Капелька принесла ей берёзового сока в кружке. Она выпила его маленькими глотками.
— Вы какие-нибудь таблетки принимаете? — поинтересовалась Марина. — Может, принять сегодня забыли?
— Только от давления, — ответила баба Шура. — Вы не волнуйтесь. Я полежу маленько и в себя приду. Это всё от волнения. Переволновалась я, перепугалась. Такие ведь ужасы вокруг творятся.
Виталий дёрнул плечами и сказал неуверенно:
— Может, давление скакануло? — в медицине он не разбирался, как впрочем, и остальные из присутствующих. — Баба Шура, где в вашем доме таблетки лежат? Я сбегаю, принесу.
— Таблетки? Да они в спальне, прямо на столе. И тонометр там же.
— То… что? — нахмурился Виталий.
— Это штука такая, давление мерить, — подсказала Вероника.
— А, ясно.
— Я схожу, — вызвался Борис. — Виталь, есть у тебя фонарик?
— Найдётся. Сейчас принесу.
Через минуту, с фонариком в руке, Борис вышел из дома, у ворот едва не столкнулся с Прапором. Тот, прижимая к себе картонную коробку с птицей, спросил встревоженно:
— Что с Шуркой? Я видел, как вы её тащили.
— Да пока непонятно, — ответил Борис, глядя на галку в коробке. — Вот иду в её дом за таблетками и тонометром.
— Давление подскочило? — повторил Прапор версию Виталия.
— Я же говорю, непонятно пока. Да вы зайдите в дом, — Борис чувствовал исходящий от старика запах алкоголя, но тот твёрдо стоял на ногах и говорил чётко. — Зайдите, что здесь топтаться-то?
— Ага, ага, — пробубнил Прапор. — Да, зайду, пожалуй. Конечно, зайду.
Он двинулся к крыльцу, а Борис направился к дому бабы Шуры. На людей за периметром не смотрел, не хотел снова увидеть среди частокола бесцветных столь же бесцветную девочку, которая когда-то была его сестрой. Именно была, потому что Зои больше нет. Остался лишь какой-то унылый слепок, жуткая имитация. И смотреть на эту подделку больно. Стоило ему заглянуть в её холодные глаза, и он понял: от той девочки, которая любила украшать ветки кустарника разноцветными ленточками и обожала закапывать «секретики», ничего не осталось. Теперь это оболочка, наполненная чем-то тёмным, злым, лукавым. И даже то, что это существо знало любимую песенку настоящей Зои, его не обмануло. Вернее, обмануло, но ненадолго — это как после пробуждения быстро понимаешь, что тающие в сознании образы, всего лишь обрывки сна и к яви они не имеют никакого отношения. Борис верил, что много лет назад Зоя действительно очутилась в чёрной пустыне, и от одной этой мысли ему выть хотелось, но он не верил, что в той девочке за периметром осталась хотя бы капля человечности. И не только холодная бездна в глазах, но и эти шелестящие безжизненные голоса убеждали его, что вывод, который он сделал, верный. Сумеречные люди говорили: «Идите к нам… Мы хотим вам помочь… Мы не причиним вам зла…» Однако это то же самое, как если бы множество маньяков, пряча за спинами ножи, призывали подойти к ним и обняться в знак вечной дружбы. Лукавство бесцветных было слишком уж явным и даже в чём-то наивным. Немудрено, что их слова никого не убедили. Огромный самолёт — не в счёт. Трюк с ревущей махиной — это действительно было сильно. Впрочем, этим трюком сумеречные люди окончательно выдали главный секрет: то, что там, не может оказаться здесь. Плохо только, что пятеро всё же повелись на обман и теперь они там, за чертой. А может, и не пятеро, а больше? Возможно, кто-то ещё укрылся в ложном убежище? Скоро это станет ясно.
Сумеречные люди умолкли, а потом прозвучал одиночный голос, в котором пробивались фальшивые детские нотки:
— Посмотри на меня, Боря… Я здесь… Почему ты не смотришь? Ты что, боишься меня? Я ведь твоя сестрёнка. Не игнорирую меня, Боря, не игнорируй!
Борис скривился, мысленно выругавшись. Не игнорируй? Серьёзно? Да Зоя даже слов таких не знала! Она была маленькой девочкой, которая букву «Р» плохо выговаривала и самые сложные слова, которые она произнесла за свою короткую жизнь это «динозавр» и «экскаватор». «Не игнорируй» в её лексиконе даже близко быть не могло.
Лживая подделка! Кукла, набитая враньём!
Борис сплюнул, включил фонарик и вошёл в дом бабы Шуры.
Прапор обвёл присутствующих взглядом, подошёл к Капельке и протянул ей коробку с птицей.
— Последишь за ней?
— Конечно! — девочка охотно забрала у него птицу и принялась осторожно гладить её по шейке и спинке, приговаривая: — Бедненькая… У тебя крылышко сломано, да? Ну ничего, ничего, ты скоро поправишься и снова будешь летать.
Виталий проводил Прапора в комнату, в которой на кровати лежала баба Шура, после чего удалился. Прапор сел на краешек кровати, взял пожилую женщину за руку.
— Что, старая, скучно стало и решила привлечь к себе внимание?
— Дурак ты, — ответила она беззлобно. — И самогонкой от тебя несёт как всегда.
— Выпил чуток, чтобы от страха не обделаться, — улыбнулся Прапор. — Ты же знаешь, у меня на всё одно лекарство. А если серьёзно, ты как Шурка?
Она наморщила нос.
