Прапор зло сплюнул.
— Идиоты, бляха-муха.
Опять завыла сирена. Сумеречные люди начали исчезать один за другим — они пятились от периметра и словно бы входили в щели в пространстве, из которых до этого вышли. Зелёные цифры на мониторах показывали, что до взрыва осталось меньше семи минут. Фосфоресцирующие слова на корпусах вагонов футуристического поезда призывали: «Спасайтесь! Скорее все сюда! Спасайтесь!..»
Валентина обхватила голову руками.
— Боже, этот вой… — она подняла лицо к небу и выкрикнула: — Прекрати это, тварь! Зачем мы тебе? Прекрати!..
Прапор и Борис поглядели на неё с бессильной тоской.
— Меня ты не получишь! — кричала Валентина. — Слышишь? Не получишь меня, тварь! Ты не заберёшь меня, как забрал Марго! Я тебе не по зубам! Не по зубам…
Словно ветхая старуха на последнем издыхании, он измождённо опустилась на ступеньку крыльца, обхватила колени руками. Её отсутствующий взгляд был устремлён будто бы в никуда, губы продолжали медленно шевелиться:
— Не по зубам я тебе… Ты не заберёшь меня, — её голос заглушал вой сирены.
Борис уселся на скамейку возле дома, к нему присоединился Прапор. Оба глядели на гигантское табло. До взрыва оставалось две минуты тридцать секунд… двадцать девять… двадцать восемь… Когда пошла последняя минута, сирена стихла. Воздух словно бы стал плотнее, тишина опустила тяжёлый занавес.
В голове Бориса мелькнула мысль: «Ещё есть время добежать до поезда! Нужно прямо сейчас сорваться с места и…» Усилием воли он оборвал эту мысль, даже выругал себя за слабость. Однако паника не исчезла, она вибрировала в каждой клетке тела, в каждом гулком ударе сердца. Первобытный страх пульсировал в висках, стягивал жилы, заставлял волосы на затылке шевелиться.
Тридцать три секунды…
Поезд рванул с места и с четырьмя пассажирами в одном из вагонов унёсся вдаль с невероятной скоростью.
Двадцать пять секунд…
Двадцать четыре…
Борис догадывался, что ядерный взрыв всего лишь уловка, психическая атака, однако легче от этого не становилось. Эта догадка сейчас была как светлое пятнышко на огромном чёрном фоне.
Семнадцать секунд…
Шестнадцать…
— Не бойся, парень! — с вымученной бравадой сказал Прапор. — Подумаешь, ядерный взрыв, — он коротко рассмеялся. — Главное, не бояться, бляха-муха.
Три секунды…
Две…
Одна…
Пространство содрогнулось, а потом чёрное стало ослепительно белым. Борис зажмурился. Ему почудилось, что он выпал из реальности и летит теперь сквозь сияющий космос, в котором отсутствовало такое понятие, как время. Когда ощущение полёта прекратилось, он открыл глаза.
То, что предстало перед взором, его мгновенно заворожило. Он как будто попал под гипнотическое влияние этого зрелища и даже если бы очень захотел, не смог бы снова закрыть глаза.
По пустыне двигалась чёрная волна, а над ней вздувался желтовато зелёный яркий пузырь. Как и в случае с самолётом, всё было словно в замедленном времени. Воздух как будто в густую патоку превратился, и в этой патоке звенело колоссальное напряжение.
Песочная волна приближалась, огромный пузырь рвался ввысь, к равнодушному мрачному небу.
— Красиво! — выдохнул Прапор.
В следующее мгновение песочная волна достигла огромных размеров, она поглотила табло с застывшими на них цифрами, скрыла бледное светило, с оглушительным рёвом, словно коконом, окутала «островок». Волна должна была смести дома, ограды, деревья, людей, но не одна песчинка не пересекла периметр. То, что там, не оказалось здесь. Борису казалось, что «островок» попал в эпицентр гигантского смерча, в котором носились и ревели какие-то чёрные чудовищные сущности.
Но вот волна унеслась вдаль, предоставив взору вид растущего ядерного гриба. Облако плазмы, закручиваясь как бы внутрь себя, поднималось к небу, расширялось, разрывая пространство. Воздух гудел на басовой ноте, по пустыне разбегались тени…
Неожиданно ядерный гриб замерцал и исчез, как галлюцинация. Гул прекратился.
Прапор вытер ладонью испарину со лба, искоса поглядел на Бориса.
— А ведь неплохое было представление, что скажешь? — его голос чуть дрожал. — Впечатляюще, — он лукаво улыбнулся, приставил к губам ладони рупором и выкрикнул: — Эй, ты, бледный урод! Мы хотим ещё!
Борис взглянул на него, как на душевнобольного, а потом захохотал. Смеялся и не мог остановиться. Из него рвалось скопившееся, как гной в чирье, нервное напряжение. Истеричный безумный хохот сейчас был точно лекарство. Засмеялся и Прапор, снова выкрикнув:
— Хотим ещё! Ну же, урод! Покажи нам ещё что-нибудь интересненькое!
Даже Валентина, временно позабыв про свою боль, не удержалась от смеха. Борис чувствовал, что если сейчас не прекратит хохотать, то попросту спятит — рассудок уже на грани балансировал. Пришлось задержать дыхание, напрячься, подумать о том, что в странном поезде уехало четыре человека. Это трагедия, это плохо!..
Он резко выдохнул и ощутил себя полностью опустошённым. Погрустнели и Прапор с Валентиной.
