— Знаю, — печально промолвил Хесс, — тебе очень хочется присоединиться ко мне прямо сейчас, и ты заслуживаешь этого, как никто другой…
— Но я должен оставаться здесь, — закончил за него Кеша, и со стороны могло бы показаться, что он беседует сам с собой. — Я всё понимаю.
— Спасибо, что ты такой чуткий. Лучше друга и пожелать невозможно. И как другу я должен тебе сказать, что мне больно. Ужасно больно. Пока все эти люди не со мной, они для меня, как раскалённые иглы в моём теле. Эта круглая территория причиняет страдание, которого ты и представить не можешь. Но я знал, на что иду, ведь главное, Иннокентий, конечная цель. А теперь иди, повидайся с мамой. Она будет рада тебя видеть. Иди, Иннокентий, я подскажу, где она. Мама ждёт тебя.
Кеша вышел со своего двора. Он плакал, как ребёнок, но на его губах играла улыбка.
— Идите к нам… — упрашивали люди за периметром. — Вы должны нам верить… Мы хотим вам помочь…
Но эти призывы были не для него. Хесс сказал ему повернуть направо, и он повернул, дошёл до дома Маргариты, повернул налево, миновал дом Валентины и скоро добрался до периметра. Дворы тут граничили с пустошью, люди отсюда убрались, и можно было не опасаться, что кто-то заметит его в подозрительной близости от чёрного песка.
— Иди налево и смотри, Иннокентий, — сказал Хесс. — Она уже рядом.
Он пошёл вдоль периметра, внимательно разглядывая бесцветных людей. Вот какой-то старик в восточном халате. А вот молодая женщина в одном нижнем белье. Мальчик в шортах и с пионерским галстуком на шее — галстук, правда, был не красным, а серым. А вон настоящий атлет с бугрящимися мышцами, выпирающими из-под чёрной футболки, правая рука сплошь покрыта татуировками. Вон две девочки-близняшки. Солдат в галифе и гимнастёрке. Бородатый мужик похожий на пирата…
А это — мама!
Бесцветные умолкли. Хесс произнёс:
— Тебе пока нельзя дотрагиваться до неё, Иннокентий.
Кеша кивнул, отчаянно борясь с желанием броситься к маме, обнять её. Как же он соскучился!
— Я так ждала тебя… — промолвила она. — Так ждала… Благодаря тебе я здесь. Ты подарил мне жизнь… Подарил вечность…
— Мама! — всхлипнул Кеша, пряча лицо в ладонях.
— Не плачь, не плачь, сынок. Мы скоро будем вместе… очень скоро… И ты забудешь, что такое печаль.
Кеша вытер слёзы ладонью.
— Мне не терпится обнять тебя, мама.
— Всему своё время. Сделай то, что требуется, выполни свою миссию, помоги остальным людям стать частью этого прекрасного мира, и мы снова будем вместе.
— Я всё сделаю, мама! — с пылом произнёс Кеша. — Всё сделаю, не сомневайся!
— Знаю, сынок, знаю. И не сомневаюсь. Я буду ждать тебя, — она отступила и начала растворяться в сумерках. — Мы все будем ждать тебя… будем ждать…
Исчезла.
Бесцветные снова принялись дружно убеждать:
— Идите к нам… Мы хотим помочь…
Как же Кеша им завидовал. Все эти люди уже с Хессом. Они и есть Хесс. А он вынужден топтаться на пороге.
Вынужден?
Топтаться?
Ему вдруг стыдно стало за свою зависть. Хесс доверие оказал, попросил об услуге, а он, видишь ли, «вынужден»! Это плохое слово, очень плохое, вредное! Никто его не вынуждает! И он, Иннокентий, вовсе не топчется на пороге, а идёт уверенным шагом по сложному пути! Потому что так надо, потому что так нужно другу!
Кеша развернулся и зашагал прочь от периметра — окрылённый, полный надежд. В голове пульсировал вопрос: как заставить людей выйти к Хессу? Может, пожар устроить?.. Нет, это плохая идея. В огне может кто-нибудь погибнуть, а это недопустимо. К тому же, пламя не будет с дома на дом перекидываться, ведь ветра-то нет. Попробовать каждого по отдельности убедить, что люди за периметром говорят правду и не желают никому зла? Тоже сомнительная идея…
Он увидел впереди возле кучи горбыля женщину в красной куртке. Кеша пригляделся и узнал её. Это была тётя Катя Синицына. Он иногда помогал ей — то сумку с продуктами донесёт, то покосившуюся дверцу в шкафчике на кухне починит, то воды принесёт, то рухлядь какую-нибудь на свалку вынесет. По собственной инициативе помогал: «Может, помощь какая нужна, тёть Кать? Если что, вы обращайтесь, я рядом…» И деньги за услуги никогда не брал принципиально. Одинокая она, кто ещё поможет?
Женщина увидела Кешу и двинулась в его сторону. Она сильно хромала и постанывала при каждом шаге.
— Кеша! — позвала тётя Катя. Она была на грани истерики. — Да что же это творится-то, Кешенька? Что творится? Ты видел самолёт? Ужас, ужас! У меня чуть сердце не остановилось! Что это было, а? Я так перепугалась, что аж под крыльцо забралась. Ногу гвоздём распорола.
— Я вам помогу, тёть Кать, — елейным голосом заверил Кеша.
Он напряжённо глядел по сторонам. По близости никого, а в окна никто не смотрит.
— Спасибо, Кешенька, — расчувствовалась женщина. — Чтоб я без тебя делала. Ты только помоги мне до Витальки доковылять. Там, кажется, сейчас и Маринка, и Валера с Вероникой. Я лучше с ними буду.
