Это безразличие Отца в сдвинутой назад реальности сделало Отчётливого таким мертвенно-холодным.
Это Кибернетик боялся жизни, мучился от нерешительности и не смог остановить Кристи и дать ей хотя бы немного тепла. Хотя она – да, может быть, и посмеялась бы над ним.
Это Кристи была грубой ко всем и никого не любила.
Это Жуткий убил Кристи.
Всё это были мои Гиги. Те, внутри кого я жил.
Почему же они так странно обращались с другими?
Каждый из них был жестоким по-своему. Все, кроме одного, проникнуть в которого мне так и не удалось.
Мой Хозяин – Убийца Гигов. Я не хочу знать о его сокровенных желаниях и мечтах. Но я их вижу.
Я замер и наблюдаю, как уменьшенный Жуткий бежит, и за ним трепещет в потоках воздуха тонкий алый покров из тех, что делают Гиги, неживой и красивый покров; с него каплет алая жидкость, а потом перестает капать, как бы втягивается обратно, и покров разглаживается. Жуткий добегает до кусков гигантского тела – отдельно отростки, отдельно залитая тёмно-красным голова, верхушка с длинными чёрными жгутиками, слипшимися, безобразными. Я боюсь, что это Кристи. Я так потрясён, что не могу забыть и не смотреть, не думать. Жуткий совершает странные движения грубыми верхними отростками, всё ещё испачканными красным, над фрагментами тела, и оно начинает соединяться. Отростки выстраиваются целиком и становятся ближе к тем фрагментам, из которых росли. И вот это уже целое белое тело в рваных обмотках.
Красное исчезает. Обмотки соединяются в подобие того, что Гиги называют одеждой. И я узнаю чёрные глянцевые обмотки Кристи, прикрывающие красивые выпуклости её тела. Маленькие выпуклости. Белые отростки остаются открыты.
Лицо Жуткого Убийцы исполнено радости, подлинного облегчения. Крошечная как будто живая и невредимая Кристи встаёт с чёрной земли. Её лицо исполнено безмятежности. Но вот она бежит. А он за ней. В руке его блестящее острое. Он нападает.
Я попробовал было сунуться в соседнюю камеру, но там то же самое.
Мне надо выбраться отсюда. Я не смогу такое поглощать. Оно ужасно. Я возвращаюсь сквозь разрушенные стенки в глотку. Мне надо держаться на плаву в вязкой жидкости, надеясь, что Хозяин встретит кого-то ещё и выплюнет в него меня. Жидкость искажает звуки, и я не понимаю, что происходит снаружи. Может, я просто вытеку и застыну где-то в его искусственном покрове?
Нет. Я понимаю: покров пахнет убийством Кристи. Я не могу там быть. Я этого не вынесу. Мне надо попасть к другому Гигу. Жуткому нужен собеседник, чтобы передать ему меня.
Но ясно и то, что встреча с ним для любого Гига слишком опасна. Я надеюсь, что Хозяин сейчас уже устал от своих жутких дел, но неизвестно, как он среагирует на следующего одинокого путника. Я мечтаю об этом случайно прогуливающемся Гиге – и за него боюсь. Я хочу и не хочу этой встречи.
Жуткий шуршит какими-то пакетами, потом издаёт свистящие звуки. Потом бормочет недовыговоренные слова. Я прислушиваюсь.
– Ана сма винвата. Ана мня не зметила. Ана ни хтела мня змичать. Ана нкогда бы мня ни пняла. Ана б мня ни плюбила. Ана плхая, шлюха, тброс. Ана тброс общства. Мне йо ни жалка. Чво йо жлеть? Ана дура, двалка, пдстилка. Всё правльно. Так ей и нада.
Но ани мня ни пиймут. Счас тщатьльно пртру руки, как учила мама. Прасти, мама, я н буду убрать за сбой. Я ухжу.
Убийца идёт из парка умеренно-быстро для Гигов. Он уже успокоился. Он не стал заметать следы. Я вспоминаю его уверенность в том, что его не найдут. Судя по картинкам в отсеках, которые я видел, Жуткий выглядит вполне миролюбиво. И, если ему удалось поменять покровы, встречные могут его и не заподозрить. И всё же лучше, чтобы этих встречных оказалось сразу несколько и не здесь, среди деревьев, а уже там, где дома и огни.
Жуткий смеётся чему-то внутри себя, и это действительно жутко. Это вырывается наружу хрипло, как будто из горла идёт лишняя пища. Лишние впечатления. Лишние воспоминания. Точно у него слишком много событий, и все их уже не вместить.
Он идёт большими неровными шагами. Внутри него прыгает какая-то радость. Она противоречит всему.
И вдруг Хозяин останавливается. Я чувствую чьё-то присутствие. Да, в этом всеми забытом парке ночи находится ещё один Гиг. Жуткий Хозяин его нашёл.
– Эй, парень! Не слишком ли поздно для вечерней прогулки? Не слишком ли рано для утренней?
– Простите, я не понимаю.
– Ты знаешь наш язык, узкоглазый?
– Не понимаю вас. Я не говорю по-немецки. Только по-английски. Всего вам доброго.
– Доброго? Мне? Да кто ты такой, чтобы раздавать всем добро? Ты Иисус Христос?
– Только по-английски. До свидания.
– Наоборот, здравствуй! Ну, давай поговорим по-английски.
