Капелька лежала на диване, и какое-то время пристально глядела в потолок, будто пытаясь разглядеть на нём тайные знаки, а потом закрыла глаза. Марина протёрла влажной тряпочкой лицо дочери, шею.
— Я вижу его, — вдруг заговорила девочка так, словно находилось в трансе. — Я вижу дядю Борю… Он жив… Ему тяжело, но он идёт к бледному человеку… Я рядом с ним, прямо сейчас…
Марина испугалась: неужели у дочки начался бред?
— Родная моя, очнись, — она легонько встряхнула её.
— Не нужно, мама, — сказала Капелька, не открывая глаз. — Не нужно… Со мной всё в порядке. Я здесь… И я там, рядом с дядей Борей… Он меня не видит, но я рядом… Бледный человек мешает ему идти, а он всё равно идёт… И он уже близко!
Навстречу Борису по тоннелю летели какие-то твари похожие на летучих мышей. На перепончатых крыльях сверкали острые лезвия, в пастях извивались черви-языки.
Как бы Борис ни внушал себе, что это очередная иллюзия и нужно всего лишь подождать, когда она рассеется, а рука с ножом всё-таки взметнулась навстречу тварям — неосознанно, повинуясь инстинкту самосохранения. Лезвие рассекло воздух. Где-то впереди гаркнула галка. Забыв про внушение, Борис бил и бил ножом иллюзорных тварей, хотя сознавал, что все его удары лишь пустая трата времени и сил. Хлопая крыльями, существа пролетали сквозь него, перед глазами появлялись и исчезали пасти с иглами зубов.
Наконец всё стихло. Твари исчезли.
Борис потёр зудящую шею и подумал, что эта иллюзия была не такой уж и ужасной. Неужели у бледного человека такая убогая фантазия? А может, тот просто-напросто выдыхается? Как бы то ни было, а расслабляться нельзя. Борис спинным мозгом чувствовал: у Хесса есть ещё козыри в рукаве.
С этой мыслью он двинулся дальше. Галка прыгнула в очередной тоннель и скоро привела к тупику. Никаких ответвлений, впереди была испещрённая зеленоватыми прожилками стена. Борис с подозрением посмотрел на птицу. Неужели пернатая тварь заблудилась? Или, не дай Бог…
Обвинить галку в предательстве он не успел, так как она прыгнула в стену и исчезла в ней, как камень, брошенный в мутную воду.
Изумлённый Борис подошёл к тупику, осторожно протянул руку и не почувствовал препятствия. Ложная стена! Такая же иллюзия, как чудовища в тоннелях. На всякий случай, набрав в лёгкие воздуха, словно он действительно намеревался нырнуть в воду, Борис рванул вперёд. Мгновение — и он уже был по ту сторону ложной стены. Галка терпеливо ждала его у развилки трёх коридоров.
— Здесь я, здесь, — буркнул он, коснувшись заплывающего глаза. — Пойдём дальше.
Птица поскакала в правый тоннель. Не успел Борис сделать и нескольких шагов, как перед глазами у него потемнело. Он остановился, тряхнул головой: какого лешего? Что происходит? А потом случилось то, отчего он едва не завопил от ужаса. Темнота рассеялась и представшая перед глазами картина показалась ему высшим пиком несправедливости — самой огромной подлостью из всех возможных!
Он стоял на чёрном песке, вокруг простиралась пустыня, в сумрачном небе маячило бледное светило. Борис даже не стал задавать вопросом, как он тут очутился — просто принял, как факт. Ему казалось, что мертвенная пустота окутывает разум, усталость проникала в каждую клетку тела. Усевшись на песок, он подумал, что весь его путь к логову бледного человека был иллюзией. И слова «идите и убейте» являлись всего лишь сыром в мышеловке. Хесс просто играл с ним. Это существо слишком могущественное, чтобы с ним тягаться. Глупо было даже надеяться.
Начали проявляться монохромные фигуры сумеречных людей. Одна группа, вторая, третья… Они приближались.
Борис коснулся пальцами острой кромки ножа. Теперь оставалось только одно — полоснуть лезвием по горлу. Прапор выбрал этот путь, выберет и он. Только бы рука не дрогнула. Только бы не струсить в последний момент.
Сумеречные люди были уже в нескольких шагах. Сглотнув горький комок, Борис приставил нож к горлу. Одно резкое движение — и плоть будет вспорота. Он подумал, что резать нужно глубоко, чтобы быстрее умереть, чтобы меньше мучиться. Одно движение… всего лишь одно мощное движение… Прямо сейчас!
— Дядя Боря, нет! Не нужно этого делать! Это всё обман!
Капелька? Но где она? Откуда доносится её голос? Всё ещё прижимая нож к горлу, Борис принялся лихорадочно смотреть по сторонам. Бесцветные медленно обступали его плотной стеной, темнота сгущалась.
— Это всё не по-настоящему, дядя Боря! Вы сейчас в тоннеле, сидите у стены! Просто поверьте в это! Сейчас же поверьте, я вам приказываю! Вы нужны нам, вы нужны маме, дяде Витале и мне!
Сумеречные люди нависали над ним, тянули к нему руки, в тёмных глазах был космический холод. На то, чтобы перерезать себе горло времени почти не оставалось.
— Когда вы уходили в пустыню, вы сказали мне, что я должна верить! — голос Капельки звучал твёрдо. — Теперь вы поверьте мне! Закройте глаза и скажите: это всё не по-настоящему! Ну же, дядя Боря! Закройте глаза и скажите!