За периметром появились сумеречные люди. Они просто стояли как статуи и глядели своими тёмными глазами на дома.
Борис поднялся со скамейки. Ноги были словно ватные.
— Пойду, узнаю, как наши всё это пережили. Надеюсь, они в подвале прятались, — он повернулся к Валентине. — Я ещё вернусь.
Дойдя до двора зелёного дома, Борис внимательно прошёлся взглядом по рядам сумеречных людей. Заметил Маргариту, Фёдора, Степана, Тамару, Зинаиду. Они все стояли чуть впереди от остальных бесцветных, как будто для демонстрации: «Смотрите на нас! Мы живы! С нами ничего страшного не случилось!..»
Борис невольно задумался: а действительно ли они живы? И если да, то не хуже ли смерти такое существование? Ох, не хватало в головоломке деталей. Катастрофически не хватало. Только и оставалось, что восполнять общую картину вопросами без ответов и выводами продиктованными эмоциями, а не знанием.
Увидев среди сумеречных людей Зою, Борис поспешно развернулся и вошёл во двор. Не хотелось её видеть. Она вызывала в сознании смятение не меньшее, чем иллюзия ядерного взрыва.
Его надежды оправдались, обитатели зелёного дома, кроме бабы Шуры, действительно всё это время прятались в подвале.
— Что там было? — хмуро поинтересовался Виталий. — Там что, действительно ядерный взрыв был?
— Ага, — ответил Борис непринуждённо, словно речь шла о каком-то пустяке. Он не желал трагизмом нагнетать и без того тяжёлую обстановку. — Был взрыв. Мы с Прапором сидели на скамейке и на него смотрели. Ничего особенного, всего лишь очередная иллюзия, причём, довольно хилая.
Ложь — во благо. Ну не рассказывать же о том, что он был на грани сумасшествия? О том, что после того, как на экранах табло замелькали цифры, он словно бы постарел лет на сто? Кому станет лучше от такой правды?
Борис посмотрел на Капельку. Та стояла с птицей в руках, глядела на него снизу вверх, как будто ждала, что он ещё что-то расскажет. Борис ей улыбнулся и снова соврал:
— Ничего страшного не случилось.
И мысленно добавил: «Если не считать того, что пустыня забрала четверых».
Ещё четверо присоединились к Хессу, а скоро и Валентина уйдёт за периметр. Неплохо, очень даже неплохо. Кеша радовался, как ребёнок, мечты которого вот-вот сбудутся.
За ядерным взрывом он наблюдал, сидя в кресле во дворе — специально выволок кресло из дома, чтобы приятней было наслаждаться таким незабываемым зрелищем. Ел овсяное печенье, запивал его газировкой и глядел, как набухает ядерный гриб. Чудесно провёл время. А после того, как всё стихло, Хесс заговорил с ним:
— Всё идёт как надо, Иннокентий. Я доволен. Но тебе нельзя расслабляться, ещё много нужно сделать. И не забывай, никто не должен погибнуть!
— Я помню, Хесс, помню, — заверил Кеша.
— Обрати внимание на человека, которого зовут Кирилл. Нужно сделать так, чтобы он уснул.
— Зачем?
— Так надо! — с нажимом ответил голос в голове Кеши. — Он борется, но у него есть слабое место. Когда Кирилл уснёт, он сломается.
В голове Кеши уже начал зреть план — пока ещё невыразительный, туманный, но всё же план. И его радовало, что появилась чёткая цель, имя которой Кирилл. Нужно сделать так, чтобы он уснул? Что ж, так тому и быть.
— Он должен уснуть ночью, — добавил Хесс.
— Я постараюсь, — сказал Кеша, а потом спохватился и с пылом пообещал: — Я это сделаю!
— Не сомневаюсь, Иннокентий. Не сомневаюсь, друг мой.
Глава восемнадцатая
Такого ужаса Гена ещё не испытывал. Ядерный взрыв — это была его фобия. В детстве он увидел по телевизору документальные кадры взрыва Царь-бомбы на полигоне «Сухой Нос» на острове Новая Земля. Смотрел и внутри него всё леденело, а потом с ним случилась истерика. Отец с матерью долго не могли его успокоить. Образ растущего ядерного гриба потом преследовал маленького Гену во снах — он часто просыпался в холодном поту и плакал. Иногда глядел в окно, и воображение рисовало сметающую дома и деревья ударную волну, и снова на глаза наворачивались слёзы.
Повзрослел, а фобия никуда не делась. Если в каком-нибудь фильме была сцена с ядерным взрывом — «Терминатор — 2», к примеру, — Гена отворачивался, закрывал уши ладонями и какое-то время ждал, когда паническая атака схлынет.
И вот ему довелось увидеть этот кошмар воочию, не в кино. Он просто стоял у окна и глядел, как в чёрной пустыне разрастается ядерный гриб. Смотрел и не мог отвернуться, зажмуриться, да и вообще пошевелиться. Его словно бы парализовало. Леденящий ужас сковывал сознание, волосы стояли дыбом. Гена снова ощущал себя маленьким мальчиком, на которого обрушилась лавина страха.
Когда ядерный гриб замерцал и исчез, Гена упал на пол и потерял сознание. Очнулся спустя несколько минут. Сел, покрутил головой, глядя на обстановку комнаты взглядом безумца, промычал что-то невразумительное, пуская слюни.
А потом он увидел тёщу.