Сумеречные люди вдруг, как по команде, вытянули руки.
— Идите к нам… Дотроньтесь до нас… Почувствуйте наше тепло… Мы отведём вас в безопасное место, где вы будете счастливы… Идите к нам… Мы вчера уже помогли одной из вас. Смотрите, смотрите! Она жива и ей хорошо!
Монохромная толпа расступилась, из сумерек будто бы выплыла Анфиса. Деревенские заохали, загомонили, кто-то плюхнулся на траву.
На Анфисе был халат поверх ночной рубашки, волосы растрёпаны — в таком виде она и убежала вчера в пустошь. Но всё же молодая женщина изменилась. Блёклая стала, как отражение в мутном зеркале. И даже халат её утратил былую яркость. Как и у остальных людей по ту сторону периметра, глаза Анфисы напоминали стекляшки, за которыми скрывалась бездонная пропасть. В них не было ни малейшей искры осмысленности.
Женщина подошла к границе. Несколько секунд мышцы на её лице подёргивались, и это было похоже на нервный тик, но так же казалось, что она неумело пытается отобразить какую-то эмоцию. И, в конце концов, у неё получилось — губы сложились в улыбку. В тот же миг улыбнулись все остальные бесцветные люди — одновременно, словно у них был один разум на всех. Улыбки на серых лицах выглядели неестественно, чуждо и даже зловеще. Будто какая-то посторонняя сила растянула сотни ртов, приподняла уголки губ.
— Я жива, — сообщила Анфиса деревенским. — Вы видите, что я жива, — её голос был громким и походил на шелест листвы при сильном ветре. — И я больше не безумна… Вчера мне было так плохо, а сейчас я счастлива… Меня спасли, излечили. Вы тоже должны спастись! Идите к нам, не бойтесь!
— Идите к нам… — дружно подхватили сумеречные люди. За их спинами на чёрном песке продолжали возникать и исчезать фосфоресцирующие ручейки.
— Почему вы боитесь? — на лице Анфисы появилось жуткая пародия на удивление. — Мы же видим, что вы боитесь… Это неправильно, вы не должны бояться… Не должны…
Деревенские молчали. Никто больше и шагу не сделал в сторону пустыни. Бесцветные люди своими призывами хотели добиться доверия, но получили обратный эффект.
Анфиса повернулась всем корпусом, вперила пустой взгляд в Маргариту, которая вместе с Валентиной стояла метрах в тридцати от границы.
— Вчера спаслась не я одна, — прошелестела Анфиса. — Кое-кто очень хочет встретиться со своей хозяйкой… Маленькая белая собачка очень соскучилась по своей хозяйке…
Из сумерек появилась Биба. Медленно переставляя лапами, она подошла к Анфисе, вильнула хвостом.
— Позови свою хозяйку, — попросила Анфиса.
— Позови… позови… — сказали сумеречные люди.
Биба тявкнула пару раз, и этот звук больше был похож не на лай собаки, а на карканье вороны.
Маргарита прижала ладони к щекам и подалась вперёд.
— Бибочка! Моя Бибочка! — произнесла она тонким голоском, в котором слышались плаксивые нотки. Взглянула на Валентину. — Это ведь Биба! Это моя Биба!
Собачонка ещё раз тявкнула — надсадно, как-то вынужденно.
— Лучше не подходи к ней, Марго, — предостерегла Валентина. — Она какая-то… не такая.
Маргарита захлопала мокрыми от слёз глазами.
— Но это же моя собака! — в её голосе звучало возмущение. — Это моя Биба! Ты же видишь, Валь! Она зовёт меня.
Люди по ту сторону границы произнесли:
— Подойди к ней… Она соскучилась… Подойди и забери её… Она хочет, чтобы ты её погладила, — и снова одновременные кукольные улыбки на сотнях лицах. — Подойди, ты ведь хозяйка…
Маргарита приблизилась на несколько шагов, позвала:
— Бибочка, иди ко мне! Ну же, девочка!
Собака оставалась за периметром, лишь хвостом вяло вильнула.
Валентина, превозмогая страх, быстро подошла к Маргарите, схватила её за руку.
— Не подходи к ней, прошу! Не будь дурой! Ты же видишь, тут что-то не так.
К ним подошли Борис и Виталий, и тоже принялись отговаривать. Баба Шура истерично выкрикнула издалека:
— Это не люди! Вы посмотрите на них, это же не люди! Я вижу в них зло! Не приближайтесь к ним, они утащат вас в ад!
Деревенские загомонили, кто-то начал отступать к дворам, некоторые скрылись в домах. Марина прижимала к себе Капельку и нервно гладила её по голове.
— Неправда! — зашумели бесцветные. Их лица одинаково задёргались. — Мы пришли, чтобы помочь… Мы спасли Анфису и собаку… Идите к нам, не бойтесь…
Биба тявкнула.
Маргарита посмотрела на Валентину с недовольством, высвободила руку, проговорила капризно:
— Я должна её забрать! Она ждёт! Это моя собака!
Бесцветные отошли от болонки на приличное расстояние, как бы показывая, что не замышляют никакой агрессии.
— Иди, не бойся… Твоя собака ждёт тебя… Она соскучилась…
— Я должна! — упрямо заявила Маргарита. — Я просто возьму Бибу и сразу же вернусь.
Валентина беспомощно развела руками, потупила взгляд. Борис с Виталием мрачно переглянулись, но ни слова не произнесли.
— Не приближайтесь к ним! — снова выкрикнула баба Шура. — Они утащат вас… — она поперхнулась, раскашлялась.
