– А что ты делаешь?
– Так. Подработка. Неважно.
– Не хочешь говорить? Ну и зря. А я вот не стесняюсь.
– Она танцует в клубе. Так что тебе повезло – сегодня у Кристи выходной.
– Лиза, а тебе завидно?
– Перед разными попой вертит. Полуголая.
– Это не стриптиз, не думай, математик. Это гоу-гоу.
– Да я ничего… Мне нравится, когда люди красиво двигаются.
– Хочешь, покажу?
– Хи-хи. Ты его засмущала совсем.
– Он не из робких, Мари. Правду я говорю?
– Не знаю. Ты мне покажешь, когда я снова приду и ты будешь одна.
– Ого, а он парень не промах!
– Я что-то не так сказал? Извините.
– А мы-то думали, все математики – аутисты. Ну что, чай будешь?
– Наверное… Спасибо, да.
– Так я завариваю?
– Спасибо. Я подумал, что я, наверное, действительно не очень общительный человек.
– Да все в порядке, это Лиза так шутит.
– А о чём ты хотел поговорить?
– Вы слышали про новую болезнь?
– Не только слышали. А кое-что и видели.
– Сегодня скорая приезжала!
– Сюда?!
– К соседнему корпусу. Тут китаянка на искусствоведческом учится, ты знаешь? Вот её и забрали.
– Да ты её видел, наверное, в столовой.
– Она такая… фарфоровая.
– Как кукла. Ничего особенного.
– Неправда, Лиза. Красивая девушка. Хрупкая. Статуэтка.
– Парни любят таких… молчаливых.
– Она просто не знает немецкий.
– Да нет, довольно сносно разговаривает. Говорит, учила как второй язык. Интонация у неё забавная.
– Вот я китайский ни за что бы не выучила.
– Да тебя никто и не заставляет.
– А какие у неё симптомы?
– Я не знаю. Но что-то серьёзное, говорят.
– Она что-то потеряла. То ли чувство вкуса, то ли чувство меры.
– Не шути так.
– А мне жалко девушку. Она только перевелась. Наверное, непросто было.
– У них есть отделение для иностранных студентов.
– Ну да, у нас крутой универ.
– И куда её увезли?
– Не знаю.
– Вы могли бы её навестить. Наверное, здесь у неё нет знакомых.
– Пусть однокурсники её навещают, если не боятся заразиться.
– Лиза, ты просто безжалостна.
– Ага. Я просто не хочу что-нибудь хватануть. Да к ней, может быть, и не пускают.
– Да, это плохая идея. Я слышала, наши совещались в деканате.
– А есть ещё случаи?
– Вроде пока нет.
– А, к китаянке, кажется, кто-то приехал.
– Кто? Откуда?
– То ли парень её, то ли брат. Они все на одно лицо.
– Ты говоришь как расистка.
– А ты как ханжа. А если я их действительно не различаю?
– Девочки, прекратите наезжать друг на друга. Это неинтересно нашему математику.
– Да нет, ничего… Это жизнь.
– Непохоже на формулы, правда?
– Формулы тоже бывают красивые и некрасивые, подобно идеям.
– А люди?
– Он деликатный, Мари. Он тебе так просто не ответит.
– Кажется, я знаю, куда её увезли.
– Откуда тебе знать, математик?
– Кибернетик. Так меня зовёт коллега. Мы убираем мусор на территории нескольких учреждений. Там есть одна больница, туда сейчас многих везут на скорых. Может быть, она там.
– Какая больница?
– На площади, напротив Театра апокалиптических премьер.
– Чего?
– Так он официально называется.
– Прикольно.
– Коллега намекнул, что начинается какая-то эпидемия.
– Да, точно! Я что-то такое по радио слышала.
– Ты можешь узнать, она в этой больнице? – Кто?
– Китаянка.
– А как её зовут?
– Не знаю. Но, наверное, она такая одна.
– Я постараюсь.
– А нам сегодня лектор сказал, что в экстренных случаях университет могут временно закрыть.
– Если кто-то из студентов ещё заболеет, может быть, и закроют. На карантин.
– И мы тогда поедем по домам…
– Не очень-то мне это улыбается…
– А я бы съездила к маме…
– Она тебя ещё не достала, Мари?
– Кибернетик, ты забыл про чай.
– Остыл ведь? Подлей ему горячего.
– Спасибо, не надо. Я уже, наверное, пойду.
– Я тебя провожу.
– Спасибо.
– Вот шустрая! Что, настолько понравился?
– Не болтай, Лиза. Вечно ты…
– Э, чашку-то оставь.
– Мы её с собой возьмём.
– Ладно. Шуры-муры, амуры.
– Не обращай на неё внимания.
– Ты заходи ещё.
– Спасибо.
– Заходи поболтать.
По трубопроводам Хозяина разливается вечернее тепло, а я отрываюсь от камерной стенки и смешиваюсь с прозрачной жидкостью, состоящей из невысказанных слов Кибернетика. Она выносит меня в его горло, прокатывает по шершавой поверхности, подрагивающей от изумления, и впечатывает в неизвестную твёрдость, кажущуюся неживой. Твёрдость отрывается от хозяйского тепла, и я теряюсь. Я не хочу разлучаться с Кибернетиком, который так прозрачен внутри и так бережен к тому, что снаружи. Он прекрасный Хозяин. Он заслуживает любви.
