Сознание Бориса помутилось, лёгкие требовали воздуха, но сделать вдох он был не в состоянии, как и отодрать руки Кеши от своей шеи. А пальцы сжимались, яремная вена вздулась, лицо Бориса стало пунцовым. Галка кричала и хлопала крыльями, она нападала на серого монстра, как прирождённая хищница, однако её удары клювом не причиняли ему никакого вреда. Сумеречные люди тянули руки в сторону платформы, их пальцы сжимались и разжимались. Проскакивающие между мачтами электрические разряды высвечивали сотни искажённых яростью лиц. Абстрактные фигуры вздымались над пустыней, корёжились, крошились.
По телу Бориса разлилась слабость. Он уже находился в полуобморочном состоянии, когда пальцы на его шее разомкнулись. Кеша выдохнул ему в лицо:
— Ты нужен живым!
Он поднялся, триумфально осклабился, взял Бориса за лодыжку и поволок к пустыне. В каком-то порыве Борис выбросил в сторону руку, схватил сумку, подтащил её к себе. Он сделал это почти бездумно, инстинктивно.
Тяжело дыша, Кеша волок Бориса, как мешок с картошкой. Из его глотки вырывался звук, похожий на скрежет ржавых механизмов и в этом звуке можно было различит слова:
— Я пригодился… Ты видишь, Хесс?.. Я пригодился…
До края платформы оставалось несколько метров. Галка сумела взлететь достаточно высоко, чтобы врезаться в лицо Кеши и клюнуть в переносицу. Тот отмахнулся свободной рукой, поморщился. Сознание Бориса прояснилось, слабость отступила, вернулась злость. Он принялся судорожно шарить в сумке, порезал палец. Нож! Схватил его за рукоятку, бросил взгляд на Кешу: монстр смотрел вперёд, голову не поворачивал и, видимо, мысленно уже праздновал победу.
Самонадеянный ублюдок!
Борис подался в его сторону, вонзил лезвие в предплечье, затем в ногу — хотел выше, но в полу лежачем положении это оказалось затруднительно. Кеша заорал, развернулся, растерянно замахал руками. Не теряя ни секунды, Борис вскочил на ноги и по самую рукоять вогнал нож в чёрный глаз серого монстра, вложив в удар остаток сил.
Кеша застыл в нелепой позе. Он всю жизнь боялся ослепнуть и его кошмар теперь стал реальным — за мгновение до смерти. Любитель овсяных печений пошатнулся и рухнул на платформу. Ноги задёргались, как будто в попытке убежать от смерти. Скоро конвульсии прекратились, тело обмякло и даже как-то расползлось, словно все кости разом превратились в труху. Гнилая сущность верного слуги Хесса отправилась сквозь вечный мрак к миру Великих Червей.
С трудом держась на ногах, Борис подошёл к поверженному монстру, выдернул нож из глазницы. Посмотрел на галку.
— Мы… мы справились? — он как будто ещё до конца не верил, что одержал победу. Они с птицей одержали.
Галка коротко крикнула, словно подтверждая: «Да, человек, мы справились!»
Борис чувствовал, что вот-вот рухнет. Голова раскалывалась, из носа и рассечённой скулы текла кровь, челюсть болезненно хрустела при малейшем движении, под глазом как будто раскалённый шар набухал. Да, победа далась нелегко.
«Держись! — приказал себе Борис. — У тебя есть ещё силы. Держись, мать твою!»
Он подошёл к сумке, вынул бутылку, отвинтил крышку трясущимися пальцами, сделал несколько глотков, а остаток воды вылил себе на голову. Постоял несколько секунд без движения, прислушиваясь к своим ощущения. Полегчало? Пожалуй, да. По крайней мере, дрожь унялась. А значит, нужно продолжать путь, пока бледный человек не вынул из рукава ещё какой-нибудь козырь.
— Пойдём, птица, — сжимая в руке свой кухонный «Экскалибур», произнёс Борис. — Я в норме. Ну… почти в норме.
Победа над серым монстром возродила боевой настрой и веру, что бледный человек не всесилен. Да, этот бой измотал Бориса, но где-то внутри него зарождалась новая сила, свежая — не физическая, а нервная, замешанная на чистом адреналине и гневе.
Зачесав пятернёй к затылку мокрые волосы, Борис двинулся вслед за галкой к центру платформы. Теперь он часто оглядывался, смотрел по сторонам — на всякий случай, ведь беспечность была сродни смерти.
Угловатые абстрактные фигуры за рядами сумеречных людей теперь появлялись, корёжились и рассыпались с большой скоростью. Эта фантасмагория походила на сон безнадёжного психа, существующего в своей бредовой реальности.
Борис дошёл до тёмной дыры, в которую уверенно запрыгнула галка. Это оказался вход в тоннель с пологим спуском. В глубине тоннеля мерцало слабое свечение. Борис не удивился бы, если бы здесь маячила вывеска с надписью: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Он ощущал себя так, словно стоял на пороге ада.
И ему стоило огромных усилий, чтобы начать спуск в неизвестность. Затаив дыхание и до боли в костяшках сжимая рукоять ножа, он вошёл в тоннель. Впереди сверкнули золотистые глаза галки. Борис резко выдохнул и зашагал более уверенно.