Маргарита пошла к периметру. Оглянулась, словно ожидая, что кто-нибудь последует за ней, но никто с места не сдвинулся. Она зашагала дальше, делая маленькие шажки. Сумеречные люди отошли ещё от собаки, будто говоря: «Смотри, мы не собираемся нападать. Не бойся нас».
Маргарита приблизилась к границе, позвала жалобно:
— Бибочка, ко мне… Ну, иди же, пожалуйста, девочка. Почему ты не идёшь? Это же я. Пойдём домой, я тебе что-то вкусненькое дам.
Собака уселась на чёрный песок, подходить она не собиралась. Маргарита опасливо поглядела на сумеречных людей, затем крадучись, готовая в любую секунду броситься прочь, пересекла границу.
— Ах ты моя собачка! Моя Бибочка…
Она взяла её на руки, сразу же вскрикнула, разжала пальца. Биба шлёпнулась на песок, отбежала, тявкнула. Маргарита, морщась от боли, быстро вернулась обратно за периметр, направилась к Валентине, Борису и Виталию. Те двинулись ей навстречу.
— Жжётся! — чуть не плача, сказала Маргарита. — Больно!
— Что случилось? — выпалила Валентина. — Марго, что произошло?
— Я… я взяла её, а она… Мне руки обожгло! — всхлипнула Маргарита. Она уставилась на свои ладони, на них были видны тёмные пятна. — Что это? Я взяла её на руки и меня обожгло! Мне нужна вода! Я должна вымыть руки!
— Пойдём, Марго, пойдём, — Валентина потянула её в сторону домов.
Борис посмотрел на сумеречных людей и подумал, что баба Шура была права. Они, может, и не демоны из ада, но подходить к ним нельзя ни в коем случае. Хотя он и так не собирался.
— Мы не виноваты, — заговорили бесцветные. — Этого не должно было случиться… Мы не хотели ей навредить.
Но едва ли кто-то из деревенских им теперь верил. Борис посмотрел на Виталия.
— Лучше нам ночь дома переждать, как думаешь?
— Согласен, Борь.
— Не бойтесь нас… — шелестело сумеречное пространство. — Вы погибнете, если мы вам не поможем… У вас закончится вода и еда и вы умрёте… Идите к нам, больше не будет никакой боли, мы обещаем…
Борис с Виталием развернулись и зашагали по полю прочь от периметра. Наступила тишина, но продлилась она недолго.
Прозвучал голос:
— Борис! Боря! Братик! Пожалуйста, не уходи!
В голове Бориса резко помутнело, грудь, словно железным обручем стянуло. Он застыл на месте.
— Вернись, Боря, не уходи! Я так мечтала тебя увидеть! — голос был шелестящий, но всё же в нём пробивались звонкие детские нотки. И он доносился не отовсюду, а сзади. — Посмотри на меня, Боря. Я здесь.
Борис непроизвольно зажмурился, медленно повернулся, чувствуя, как на затылке волосы шевелятся. Постояв так несколько секунд, он разомкнул веки.
Зоя стояла там, за периметром. Маленькая фигурка в светлом платье. Такой Борис и помнил сестрёнку. Почти такой, ведь сейчас она была блёклой, как облако в пасмурный вечер.
— Подойди ко мне, Боря. Я так скучала! По тебе скучала, по маме с папой. Подойди, я хочу вблизи посмотреть на тебя.
— Не стоит, — буркнул Виталий.
Борис прошептал дрожащим голосом:
— Знаю, Виталь, знаю. Это не она. Или уже не она.
Зоя призывно вытянула руки.
— Подойди, прошу! Это же я, твоя сестрёнка. Неужели ты не узнаёшь меня?.. Помнишь, как я тебя называла, когда совсем крохой была? Боя, Боя, Боя… Иди ко мне, Боя… Тебе не нужно бояться, Боя… Мы снова будем вместе, братик и его маленькая сестрёнка…
— Подойди, подойди, — зашелестело пространство. — Не бойся, Боя… Тебе не нужно бояться…
Снова раздался крик бабы Шуры:
— Все должны молиться! Прямо сейчас! Просите Боженьку, чтобы чудовища исчезли! Молитесь!
Борис с Виталием как-то бездумно осенили себя крёстным знамением.
— Иди ко мне, Боя, — не унималась девочка в светлом платье. — А помнишь, у меня песенка любимая была? — она запела: — Мы едем, едем, едем в далёкие края. Хорошие соседи, счастливые друзья. Мы едем, едем, едем… Ты помнишь, Боя, помнишь? А я всё помню, я ничего не забыла! Помню, ты должен был присматривать за мной, как старший брат. Все старшие братики должны присматривать за своими маленькими сестричками, чтобы с ними не случилась беда. Я играла во дворе, но тебя не было рядом, ты не присматривал. И я очутилась здесь. Но я не виню тебя, нет, Боря. Ведь теперь всё хорошо. Я счастлива! И я хочу, чтобы и ты был счастлив. Подойди же ко мне, прошу тебя! Подойди, братик!
Бориса трясло. Он хотел подойти, его тянуло как магнитом к периметру, но оставшаяся частичка здравого смысла вопила в панике: «Нет, нет, нет! Это не Зоя! Это кто-то, кто притворяется Зоей!» Баба Шура опять что-то кричала, но для Бориса все звуки слились воедино и он как будто потерялся во времени и пространстве. Впрочем, быстро пришёл в себя, тряхнул головой, услышал встревоженный голос Виталия:
— Ты как, Борь? Ты как?
— Нормально, — просипел Борис, после чего окончательно взял себя в руки и сказал уже уверенно: — Нормально, Виталь.
— Тебя так затрясло, я думал, удар хватит. Пойдём в дом. Нечего здесь делать. Пойдём.