Серая скверна уже покрыла обе ноги Капельки, пятна появились и на руках. Девочка упрямо терпела боль, но иногда не выдерживала и принималась тихо стонать. Кожу, словно кислотой жгло. Боль немного усмиряли полотенца, которые Марина смачивала в воде и обматывала ими ноги.
У Марины то и дело наворачивались слёзы на глаза, однако она не позволяла себе разрыдаться — всю свою силу воли на это бросала. Понимала: если расплачется, то отчаяние нахлынет, и вера в миссию Бориса померкнет. А это — недопустимо.
Нужно держаться.
Как Капелька, как Виталий, который, несмотря на усиливающийся жар, умудрялся подбадривать её и дочку.
Марина постоянно мысленно обращалась к Борису так, словно он её слышал: «Убей эту тварь! Спаси всех нас!..»
Это теперь была её молитва.
— Знаешь, тварь пернатая… — пробормотал Борис. — Если я выживу, напишу песню про тебя. Обещаю. Я ведь музыкант, если ты не в курсе, — он говорил лишь затем, чтобы в этой проклятой тишине слышать хотя бы свой собственный голос. — Песня будет называться… Дай-ка подумать… Она будет называться «Чёрная птица с золотыми глазами». Каково, а? Тебе нравится? Хотя… ты ведь и не птица вовсе, верно? По крайней мере, не сейчас.
Остановился, попил воды и зашагал дальше. Через какое-то время опять заговорил:
— Да, чёрт возьми, я музыкант… Моё дело на гитаре лабать, а не с чудовищами драться. Но разве у меня есть выбор, а? Нихрена у меня нет…
Ноги гудели, голова слегка кружилась, саднила рана на макушке. Борису очень хотелось сесть на песок и отдохнуть минут десять-пятнадцать, однако он подавлял это искушение мыслью, что именно этих минут может и не хватить, для того, чтобы успеть добраться до логова чудовища до темноты. Время сейчас было для него самым злейшим врагом.
Ничего, потерпит.
Светило уже почти над головой, а значит, он уже близко. Конечно, потерпит. Капельке, Марине и Виталию в данный момент тяжелее, чем ему.
Мысль о друзьях прибавила сил, и следующие пару часов Борис не помышлял об отдыхе. А когда мир начали окутывать сумерки, он заметил вдалеке металлический блеск и побежал, чувствуя, как открывается второе дыхание.
Там что-то было!
Цель близка!
Вот только успеть бы до ночи.
Галка неустанно скакала впереди, то и дело, издавая пронзительные галдящие звуки. Борис старался от неё не отставать. Светило тускнело, пустыня начала наполняться пока ещё робкими шелестящими звуками. Мрачный мир пробуждался.
Бушующий в крови адреналин заставлял Бориса бежать на пределе сил. Лёгкие обжигало, воздух с сухим хрипом вырывался из глотки. Паника болезненно кольнула: «Не успеешь! Сдохнешь в двух шагах от цели! Не успеешь!..»
— Успею! — выдохнул Борис.
Он глядел только вперёд. Ему мерещилось, что справа и слева ворочаются тени, казалось, что за спиной движется нечто чудовищное, и оно догоняет. От этого ощущения в голове тревожные барабаны колотились.
Борис, наконец, разглядел, что именно блестело впереди. Это были шесть высоких металлических мачты с острыми, как наконечники копий, верхушками. Он ощутил покалывание во всём теле и по мере приближения к мачтам покалывание усиливалось. В воздухе что-то было. Какая-то чуждая энергетика.
Галка кричала при каждом прыжке — подгоняла Бориса, торопила. Теперь ему не мерещилось, периферийным зрением он действительно видел движение, да и впереди пространство дрожало — воздух словно бы сгущался. На чёрном песке проявлялись зеленоватые разводы, пустыня наполнялась призрачным светом.
Голова кружилась от усталости, второе дыхание сходило на нет, но Борис заставлял себя не сбавлять скорость. Совсем ведь чуть-чуть осталось! Возможно, среди этих мачт его ждёт гибель, но он добежит до них, во что бы то ни стало! Если суждено умереть, умрёт хотя бы с мыслью, что сделал всё возможное.
На его пути из дрожащего воздуха начали материализовываться сумеречные люди. Двое, трое, четверо… Песок под ногами завибрировал. В отчаянном порыве Борис пригнулся и точно таран врезался в сумеречных людей. Ему показалось, что он очутился в тягучем сне, время замедлилось, движения были ограничены, даже мысли и эмоции как будто застыли в голове… Но этот морок продлился всего пару мгновений. С каким-то сумасшедшим удивлением Борис обнаружил, что он всё ещё бежит. Прорвался! Быть может, заразился от этих тварей, но ведь прорвался же! И мачты были уже рядом. Теперь нужен последний рывок…
Песок под ним всколыхнулся, и он чудом удержался на ногах. Из сумрака справа и слева надвигались чёрные волны. Несколько секунд — и поглотят, погребут заживо…
Борис прыгнул, упал на металлическую, испещрённую странными знаками, платформу. Тут же вскочил, намереваясь бежать к центру, но вдруг заметил, что песочные волны отхлынули, а метрах в десяти от платформы стояли и тряслись как паралитики сумеречные люди. Их было множество и по какой-то причине они не могли приблизиться к мачтам. Ещё одна невидимая стена? Или дело в мощной энергии, которой было наполнено это место?
