илие перед случившимся, перед невозможностью чем-то помочь сыну.
– Ну, ну, сынок, – проговорил он с дрожью в голосе, отвечая на ласку сына. – Откуда у тебя такой… э-э… вертолёт? Неужели Двадцать Третий сделал?
– А! – отмахнулся мальчик, словно вопрос касался безделицы. – Он у меня давно. Я его сам придумал, а корабельный мозг подсчитал мои мысли и построил… Дней десять назад.
Как ни был расстроен Сергей невеселыми размышлениями при встрече с сыном, он вначале улыбнулся, потом рассмеялся.
– А я-то голову ломал, что это с мозгом случилось? А тут всё просто – посторонний заказ. Ай да, Олежка! Ай да, молодец! Ах, ты мой маленький конструктор!
Сын будто не слышал отцовских похвал, у него были дела поважнее.
– Я другую машину придумываю, – сказал он, высвобождаясь из отцовских рук. Да, папа. Чтобы и летала, и плавала, и под водой ходила. И по земле тоже… Можно такую сделать?
–Можно! – стараясь унять блаженную улыбку гордости за сына, ответил Сергей.
Он попытался подхватить под мышки и подбросить Олежку вверх, как это делал всегда, но восьмилетний сын набрал уже достаточно веса, и от забавы пришлось отказаться. Опустив сына на землю, спросил, показывая на шенорога, поглядывающего на людей издалека:
– Что вы тут делаете?
– Да так…У нас тренировка. Шенька говорит, что высоты боится, вот я его и приучаю.
– Он говорит?… Ты сказал, говорит?
– Ну, папа… Он говорит… Не говорит, конечно, но я знаю…Сейчас он уже ничего, привык… Шенька, иди сюда!
Шенорог изогнулся, загремел от удовольствия ногорогами и, не спеша, соблюдая своё достоинство, подошёл к людям и у ног друга-человека принял позу вежливости – приподнял хвост.
– Он, папа, хороший!
Сергей на уродца старался не смотреть.
– Шенька, значит?
– Да, папа.
Вертолёт беспредельно раздвинул границы Олежкиных владений.
Теперь ему требовалось всего несколько минут, чтобы промчаться над исследованным кусочком его планеты, окинуть одним взглядом всё обжитое им пространство, а остальное время посвятить наведению порядка на подвластной территории.
Волны обучения закладывали в Олежкину голову всевозможные знания, и он прекрасно зал, что ему следует делать по благоустройству местности. Работы тяжёлые, рассчитанные на долгое время, выполнял Двадцать Третий, но и сам Олежка не сидел сложа руки, а по мере сил убирал сушняк, пробивал новые тропы, производил посадки деревьев, следил, чтобы не обжали маленьких обитателей леса, ловил рыбу и разводил её в пруду у дома… Дел хватало.
Но иногда вертолёт уносил его и верного Шеньку за десятки и сотни километров от дома. Делались набеги на неведомые леса, озёра, на опасных ногорогих хищников. Были обследованы окрестные пещеры и произведён пеший подъём на вершину горы. Не очень высокой, но горы настоящей.
Стоя на вершине, Олежка с восторгом обозревал округу: реку, подковой опоясавшей гору, перелески, клочковатые от различной густоты растущих в них деревьев, хитро проглядывающие оконца озёр. А далеко-далеко, белым яйцом, звездолёт в изумрудной оправе молодых деревьев, как извечная принадлежность пейзажа, поскольку на месте сгоревшего леса появилась поросль, скрывшая следы давних разрушений.
Ещё дальше, за звездолётом, холмы, а там, за дымкой горизонта ещё неизвестные земли, которые ждали своего открытия и исследования.
Здесь, на вершине, и родился у Олежки грандиозный план – совершить кругосветное путешествие.
– Серёжа, поговори с Олегом. Он меня не слушает, – Ника смахнула слезу.
Сергей, нахмуренный, усталый и разморенный обильной едой, сидел в обширном грубом кресле – импровизация Двадцать Третьего, и наблюдал через широкое открытое окно за сыном, снаряжавшим свою странную на вид машину – чудовищную смесь танка с вертолётом. Была она похожа на карикатуру, но Сергей знал, что это великолепная машина, во всяком случае, фантазии Олежки реализовались полностью: она умела и летать, и передвигаться по суше, и плавать, и нырять.
Олежка, стройный, загорелый и мускулистый, с пояснениями подавал Шеньке продукты, приборы, одежду, а шенорог безошибочно укладывал всё по местам, ловко управляясь ногорогами.
– Перестань, Никуша, драматизировать положение. Он у нас уже вырос. Я в его десять лет успел раз сто слетать на Землю, побывать на Венере, на Марсе…
– О чём ты говоришь?! – воскликнула Ника с отчаянием в голосе. – Это же на Земле! На Земле!.. Там люди! Цивилизация! А это… Дикость какая-то! Ты посмотри, что он построил? Век пара и турбин… И утонуть, и разбиться может…
– Ну, это ты зря наговариваешь на неё. Она хорошая и сделана добротно. – Сергей против воли хотел улыбнуться, но не смог. Затея сына ему тоже была не по душе. – Некрасивая вот только. Но в этом ли дело… – говорил он медленно, чтобы отвлечься и успокоить Нику.
– Поговори, Серёжа!
– Эх, Никушка, – Сергей взял жену за руку, притянул к себе. – Ты думаешь, он послушает меня? А если и послушает, то это совсем не значит, что всё будет хорошо для тебя и для него… Пойми, ему тесно. Ему уже десять лет, и весь мир, а это его мир, у него перед глазами. У его ног.