Но сейчас он волнуется, отнимает твёрдое от своего мягкого тепла и забывает меня на нём. Он забывает управлять телом, и я понимаю, почему это происходит. Он решился. Из нескольких голосов весёлых Гигов по типу «она» он выбрал один, и он принадлежит самой открытой из них, и зовут её Кристи. Или, вернее, это она выбрала Кибернетика. Твёрдое теперь рядом с ней, у неё. Её запах повсюду, желтоватый, горчащий, тягучий. Миг – и горчащая влажность обнимает твёрдое, на котором я, и чужая терпкая волна смывает меня в глубину нового мира. Кристи тихо говорит: «Кибернетик, а ты мне нравишься», и я понимаю, что вибрирую вместе с голосом Кристи.
Глава 14Игра
Я ещё не понял, что это значит и что хочет Кристи от моего бывшего Хозяина, и правда ли то, что она говорит. Мне хотелось бы почувствовать её подлинность, но пока я просто сбит с толку. Трубопроводы Кристи разогреваются слабо, и, похоже, она умеет контролировать этот процесс, замораживать свои реакции. Кристи не погружается в реальность целиком, а, кажется, управляет своим телом-миром, распределяя на действия небольшие силы. Это странно – она молода и сил у неё очень много. Для чего она придерживает их?
В её камерах летают какие-то искорки, штрихи, острые чёрточки, заслоняющие происходящее там. Камеры Кристи искрятся. Голос Кристи переливается. Она любит выпускать его на волю без всякого словесного смысла. Начинается этот звук с придыхания: «х-ха». Это у Гигов называется «смех». Смех Кристи кажется сложной музыкой. В нём есть какие-то жадные призвуки, привкус опасности.
Сначала мне кажется: смех – просто выражение запаса сил, избытка жизни, который остаётся в Кристи потому, что она живёт, не отдаваясь реальности целиком. Я не знаю, почему она так делает. Кристи умна и, возможно, рассчитывает получить от других больше, чем отдать им. Но потом я замечаю, что в этом смехе есть скрытые смыслы, пока неведомые мне.
Странно: внутри отсеков Кристи я не вижу уменьшенных Гигов, кроме одного. Это «она» – красивая, длинноотросточная. Нет сомнений в том, что это сама Кристи (мне интересно узнать, как она выглядит). Никаких существ больше. Ни в одной камере (а я стараюсь не увлекаться, продвигаясь вдоль сладких, дурманящих стенок) нет воспоминаний – ничего, что свидетельствовало бы о реальности, сдвинутой назад. Крошечная Кристи, одинаковой величины, с одинаковыми линиями и очертаниями, в каждой камере окружена красивыми мёртвыми объектами. Неподвижными объектами, и только. Я вижу разноцветные покровы разной величины – крошечная Кристи надевает их на свои красивые отростки, на своё красивое извилистое тело.
О чём она думает? Кристи непроницаема. Кристи довольна собой. Кристи молчалива.
Дальше происходит что-то странное.
В каждом отсеке каждая крошечная Кристи лишена покровов. Беззащитная и открытая, полная переливающейся жизнью, она возлежит на шелковистых поверхностях с поднятыми вверх длинными своими отростками, разводя их и сводя. Из ниоткуда возникают толстые и короткие красноватые трубки, покрытые ветвящимися узорами розоватой синевы, с розовыми пухлыми наконечниками; они летают над ней и пропадают в отверстии между её белыми отростками, одна за другой, а одна входит в отверстие её рта. На лице Кристи бездумное выражение блаженства. Маленькие полукруглые вакуоли её тела налиты избытком какого-то жадного счастья. Вся Кристи подрагивает, сжимается и опять разглаживается и вытягивается всем длинным телом. Белое лицо осеняет тень. Потом Кристи натягивает на свои отростки обрывки разноцветных покровов, и это красиво.
А потом она опять их сдёргивает, и снова возникают трубки. Лицо Кристи остаётся непроницаемым в своей безмятежности.
Я хотел бы узнать, на чём держится её жизнь, но, кажется, Кристи скрывает это и от самой себя.
– Ну?
– Крис, прости, я неловок. Я не умею ухаживать за девушками.
– Мне нравится, как ты меня назвал. У тебя правда никого не было?
– Не было.
– Ты меня боишься?
– Нет… просто я не ожидал…
– Чего?
– Что ты меня выберешь. Ты такая… свободная. Почему я?
– Ты не понимаешь. По контрасту.
– Что?
– Потому что ты отличаешься от тех, с кем я обычно имею дело, понял?
– Не очень-то весёлая новость.
– Какая есть.
– Мне надо тебя поцеловать?
– Не спеши. Просто смотри на меня. Ну? Что ты скажешь?
– Ты… хорошая.
– Ты в этом уверен?
– Ты самая симпатичная девушка.
– Слабо, слабо. Ещё. Ну?
– Ты милая.
– И только?
– А что я должен сказать?
– Я прекрасна? Я великолепна? Я сексуальна?
– Да, и ты сама это знаешь. Но я…
– В какой степени прекрасна, мой математик?
– Очень. Я кибернетик.
– Хочешь посмотреть, какая у меня грудь?
– Не надо, Кристи.
– А ты потрогай.
– Пойдём завтра в кино?
– Да ты романтик! Потрогай мою кожу. Чувствуешь гладкость? Нежность.