— Уже лучше. Ноги вот только и голова немного кружится… Ну ничего, полежу маленько и всё нормально будет. Я хоть и старая, но крепкая, ты же знаешь, Прапор. И молодёжь вон за мной ухаживает. Оклемаюсь, даст Бог.
— Ох, Шурка… Ты никогда не была любительницей скулить и жаловаться. За то и уважаю.
Она слегка сжала его ладонь.
— Такой уж Господь меня сделал.
— Ну да, ну да… Господь, кто же ещё… Ну ты уж давай, оклёмывайся. Кто ещё кроме тебя народ подбивать будет, чтобы круги вокруг деревни нарезать?
Баба Шура теперь сжимала ладонь Прапора крепко, а голос её зазвучал твёрдо:
— Ты всем в деревне скажи: эти твари снаружи — зло! Я как их увидела, сразу поняла, что они демоны. Всем скажи, слышишь? Им нельзя верить, нельзя ни в коем случае!
Прапор кивнул.
— Скажу, Шура, обязательно скажу. Но, думаю, все это и так поняли.
Отношения Прапора и бабы Шуры были не совсем нормальными. Они постоянно друг с другом ругались, причём из-за каждого пустяка. Потом мирились, даже иногда выпивали по стопке за примирение… и снова ругались, словно бы по привычке. Баба Шура иной раз просто не могла пройти мимо Прапора, не высказав ему несколько нелицеприятных слов. А его так и тянуло подойти к ней и обозвать, к примеру, колошей старой. Так и жили. Но это не мешало им поддерживать друг друга в трудные минуты.
Такие, как сейчас.
— Можешь ещё пару свечек зажечь? — попросила баба Шура. — Мне спокойней, когда светло. И скажи ребятам, что если нужно, у меня дома целая коробка свечей. И лампа керосиновая имеется и продукты. Пускай всё это заберут.
Прапор вышел из комнаты, вернулся со свечами, которые ему выделил Виталий. А ещё через минуту в комнату вошли все остальные, включая Бориса с тонометром и таблетками.
Давление бабе Шуре мерила Вероника. Она вынесла такой вердикт:
— Сто пятьдесят на девяносто. Высокое, но не критичное.
Баба Шура приняла таблетку, запив её берёзовым соком, и скоро уснула. Прапор, забрав у Капельки галку, отправился домой. Валерий с Вероникой устроились в гостиной на диване. Борис — в кресле. В полудрёме он смотрел на полку на стене, на которой стояли книги, все без исключения — фантастика. Сергей Лукьяненко, Василий Головачёв, Аркадий и Борис Стругацкие, Кир Булычёв, Иван Ефремов… Что это говорит о владельце книг? То, что он фантазёр, мечтатель. Виталий и выглядел фантазёром и мечтателем, причём какой-то старой фармации. Бородач с весёлыми глазами. Хотя уже нет, весёлые искорки в глазах угасли. Угасли у всех на этом островке нормального мира.
Борис уснул, и ему снова привиделась круглая сцена, на которой он играл на гитаре что-то безобразно психоделическое, безумно нервное. Сцена сужалась, сужалась, серые монстры во тьме подступали, из сотен зубастых пастей капала пена…
Виталий с Мариной стояли у окна на кухне, глядели на окутанных сумерками людей за периметром.
— Какой же я глупостью занималась, — после долгого молчания заговорила Марина. Её голос звучал меланхолично, отстранённо. — Несколько лет вела видео блог о всяких диетах, здоровом питании, пользе закаливания. Показывала, какие упражнения нужно делать, чтобы грудь была красивая. Учила шампуни и кремы самостоятельно готовить. А сколько советов на тему «здоровый образ жизни» я надавала… А подписчики мои: «спасибо, спасибо, Марина. Вы так всё хорошо рассказываете и показываете, ваши советы бесценны…» Все думали, что у меня медицинское образование, что я какой-то опытный врач. На самом же деле, я эти советы в журналах вычитывала. В наших журналах, в иностранных. Что может быть проще, правда? И ведь людям нравилось — больше миллиона подписчиков. Никто ведь даже не догадывался, что весь мой медицинский опыт заключается в смазывании йодом ссадин на коленках Капельки и поедании малинового варенья при простуде. А ведь учила людей, будто я действительно врач и имею на это полное право.
— Не думаю, что твои советы кому-то навредили, — встал на её защиту Виталий. — Я ведь смотрел твой видео блог, там нет ничего такого, что может навредить. Упражнения всякие, дыхательная гимнастика…
— Чушь всё это, — вздохнула Марина. — Я учила, а нужно было самой учиться. Причём учиться тому, что действительно нужно, что может однажды жизнь спасти. Вчера, когда я не могла разбудить Капельку… я почувствовала себя такой беспомощной, бесполезной, глупой. Я поняла, что совершенно не знаю, как поступать в таких ситуациях. У меня была паника. Натуральная паническая атака. Я стояла и мямлила: «Прошу, доченька, проснись. Прошу, проснись…» И ничего сделать не могла. Зато я отлично знала, как правильно обливаться холодной водой или как варить полезное для кожи мыло. Но на черта мне эти знания, когда случается беда? Вон баба Шура в комнате лежит, а лучшее, что я могу ей сказать, это чтобы она сильно не волновалась, потому что волноваться вредно для здоровья.
— По мне, так это хороший совет, — вяло улыбнулся Виталий. — Думаешь, опытный врач сказал бы что-то другое? Дело не в знаниях, а возможностях. Будь ты хоть светилом медицины, но здесь и сейчас возможностей просто нет. И вообще я не понимаю, с чего ты взялась себя в чём-то винить?