Ника хотел вырваться из-под руки мужа, но он придержал её.
– Вы… И ты и он… Только о себе думаете! – сказала она в сердцах.
– И о тебе, – мягко сказал Сергей. Ему не нравилось, что Ника никак не может понять Олежку. – Ты лучше скажи, на какой срок у него рассчитано путешествие?
– На два года, говорит, – Ника не сдержала слёз, всхлипнула.– Ого! – Сергей, не выпуская руки жены, потёр щёку о плечо, крикнул в окно: – Олежек, иди сюда!
Олежка вошёл в комнату. Вся его крепкая развитая фигура выражала независимость.
Как ни был Сергей устал и озабочен, он всё-таки усмехнулся, глядя на сына: взгляд из-подо лба, руки за спиной, на лице решительность. У ног его веерный Шенька, словно понимающий всё, что здесь должно было произойти, и он не оставит друга в беде.
– Маршрут готов? – весело спросил Сергей.
– Готов! – оживился Олежка, ожидавший иного. Голос его ломался, и ответил он басом.
– А почему тебе на это требуется два года, а не пять, скажем, – Сергей почувствовал, как вздрогнула Ника, – или полгода?
– Как же, папа? – ещё больше оживился Олежка. Вся его независимость растаяла, глаза заблестели, и он с жаром стал объяснять: – Я решил в день проходить не больше пятидесяти километров. Иначе, о каком исследовании можно говорить? У меня же с Шенькой экспедиция по изучению планеты! Я буду вести дневник наблюдений, соберу гербарий, сделаю снимки, описания… Буду посылать сюда всё, что увижу, найду… У нас всё для этого готово. Пойдём через все пояса… Скажи ей, папа, чтобы она не плакала. Я же каждый день с ней видеться буду.
Ника отступила от Сергея, встала между ним и сыном.
– Нашёл защитника?.. С матерью по расписанию видеться.
– Мама, я же на всё время подключён буду к вэкау. И ты меня в любой момент можешь увидеть и позвать меня… А что я здесь буду делать? Не маленький я!
Олежка опять насупился, помрачнел.
– Как что, как что?.. Отцу помогать пора! – Ника знала, что ни о какой помощи Сергею говорить ещё не следовало, но она вдруг ухватилась за эту мысль. – Отцу трудно. Пора бы уже и тебе…
– Мама!
Олежке было обидно за неё. Неужели она никак не поймёт, что все его устремления направленные на выполнение замыслов об изучении планеты. Ведь это надо сделать обязательно. А отцу он лишь будет мешать, если откажется от путешествия, отвлекать его своими неумением и вопросами.
– Никуша, подойди ко мне. – Сергей вновь взял её за руку. – Успокойся! А ты, Олежек, тоже должен понять маму, если она, по-твоему, неправа. Поцелуй её… Ну, ну… Она не против твоей экспедиции… Вот и хорошо. А я запущу дополнительные спутники, а ты не отличайся от волн обучения… До свидания!
– Спасибо, папа и мама. Я вас люблю! – У Олежки дрогнули губы.
Супруги видели, как их сын подал команду Шеньке, махнул на прощание рукой и закрыл за собой люк машины, которая тут же легко вспорхнула в голубизну неба.
Вдруг возникший гул отвлёк Олежку от размышлений.
Он лежал на речной гальке после купания и решал, как пересечь ставший на его пути высокий горный хребет. По воздуху или попытаться пройти через него? Перелететь было бы быстрее и безопаснее, а по горам, тихим ходом – интереснее.
Гул исходил от камнепада. Огромные камни, несясь по крутому склону, подминали деревья, сбивали другие камни и увлекали их за собой вниз.
Несколько мгновений Олежка зачарованно следил за разгулом стихии, но потом от ужаса закричал, перепугав Шеньку, дремавшего рядом с ним. И было отчего. Каменная лавина неслась к тому месту, где стоял его вездеход.
Он кинулся было бежать и взывать к разуму машины, но увидел, как громадный обломок скалы таких же размеров, как и она, ударил неё. От страшного удара, она подскочила, перевернулась, от неё что-то полетело в стороны. Другие камни подтолкнули её, захватили с собой, пыль закрыла всё от глаз перепуганного Олежки.
Его била дрожь, он не замечал её, что-то кричал и плакал.
Когда грохот утих, и пыль осела, он увидел, что от каменной перемычки обмелела река; запахло рыбой и трещат ещё под тяжестью сломанные и придавленные деревья.
– Чт-то мы теперь, Шенька, будем делать?
Его вопрос остался без ответа, хотя шенорог постучал своими конечностями.
– Может быть, пойдём, посмотрим? Поищем?
Олежка говорил без надежды в голосе. Ему хотелось сесть и не двигаться, но надо было отсюда куда-то уходить, так как ещё неясно было закончился ли камнепад. И запруженная река могла в любой момент пробить брешь и селем вырваться вдоль русла, сметая всё на своём пути.
– Пойдём, Шенька.
Они пошли по дну обмелевшей реки, утопая в глинистых отложениях. В грязных лужах бились рыбы. Олежка отметил место, где он хотел до того остановиться, чтобы искупаться, но здесь ему не понравилось. А ведь будь он тут, то мог бы попасть под каменный град. Дальше – камней больше, а вот и высокая пересыпь. Всё, казалось ещё шевелиться – каменные обломки укладывались на века в определённом порядке.