— Конечно, тёть Кать, конечно, — сказал Кеша. — Я помогу. Давайте, я под руку вас возьму.
Он быстро поступил к ней, грубо развернул, зажал рот ладонью и поволок к периметру. Какое-то время она даже не пыталась вырываться, как будто ещё не осознала, что произошло, а потом задёргалась, закричала, но зажимающая рот ладонь превратила крик в глухое мычание.
— Простите, тёть Кать, — бормотал Кеша. — Простите, но так надо… Мне жаль, что приходится вот так… Мне очень, очень жаль. Скоро вы всё поймёте и простите меня… Уже скоро, потерпите…
Он тащил женщину по узкой дорожке между оградами дворов. Сердце бешено колотилось, в глазах горел страх. Что если его заметят, схватят? Деревенские ведь на части разорвут, они и так на нервах! Не только за себя опасался — боялся Хесса подвести.
Тётя Катя хрипела, брыкалась, пыталась оторвать ладонь от лица. Кеша взмок — всегда сильно потел, когда волновался. Пухлые щёки дрожали, на лбу вздулась вена.
— Ещё немного, — подбадривал он себя. — Скоро всё закончится. Мы уже близко.
Вот и периметр. Сумеречные люди застыли в ожидании, вытянув руки: дай, дай её нам! Дай!..
Кеша пересёк границу, швырнул тётю Катю в объятия мрачных людей. Они сразу же плотно обступили её со всех сторон. Отчаянный крик женщины продлился всего секунду, а потом превратился в долгий шипящий звук, словно из воздушного шарика медленно выдавливали воздух.
Кеша вытер потное лицо рукавом свитера. Он дышал так, будто марафон пробежал, и кривил губы в своей оригинальной улыбке грызуна.
Справился!
Рискнул и справился!
— Молодец, Иннокентий, — услышал он голос Хесса. — Ты всё сделал отлично. Но будь осторожен, впредь не рискуй понапрасну, ты нужен мне, нужен маме, нужен моему миру. Будь осторожен, но не забывай, как сильно я страдаю. Я не могу долго ждать.
— Я буду осторожен, — пообещал Кеша, чувствуя, как подступает мандраж.
Сумеречные люди отстранились от тёти Иры — это было похоже на то, как если бы вокруг неё распался чёрно-серый кокон. Женщину трясло, и выглядела она теперь так же невыразительно, тускло, как и остальные люди за периметром. Но вот её перестало трясти. Несколько секунд она стояла без движения, потом повернула голову вправо, влево, остановила взгляд потемневших глаз на Кеше.
— Спасибо, Иннокентий, чтоб я без тебя делала, — прошелестела тётя Катя. — Теперь я всё понимаю и в этом мне помог ты.
— Простите, что пришлось силу примерить.
— Нет, нет, не извиняйся Иннокентий, — без эмоционально сказала женщина. — Тебе не за что извиняться. Это ты меня прости, что я сопротивлялась. Ты помог мне, теперь помоги остальным.
— Ты как будто точно знал, что этот проклятый самолёт на нас не рухнет, — заметил Виталий, пытаясь совладать с дрожью в голосе.
— Скорее, чувствовал, — ответил Борис. — Думаю, все это чувствовали, — и добавил, спустя секунду: — В какой-то мере. То, что там, не может оказаться здесь.
— Те, кто убежал в убежище, вряд ли что-то чувствовали, кроме страха. А теперь посмотри на них… Они все как будто потухшие. Как лампочки пыльные.
— Хорошее сравнение.
Борис с Виталием сидели на земле, прислонившись к ограде. Рядом во дворе переговаривались Марина, Вероника и Валерий. Капелька стояла возле ворот, глядела на сумеречных людей за периметром.
Те продолжали уговаривать:
— Подойдите к нам… Мы хотим помочь… Подойдите… Не нужно нас бояться…
Но теперь голоса звучали как-то вяло, сонно, будто утратив энергию и энтузиазм.
Капелька вдруг нахмурилась, озадаченно посмотрела вправо, влево, потом спросила громко:
— Вы слышите?
Борис с Виталием встревожились, поднялись с земли.
— Кто-то на помощь зовёт! — Капелька указала пальцем направление. — Там! Да, да, точно там!
Теперь и Борис с Виталием услышали голос:
— Помогите… кто-нибудь… я здесь… помогите…
Они поспешили на звук, за ними последовали остальные. Проникли во двор, окружённый аккуратным забором, и обнаружили бабу Шуру. Та лежала на земле и буквально выдавливала из себя болезненно:
— Помогите… плохо что-то мне…
Марина склонилась над ней, взяла за руку.
— Сердце?
Баба Шура посмотрела на неё мутным взглядом.
— Мариночка? Это ты?
— Да, баба Шура, я. У вас сердце прихватило, да?
— Не знаю. Нет, не думаю. Голова кружится сильно и… ноги. Ноги отнялись.
— Надо в дом её, — сказала Вероника.
Виталий порывисто кивнул.
— К нам её отнесём. Только нужно осторожно, — он рванул к калитке, выкрикнув на ходу: — Я мигом! Не трогайте её пока, я сейчас!..
Через пару минут вернулся с толстым покрывалом, которое они все вместе расстелили на земле и переместили на него бабу Шуру. На этих не слишком удобных носилках отнесли пожилую женщину в зелёный дом, положили на кровать в комнате на первом этаже.
— У меня с сердцем всегда всё хорошо было, — стонала баба Шура. — До стольких лет дожила и ни разу не жаловалась. Это не сердце, нет. Что-то другое. А вот с ногами всегда беда была… всегда. Мне бы воды. Можно мне воды?