно там удерживают только в первый период реабилитации. А те, кто проходит весь путь до конца, начинают новую жизнь.
— Всё в твоих руках, Кирилл, — строго сказала тётя Ира. — На одной чаше весов кладбище, на другой жизнь. Что выберешь? Если примешь правильное решение, я завтра же отвезу тебя в центр и договорюсь с Фёдором Ивановичем.
Кирилл выбрал жизнь, и тётя Ира сдержала слово. Уже на следующий день он был принят в центр.
Поначалу туго пришлось. Его держали пристёгнутым наручниками к койке. Он орал, умолял отпустить, уверял, что не желает излечиваться и что всем глотки перегрызёт, если не отпустят. Проклинал всех и вся, включая тётю Иру, которая его сюда привезла. Это был период настоящего ада. Он то впадал в беспамятство, то погружался в океан боли. Ему кололи какие-то препараты, поили горькой гадостью. Иногда приходил Богатырёв, но он всегда молчал, лишь глядел оценивающе.
Через какое-то время, показавшееся Кириллу вечностью, ему полегчало. Ад закончился. Богатырёв поинтересовался:
— Всё ещё желаешь продолжать реабилитацию?
Кирилл, не раздумывая, ответил утвердительно. Богатырёв кивнул.
— Похоже, Ирина в тебе не ошиблась. Но поглядим. Ты сделал только первый шаг, парень.
Кирилла освободили.
Реабилитационный центр находился на территории бывшего пионерского лагеря. Тут же были небольшие предприятия: пошивочный цех, фабрика по производству детской мебели — стульчики, кроватки. Владельцем всего этого являлся Богатырёв Фёдор Иванович — крупный шестидесятилетний мужчина похожий на Валентина Дикуля. Когда-то Богатырёв был профессиональным боксёром, но получил серьёзную травму во время тренировки и ушёл из большого спорта. Подался в бизнес, разбогател. Его сын погиб от руки наркомана, но вот же какой парадокс: сумев побороть в себе жгучую ненависть, Фёдор Иванович счёл своим долгом помогать именно зависимым от наркотиков, чтобы в будущем они не убили ещё чего-нибудь сына или чью-нибудь дочь.
Кириллу предоставили выбор, где работать. Он предпочёл изготовление мебели, хотя даже понятия не имел с какой стороны к деревообрабатывающему станку подходить. Ничего, быстро научился, освоился и начал получать удовольствие от работы.
Два раза в неделю все пациенты центра собирались вечером в поле возле большого костра. Бывшие наркоманы рассказывали о своей прошлой жизни, о тех злодеяниях, что они совершили, о той боли, что причинили родным и близким. После таких собраний Кирилл чувствовал себя каким-то обновлённым, будто искупался в озере с волшебной водой.
Иногда он поднимался на крышу одного из зданий лагеря, закрывал глаза и рассказывал Эльзе о том, как прошёл день, о том, какие мысли его посетили. Рассказывал, представляя, что она стоит рядом и одобрительно улыбается. Он тосковал по ней. Сильно тосковал.
Порядки в центре были строгие. За проступки, такие как драка, воровство, самоволка — Богатырёв выгонял безжалостно. Если кто-то ругнулся матом или был замечен с сигаретой — наказание в виде лишения ужина. Зато Фёдор Иванович не скупился на лечение больных — в лагере работали отличные врачи. Даже зубы новые вставляли.
Через семь месяцев Богатырёв вызвал Кирилла к себе в кабинет и сказал, что его реабилитация закончена, и он должен покинуть центр. Кирилл предпочёл бы остаться, но таков уж был порядок — нужно уступать место другому зависимому. Ему выплатили деньги, которые он заработал за всё время пребывания в лагере, и с добрым напутствием отправили восвояси.
Кирилл вернулся в Белую Даль. Устроился на работу в Шатуре на фабрику по производству мебели. Купил мотоцикл, как они с Эльзой и мечтали — не такой, правда, крутой, как у ребят из «Сынов анархии», но тоже ничего: отечественный 250-кубовый «Irbis Garpia».
Через год узнал, что центр Богатырёва Фёдора Ивановича закрыли — правозащитники постарались. Его методы признали антигуманными. Кириллу оставалось лишь благодарить судьбу и тётю Иру, за то, что он успел стать другим.
Да, он стал другим. Но одно осталось неизменным — его любовь к Эльзе, девушке с серыми глазами.
Кирилл закончил. Три обработанных морилкой креста стояли возле верстака. Хорошая работа. Он положил инструменты на свои места, смахнул щёткой опилки в совок, затем взял два креста и отправился в дом Виталия.
Похоронили мужа Анфисы, установили крест. После похорон Виталий предложил Кириллу присоединиться к их компании, но тот отказался, не объяснив причины.
— Ну, как знаешь, — пожал плечами Виталий. — Но если что, мы будем тебе рады.
— Лады, — ответил Кирилл.
Борис пожал ему руку в знак благодарности за проделанную работу.
Спустя час после похорон по деревне принялись ходить две женщины. Они заглядывали во все дворы и выкрикивали:
— Все собираемся возле железной дороги! Все собираемся на крестный ход! Берите с собой иконки и приходите!