– Простите, но мне уже пора.
– Послушай меня, дело говорю: посиди на скамейке, пока не рассветёт. Ночью надо поберечь себя. Здесь в такое время гуляет много опасных людей.
– Спасибо. Я буду внимателен.
– А откуда я знаю? Может, ты сам опасен?
– Это странный разговор. Давайте лучше разойдёмся.
– Ты серьёзно? Я соскучился по людям. Здесь же нет никого. Так что не давайте.
– Да, сегодня особенно малолюдно.
– Ты что, занимался этим вопросом? Сколько раз в неделю ты сюда ходишь?
– Я недавно приехал.
– Считай, что тебе крупно повезло. Ты встретил необычного человека!
– У вас какие-то пятна на рукаве. Что это – кровь?
– Понимаешь, без крови в нашем деле невозможно.
– С вами всё в порядке? Может, вам лучше на перевязку?
– Нет, перевязка уже не поможет. Надо просто в стирку.
– Это не ваша кровь?
– Ах ты, тупой китаёза! Стой, я тебе говорю! Ты можешь поплатиться за своё любопытство. Стой! Хоть я и устал, но тебе не вырваться.
– Простите за то, что пришлось вас ударить. Просто полежите. А мне пора.
Лыш (а это он – я не спутаю его голос ни с чьим другим) убегает из парка. Я вишу на покрове его отростка, испачканном тёмной грязью и алой жидкостью Жуткого, вытекшей из его рта, смешанной с прозрачностью, наполняющей глотки Гигов.
Всё это кажется невероятным. Я знаю: сейчас Неожиданно Возникший Лыш потрясён и может случайно перенести меня, притронувшись к своему лицу, поближе к его прекрасному лицу, его горлу и его мыслям.
Сейчас я слишком далеко. Отростки он вымоет, и я уйду в какие-то сточные, неизвестные мне миры и воды.
Это практически означает небытие. Меня пугает то, что я начал чувствовать сдвинутую вперёд реальность.
Но сейчас я счастлив.
Мне кажется, мои надежды тоже могут что-то значить в этой реальности.
Глава 17Любовь
Мы с Лышем убегаем очень быстро. Изо всех своих неподпитанных сил (я почти не ел Жуткого) я цепляюсь за чешуйку покрова и мысленно молю Лыша, чтобы он не нашёл воду и не погрузил в неё отросток. То, что я обрёл его сейчас, кажется мне таким чудесным, что опровергает все мои предыдущие представления о реальности и логике Гигов. Я могу только догадываться, почему Лыш здесь. Неужели его Ма отпустила его для того, чтобы он смог искать Бель в этом разрозненном, разделённом на Города наружном мире?
Если она это сделала, то она действительно его очень любит. Если она смогла его отпустить ради него самого, для меня она тоже становится прекрасной. Внутренне прекрасной. Гиги, несмотря на их способность к речи, так мало понимают друг друга, что каждый из них, кто понял мечты и желания другого, кто позволил или помог им сбыться, становится необыкновенным существом. По крайней мере, для меня.
При мысли об этом моя горечь откатывается куда-то вниз. Она остаётся на кончиках рецепторов, совсем от неё не избавиться. Но я встретился с прекрасным молодым Гигом по типу «он», появившимся в сдвинутой назад реальности из прекрасного Гига по типу «она». Это было деление: Ма разделилась на себя-Усталую и на Лыша. А потом он вырос и отошёл от неё.
Надеюсь, там, в далёком Городе, у Ма всё хорошо.
Я уверен в том, что Лыш разыскивает Бель. Не такой он Гиг, чтобы быстро забыть о своей любви. Я понимаю его, хотя сам много раз внутренне забывал прежних Хозяев, и, возможно, никто из них этого не заслуживал.
Достойны ли нашей любви лишь те, кто достоин всеобщей любви? Мне кажется, сейчас я понимаю, что это не так. Не совсем так.
Неважно, кто достоин, а кто недостоин. Любовь важна сама по себе. Любовь, настоящая связь.
Все, с кем мы соприкасаемся, в ком живём, нуждаются в том, чтобы мы их любили. Это какой-то закон, касающийся всех существ и полусуществ. Мы живём в существах – значит, они уже доверяются нам. Даже если не подозревают о нашем полусуществовании. Они как бы в нашей власти, а мы – в их. Мы заполняем их, и это действительно большая власть, и она имеет смысл только в обмен на подлинную преданность Хозяевам.
Мы не должны отказываться от неё, пока случайность не бросит нас к другим существам. А они, они? Они позволяют нам многое. Это ли не любовь – позволять нам быть внутри себя, позволять нам жить? Узнавать их сокровенные желания?
Даже Жуткий (тут меня передёргивает) позволял мне узнавать его, сам о том не подозревая.
Силы никому не нужны сами по себе. Силы нужны для взаимодействия с другими. Силы для деления. Силы для познания. Силы для разговора (это для тех, кто способен к речи). Силы для обмена.
Вот о чём я думаю, уцепившись за Лыша.
Он идёт быстро и размахивает отростком, на котором я. Только бы не свалиться в траву. Из серо-зелёной она становится зелёной. Счастье быть с Лышем совпадает с наступающим утром. Лыш точно проводник в солнечный мир. Он провожает меня к свету и теплу. Нежному теплу, не жаркому, не лихорадочному.