Борис зажмурился, проговорил:
— Это всё не по-настоящему, — услышав эхо собственного голоса, повторил более уверенно: — Это всё не по-настоящему! — и, в конце концов, закричал: — Это, чёрт возьми, всё не по-настоящему! Хрень это полная! Хрень, хрень, хрень!
Открыл глаза.
Тоннель. Птица неподалёку. Никакого чёрного песка, никаких сумеречных людей.
Борис отстранил нож от горла, конвульсивно сглотнул слюну, поднялся, упёрся рукой в стену. В сознании закипала такая ненависть к бледному человеку, что он закричал во всю глотку, чтобы выплеснуть хотя бы малую её часть. Борис кричал и кричал, хлопая ладонью по стене тоннеля и не обращая внимания на боль в челюсти. Наконец успокоился, стиснул зубы так, что дёсны заныли, крепко сжал рукоять ножа и рванул вперёд по тоннелю. Он мысленно благодарил Капельку: «Спасибо! Я поверил! Спасибо!..» Через некоторое время рассудок снова начало заволакивать хмарью. Борис остановился, закрыл глаза и, опасаясь, что снова попадёт под влияние бледного человека, произнёс со злостью:
— Со мной всё в порядке! Я здесь, в тоннеле! Со мной всё в порядке! Я тебе не по зубам, тварь! Не по зубам!
Сделал глубокий вдох, выдох. Хмарь в сознании отступила.
— Спасибо, Капелька, спасибо, Нюта.
Борис открыл глаза, зашагал дальше. Двигаясь по тоннелю, он прислушивался к своим ощущениям. Ему казалось, что путь его лежит через минное поле, где мины — это убийственные иллюзии. И у него не было уверенности, что в следующий раз голос Капельки выведет его из морока.
Галка повернула вправо. Борис проследовал за ней по длинному прямому тоннелю, который закончился обрывом. Глубина была метра три. Борис собрался с духом и спрыгнул. Теперь путь назад был для него отрезан, подняться обратно он не смог бы при всём своём желании. Дорога в логово чудовища превратилась в дорогу в один конец. Впрочем, рассудил Борис, она такой была и раньше. Ничего не изменилось.
Лицо и шею жгло всё сильнее. Зудели руки, плечи — серая скверна расползалась по телу. Мысленно проклиная этот паршивый мирок, Борис плёлся по очередному коридору — на то, чтобы ускориться сил уже не хватало. Мутная хмарь в голове накатывала и отступала.
— Да когда же они закончатся? — проворчал Борис, имея в виду тоннели.
Словно отвечая на его вопрос, галка пронзительно гаркнула, и он услышал в этом крике нотки триумфа. В следующую секунду Борис увидел впереди ровное свечение — более яркое, чем было в тоннелях. Неужели дошёл?
Он вздрогнул, будто на него холодом повеяло, неожиданно оробел. Так спешил сюда, а в нескольких метрах от предполагаемого логова вдруг почувствовал себя слабым, ничтожным, глупым. Явился сюда с кухонным ножом, чтобы убить чудовище, у которого свой собственный мир? Ну не дурак ли?
— Идите, дядя Боря! — голос Капельки донёсся до него как будто из другой вселенной. Он был подобен дуновению освежающего ветерка. — Идите к нему! И знайте, чудовище вас боится, ему очень, очень страшно!
Эти слова стали самой лучшей инъекцией от сомнений. Борис приосанился, расправил плечи, выругал себя за минуту слабости и двинулся вперёд. Он буквально ворвался в просторное помещение, которое лишь с большим натягом можно было назвать пещерой.
За полупрозрачными стенами плавали фосфоресцирующие пятна, потолок терялся в темноте. В центре, примерно в полуметре от пола, на серебристых нитях висело существо, отдалённо напоминающее человека и одновременно бледного трупного червя. Под кожей проступали деформированные рёбра, ноги выглядели как какие-то обрубки без ступней. Крупная безглазая голова как будто вросла подбородком в тело, голова поменьше походила на опухоль на плече.
Борис ожидал увидеть жуткого монстра, а потому даже опешил, когда перед его взором предстало это существо. Чёрт возьми, неужели это и есть та тварь, что подчиняла своей воле пустыню? Та тварь, что создавала кошмарные иллюзии? Из всех чудовищ, что Борису довелось увидеть в этом мире, это было самое жалкое. Оно не вызывало страха — лишь отвращение.
В крупной голове прорезалась щель рта, раздался сухой безжизненный голос:
— Я верну тебя домой, Борис. Верну в твой мир. Тебя и твоих друзей. И я отпущу твою сестру и всех, кого забрал.
— Ложь! — зашипела вторая голова. — Это ложь!
Галка захлопала крыльями, загалдела.
«Я пришёл убить, — подумал Борис, — и я убью!»
Он поджал губы и пошёл к бледному существу, приподняв руку с ножом для удара. Сейчас он ощущал себя солдатом, который прошёл через ад, и теперь ему оставалось лишь получить заслуженную награду.
— Остановись! — тварь задёргалась на нитях. — Убьёшь меня и сам умрёшь! А я предлагаю тебе спасение! Тебе и твоим друзьям! Прошу, остановись!
Борис знал, куда вонзит лезвие — в серый сгусток, который пульсировал под кожей монстра. В сердце. Один мощный удар — и всё будет кончено!
— Умоляю, остановись! Твоя сестра просит тебя остановиться! Вспомни о своей сестре, вспомни! Клянусь, я отпущу её! Всех отпущу!