У Бориса сейчас отсутствовало всякое желание гадать и анализировать. Он сделал пару шагов и обессиленно опустился на платформу. И ему было плевать, что галка продолжала его звать за собой. Подождёт! Он заслужил короткую передышку. И ему нужно как-то осознать, что он всё ещё жив.
— Он зовёт меня, — превозмогая боль, прошептала Капелька. — Хесс… я его слышу.
Её кожа почти полностью стала серой, глаза смотрели словно бы в никуда. Порой она принималась дёргаться и хрипеть, при этом изо рта обильно текла пенистая слюна.
Пару часов назад Марина обнаружила, что тоже заразилась — на руках появились пятна. Теперь эта обжигающая скверна разрослась, доползла до плеч, коснулась шеи. Больно. Но ещё больнее было наблюдать, как страдает дочка, а бессилие хоть как-то помочь сводило с ума. Только и оставалось, что говорить утешительные слова, которой самой же Марине казались лживыми и неубедительными.
На столе лежали две верёвки. Марина понимала: скоро придётся связать Капельку. Связать собственную дочь, словно какую-то бешеную зверушку! А что дальше?
— Хесс, — хрипела Капелька. — Он там, в своей пещере… Он злится, я чувствую. И… ему страшно!
— Страшно, — повторил Виталий, глядя на зашторенное окно. — Это хорошо. И я, кажется, знаю, чего он боится. Вы обратили внимание, что с наступлением ночи снаружи не донеслось ни звука? Впервые! Похоже, бледному человеку сейчас не до нас.
Марина поднялась с дивана, выпустив руку дочки из своих ладоней. Подошла к окну, чуть раздвинула занавески.
Пустыня была безмятежной. Никаких сумеречных людей за периметром. Тишина.
— Если ему не до нас, — промолвила Марина, — то Борис всё ещё жив.
Она вернулась к Капельке, погладила её по голове и тихонько запела колыбельную:
— Стоит на кухне недопит горячий шоколад, а он уже себе сопит — мой маленький солдат. Ему приснятся, как всегда далёкие миры, планеты, пальмы, города, воздушные шары…
Дыхание девочки стало ровным, глаза посветлели, губы тронула улыбка.
Глава двадцать девятая
Всё, больше отдыхать нельзя. Отдышался, и теперь нужно двигаться дальше, к центру платформы. Борис уже отметил, что там что-то темнело. Дыра? Вход в логово чудовища? Судя по тому, как рвалась туда галка, так и есть.
Борис поднялся, пошатнулся от усталости. Птица сверкнула золотистыми глазами, раздражённо крикнула, словно выругавшись: «Наконец-то! Давай топай, лентяй! У нас мало времени!»
— Не кричи на меня, тварь пернатая, — буркнул Борис.
Он двинулся к центру платформы, ощущая как кожу, будто иголками покалывает. Ему казалось, что вибрирующая в воздухе энергия окутывает его колючим коконом. Между отливающими жидким серебром мачтами иногда проскакивали электрические разряды, озаряя холодным светом платформу и участки пустыни вокруг.
Сумеречные люди всё ещё топтались на песке. Некоторые делали шаг-другой в сторону платформы и сразу же отступали, корчась и издавая звуки, похожие на шипение змей. За рядами бесцветных из песка формировались и разрушались какие-то абстрактные фигуры, сгущались и рассеивались тени.
Борис шагал вперёд и с внутренней дрожью думал о том, что ждёт его в логове бледного человека. Он не оборачивался, а потому не видел, как позади, возле платформы, из песка, словно на призрачном лифте, поднялся Кеша. Тело любителя овсяных печений было деформировано: на спине вздувались опухоли-наросты, голова походила на уродливую тыкву, вены под серой кожей были вздутыми, узловатыми, чёрными, будто в них текла не кровь, а болотная жижа. Единственный здоровый глаз блестел, точно отшлифованное вулканическое стекло. Из пустой, обрамлённой волдырями, глазницы и из приоткрытого рта с сильно выпирающими зубами стекали струйки песка.
Пригнувшись, почти касаясь руками земли, Кеша вприпрыжку помчался к Борису. Галка развернулась, тревожно загалдела, предупреждая об опасности. Однако Борис расценил её крики неправильно:
— Да иду я, иду, чтоб тебя! — сказал он раздражённо. — Спешу, как могу.
Кеша стремительно и бесшумно преодолел оставшиеся метры и набросился на Бориса, прыгнув ему на спину, повалил на платформу. Он издавал гортанные хрюкающие звуки, в чёрном глазу горело безумие. Галка изо всех сил захлопала крыльями, взлетела и врезалась в лицо Кеши, успев клюнуть в лоб. Ошеломлённый Борис сумел перевернуться на спину, почти сбросив с себя серого монстра, нанёс ему удар в челюсть. В ответ на него самого посыпались удары. Кеша молотил кулаками, хрипел и хрюкал, не обращая внимания на непрерывные атаки галки.
В голове Бориса мелькнула мысль, что умирать не страшно. Вот только нельзя умирать сейчас! Ни в коем случае!
Он перехватил руки Кеши, рывком перевернулся на бок, сбросив чудовище с себя. Теперь настал его черёд наносить удары. Борис взревел — с губ сорвались капли окровавленной слюны, — кулак врезался в нос, в пустую глазницу, в скулу монстра. Злость и ненависть трансформировались в силу. Кеша корчился, клацал зубами, в какой-то момент он выгнулся дугой, а потом железной хваткой вцепился в шею Бориса, пальцы с грязными ногтями впились в плоть.