Тоннель повернул вправо и разделился на два коридора. Они были корявые, щербатые, словно вытравленные в толще металла потоками кислоты, стены испещряли фосфоресцирующие прожилки, мерцание которых, хоть и слабо, но всё же рассеивало мрак. Галка запрыгнула в левый коридор, и Борис возблагодарил Прапора за то, что он спас эту птицу. Тут ведь был лабиринт, а никакая Ариадна не снабдила Бориса путеводной нитью. Чёрт, да он даже элементарный фонарик не догадался захватить! Без галки эти тоннели стали бы его могилой.
Возможно, ещё и станут. Кто знает, какие опасности ждут впереди.
Стараясь не думать о возможной гибели, он устремился в коридор — тот был достаточно широким, чтобы не пригибать головы. Тоннель петлял, уходил вниз, поднимался, скоро он разделился ещё на три коридора. Галка выбрала средний, причём не колеблясь. Борису представилось, что он бродит внутри огромной головки сыра, испещрённой дырами. Эта аналогия вызвала у него нервный смешок, от которого хрустнула больная челюсть.
А потом ему расхотелось смеяться.
Он услышал какие-то скребущие звуки, заставившие его подумать о гвозде, царапающем лист металла. Звуки приближались. Борису невыносимо захотелось спрятаться. Но куда? Он растерялся. В какой-то момент едва не бросился назад, туда, откуда пришёл. Галка крикнула, но что на этот раз означал этот крик? Не бойся? Убегай? Сама птица прыгала на одном месте, сверкала глазами и убегать явно не собиралась.
Это немного обнадёживало.
Борису пришлось мысленно закричать на себя, чтобы пойти дальше. Не успел он сделать и нескольких шагов, как увидел, что впереди в тоннеле что-то движется — что-то массивное, чёрное. И оно стремительно приближалось. Борис попятился. Здравый смысл подсказывал: «Разворачивайся и беги со всех ног! Беги!..» Однако ноги не слушались, они стали как ватные и мощи в них хватало лишь на то, чтобы делать крохотные шажки.
— Вот чёрт, — застонал Борис, ощущая, как внутри него разрастается холод, как сердце оплетают ледяные щупальца.
Птица галдела, не переставая, скребущие звуки становились всё громче. Теперь Борис чётко разглядел, что приближалось по тоннелю. Это была насекомообразная тварь с шипастым телом, множеством ног и похожей на лошадиную головой. В широкой пасти блестели длинные кривые зубы, с челюсти стекала слизь, в выпученных, как у жабы, глазах плескалась первобытная дикость.
Борис посмотрел на нож в своей руке — тот больше не казался ему волшебным Экскалибуром. Всего лишь кухонный нож, который, наверняка, даже царапины не оставит на теле насекомообразной твари.
Чудовище было совсем уже близко, кривые лапы цеплялись за стены тоннеля, издавая скребущие звуки. Борис попрощался с жизнью, попросил прощения у Капельки, Марины, Виталия — у тех, кому подарил надежду и подвёл.
Когда тварь была уже в метре от него и её пасть причудливым образом растянулась от края до края тоннеля, Борис закричал, крепко зажмурился, инстинктивно прикрыв голову руками…
И ничего не случилось.
Скребущие звуки стихли, лишь галка продолжала призывно кричать. Прошло немало времени, прежде чем Борис решился открыть глаза. Его трясло, живот свело спазмом, сердце готово было раскурочить грудную клетку своим отчаянным биением.
Чудовища не было. Но где оно, чёрт возьми? И почему эта тварь не смяла своей тушей галку, превратив её в кровавое месиво из костей и перьев?
Медленно до Бориса начало доходить: это была галлюцинация, звуковая и зрительная. А что ещё более вероятней — иллюзия, созданная бледным человеком! Если так, то убийственная у него вышла иллюзия.
К горлу подкатила горечь тошноты. Борис задышал так тяжело, словно пробежал только что много километров. Он согнулся, давясь клокочущей в горле желчью, сплюнул тягучую слюну. Перед глазами всё ещё маячила раскрытая пасть чудовища. Прошла минута, другая. Борис наконец начал отходить от шока, спазмы в животе стихли, немного унялась дрожь. Но главное, в голове родилась утешительная мысль: «Если бледному человеку приходится довольствоваться иллюзиями, значит как-то физически навредить он не в состоянии! По крайней мере, здесь, в тоннелях». Борис поместил это обнадёживающее предположение на передний план в своём сознании, как знамя.
И даже легче как-то стало.
Он пошёл вперёд, шаркая ногами, но с каждым шагом его поступь становилась всё твёрже. Двигаясь по тоннелю, Борис подумал, что если бы он сейчас посмотрел на себя в зеркало, увидел бы седину на висках. И кое-что ещё… серые пятна на шее и опухшем после ударов Кеши лице. Кожу жгло, а значит, он заразился. Впрочем, этот факт его совсем не удивил.
Глава тридцатая
Верёвки всё ещё лежали на столе нетронутые, потому что связывать Капельку не было надобности. Серая скверна полностью поразила её тело, но девочка, в отличие от Маргариты и Валентины, не вела себя, как существо, теряющее остатки человечности. Да и глаза большую часть времени оставались ясными. В Капельке словно нашёлся внутренний ресурс, который противостоял заразе. А боль она терпела, даже малейшего стона теперь себе не позволяла, потому что знала: это причинит ещё большую боль маме и дяде Виталию.
Они сидели в полной тишине. Марина зажгла все свечи, которые нашла, установив их в блюдца, тарелки, чашки. Пламя на фитилях горело ровно, не позволяя выползать наружу затаившимся за мебелью теням.