— Крестный ход? — удивилась Марина, выглядывая в окно.
Виталий хмыкнул.
— Нужно пойти посмотреть.
Все, вшестером, они отправились к остаткам железнодорожных путей. Люди понемногу собирались, многие держали в руках иконы. Борис услышал, как один мужик поведал другому мужику:
— Это баба Шура придумала. Обойдём три раза деревню. Всё ж лучше, чем просто сидеть и ждать непонятно чего.
Те, кто стояли рядом, поддержали его:
— Конечно, лучше. А может, это поможет нам.
— Три раза вокруг деревни педалировать? — удивилась Капелька. — Ноги отвалятся.
Она произнесла эти слова совсем тихо, но Борис услышал и не сдержал усмешки. Услышала и Марина, которая поглядела на дочку с укоризной.
Явились Прапор с галкой на руках, Маргарита с подругой Валентиной, Кирилл, Кеша, даже Гена, хотя по его лицу было понятно, что он считает идею с крестным ходом не более, чем глупым балаганом.
Четверо мужиков приволокли массивный стол, установили его возле перевёрнутого вагона. Женщины расстелили на столе белую скатерть, поставили несколько икон, зажгли свечи. Получилось что-то вроде алтаря.
Виталий покачал головой.
— Уверен, половина из них ещё вчера в Бога не верили, а стоило беде случиться… — он вздохнул, решив недоговаривать фразу.
— Светило солнышко и ночью и днём, — пробормотал Борис, — не бывает атеистов в окопах под огнём.
— Хорошо сказал.
— Это Егор Летов. «Гражданская оборона».
— А, ясно, — кивнул Виталий. Немного помолчав, он всплеснул руками. — А знаете, почему бы и нет? По мне так идея с крестным ходом вовсе и не плохая, учитывая, что других идей вообще нет. Эти люди хоть что-то пытаются делать.
Борис посмотрел на него удивлённо.
— Ты же не веришь, что это поможет?
— Нет, конечно, — признался Виталий. — Но они-то все верят. Пока будут обходить деревню, у них будет надежда. Я им даже немного завидую.
— Это самообман. Их ждёт разочарование.
— Да, но прямо сейчас, в эту самую минуту, они полны энтузиазма. Они верят. А потом, возможно, ещё что-нибудь придумают, чтобы само обмануться. И это правильно. Так и нужно. Думаю, нам надо присоединиться к крестному ходу, чтобы поддержать их, выплатить, так сказать, долг перед обществом.
— Я не против, — согласился Борис.
— Мы с Капелькой тоже пойдём, — заявила Марина.
— И мы, — сказала Вероника за себя и за мужа.
Настала пора выдвигаться. Баба Шура — похожая на бочонок маленькая пожилая женщина — предупредила всех, что идти нужно не спеша, чтобы не отстали те, кому ходить трудно — очевидно, она себя имела в виду. С минуту совещались, в какую сторону идти. Решили, что правильно будет по часовой стрелке. В разнобой осенив себя крестным знамением, люди тронулись в путь. Остались лишь несколько человек, включая Прапора и Гену. А Кеша рванул в первый ряд процессии. Он участливо сказал бабе Шуре:
— Если тяжело идти станет, я помогу, поддержу.
Она посмотрела на него растроганно.
— Спасибо, Кеша. Благодаря таким как ты, Боженька нас и помилует. Сейчас важно быть добрыми друг к другу. Именно сейчас это особенно важно, — она держала перед собой старинную икону в позолоченном окладе. — Боженька обязательно нас помилует. Я верю в это, и ты верь.
Кеша улыбнулся. Он верил. Верил в то, что никакой ни Боженька всем поможет, а Хесс. Но бабе Шуре это знать ни к чему.
Виталий и Борис шагали в конце процессии, перед ними шли Валерий с Вероникой и Марина, которая держала за руку Капельку.
— Я тут вот что представил, — тихо заговорил Виталий, задумчиво глядя себе под ноги. — Мы ведь здесь, как на каком-то острове, а там, в нашем мире, вчера появился большой круг с чёрным песком. Часть деревни исчезла, и появился круг. Нас будто наизнанку вывернуло. Думаю, сейчас эта чёрная территория оцеплена. Военные суетятся, учёные, журналисты. Это ведь сенсация, будь она не ладна. Событие века. Все газеты об этом пишут, по телеку показывают. Эксперты какие-нибудь версии выдвигают, спорят друг с другом… Хотел бы я их версии услышать.
— Изнанка, — пробормотал Борис, вообразив вывернутый швами наружу носок. — Знаешь, Виталь, это похоже на правду. Вот только почему нас вывернуло, а? И главный вопрос: там, с той стороны, хоть кто-то думает над тем, как нас обратно вывернуть?
Виталий искоса посмотрел на Бориса.
— Нам лучше в это верить, Борь. Нам только и остаётся, что верить в это. Ну, или в то, что Боженька нам поможет… А почему нас вывернуло? Хм… это какая-то аномалия. Как в Бермудском треугольнике. Как тебе такое, а? Я же тебе говорил, что Белая Даль странное место.