В лесу тут, словно гром прогремел, молния блеснула, упали первые самые крупные капли дождя, похолодало.
«Не сплю ли я?» – подумалось внезапно Мойке. И сам себе ответил: – «Ох, не сплю!»
И только сейчас до него по-настоящему стал доходить смысл необычности происходящего с ним. До этого всё казалось какой-то забавной игрой. А теперь…
Он не испугался. Ещё чего? А задумался, словно в чащу леса забрёл, так сильно задумался. И вот это-то его удивило, так как жил всегда, не задумываясь.
– А чего думать-то и раньше времени волноваться? – отвечал он тем, кто требовал, советовал или даже просил его подумать, прикинуть, что к чему, призадуматься, а то и «попомнить», «зарубить на носу» и «так и знай!» – Думай не думай, а сто рублей не деньги. Двести тоже мало!
А тут задумался. И мысли такие красивые потекли в его голове, как по книжке читал. А именно: неужели Великое свершилось и мы, земляне, не одиноки в бесконечной холодной Вселенной? И мне, Тимофею Стрепетову, суждено стать предвестником новой эры, порвавшей путы земного притяжения и затворничества человечества!
«Мои деяния переживут века, и каждый сущий будет вспоминать обо мне с благодарностью!..»
Вот так он думал, поглядывая на безобразную картину не в меру расшалившихся бороздителей, которые, по-видимому, пока что не поняли эпохальности встречи двух разумных рас. Человеческой и бороздительной.
«Надо брать инициативу на себя!» – вторично, но более определённо решил он. – «Для начала их всех следует рассортировать, чтобы, как говорит дружок Генка Шимов или, по его утверждению о себе, Великий Классификатор, не терять ориентировку в разномастной толпе».
Задачка, однако! Бороздителей много, а он – один. Да, ладно, работа-то на историю, не на день и не для одной прихоти.
В лесу неожиданно проглянуло солнышко, заиграла лучами на травке, листочках, обласкало живность всякую, успокоило.
Мойка поймал первого попавшегося под руку нечеловека, встряхнул его. В бутылочной голове пойманного что-то хлюпнуло. Запахло мятой.
– Первый класс назовём Жидкими, – громким голосом постановил Мойка.
Следующим для определения попался С Дудкой.
– Ага, братец кролик! Попался. Я сейчас из тебя новый класс сделаю!
С Дудкой заверещал жалобно и тонко:
– Не трогай меня больше!
– Ты мне не мешай, тогда и я тебя не трону. Договорились? Но составишь класс… скажем, Вредных. А? То-то! Будешь помнить, как говорить мне всякие пакости. Гуляй пока…Теперь этот… Стой ты! Так…
Третий бороздитель класса не составил. Был он явно из Жидких. Зато следующего Мойка нарёк Дыркой за наличие в его плоской как доска голове сквозной дыры.
Вскоре в перечне появились Пахучие и Пустые, Плюгавые и Смешные, ну… и другие классы существ. В конце концов, Мойка запутался в них. Да и надоело ему это занятие. Видов бороздителей не счесть.
Хорошо было на работе в среде единомышленников, ёрничая, производить классификацию начальства: в каждом классе один-два представителя, и самих классов немного, и названия у них всем понятные. Класс Держиморд, класс Пугал, класс Незнаек…
А тут суета вокруг, крики, неразбериха, какие-то странные диалоги, как из неизвестного спектакля по радио, плоские анекдоты так и сыплются со всех сторон, и споры… Прямо-таки озвученный муравейник, да и только.
Мойка выдохся, присел на лавочку, предварительно взмахом руки согнав с неё одного из Пустых. Тот взлетел под высокий потолок и завис там потухшим фонарём, громко обвиняя Мойку в нарушении статуса точки обитания.
– Какой ещё статус? – обиделся Мойка. – Вы тут все с ума посходили, а ты о статусе верещишь, будто тебя режут. Кыш, чёртова пустышка!
Сказал и приуныл. И куда это его всё-таки занесло? Пока был азарт и хороший хмель в голове от вчерашней субботной попойки с друзьями на даче и сегодняшнего похмелья, то не было никаких проблем. Да и… Пригласили вежливо. Так что ему было куражиться и отказываться? Вначале так интересно и необычно всё показалось. И мысли хорошие о контакте с бороздителями вспыхивали, да и классификация их имела разумную подоплёку.
Мойка тряхнул трезвеющей головой.
А сейчас? Где он? С кем это он? Что дальше делать? Это же неразумные, неземные и ещё невесть какие существа. Может быть, роботы или космические психи какие-то.
Мойка сокрушённо помычал и засопел, привалившись к плечу, или как это у него называлось, одного из Смешных, головой похожего на гусиную лапку.
Сон не заставил, как говорят, себя ждать. Только как будто шумнуло в лесу и насторожилось. А во сне он едет на велосипеде, совершая воскресный моцион в посёлок за очередной порцией горячительного по лесной тропе, срезая дорогу к даче. А навстречу бороздители. Их необычный вид заставил притормозить и остановиться.
– Пойдёшь с нами… – спросили или потребовали бороздители.
– Конечно! – сказал Мойка во сне.
И пошло-поехало! Три ступеньки в брюхе лошади, орущие ни о чём бестолковые бороздители, их классификация, нарушение статуса точки обитания…
«Я же сплю!» – подумал он с непонятной тревогой. – «Такого быть не может!»
Проснулся и обомлел от неожиданности.
Сидит он в удобном кресле под купольным сводом в большом зале, в стрельчатые окна льётся свет. Играет лёгкая музыка. Перед ним, в пяти шагах – стол, а за ними семь суровых насупленных человеческих лиц, незнакомых ему людей.
Один из незнакомцев привстал, показав тело-тумбу.
«Председатель или начальник» – догадался Мойка.
– Тимофей Леонидович Стрепетов?
– Ну, я… А вы?
– Писали заявление в профком?
– Какое это?
Мойку удивил вопрос. Он уж приготовился к чему угодно, а тут – заявление в профком. Разве всё упомнишь? Писал-то почти каждый день. Да и что профком. Писал везде, куда душа хотела.
– Где Вы утверждаете о возможности исправления дел в организации, если Вас выберут начальником?
В лес ворвался лютый северный ветер, неразборчиво круша всё на своём пути. У Мойки мелькнула оробевшая мысль: – «Вишь, в какие верха доложили!». Но холодный ветер пронёсся и опять пригрело солнце, так как: – «Почаще надо писать, так и мир быстрее крутиться будет. И Держиморд или Неумех разгонят!». Потом он неожиданно подумал: – «Может быть, и вправду начальником меня выберут?! Вот потеха будет!»
– Ну, писал… – с вызовом сказал он и приосанился. – И ещё напишу! Раз дураков в начальниках держат. Придираются. Предупреждают… Да… что там говорить? Вот и писал, что знаю как…
– Прекрасно! – незнакомец повернулся к лицам за столом. Теперь попрошу Вас дать характеристику… Коротко.
Второй, к которому обратился первый незнакомец, что был за председателя, не встал, проговорил будничным суховатым голосом, таким, какой слышал Мойка однажды на лекции здесь, на даче, о картофельных болезнях:
– Мы проверили коммуникабельность пациента, и нашли её весьма развитой.
– Прекрасно!
– Наш тест был направлен выявление у больного активности в необычной обстановке, – так же равнодушно проговорило ещё одно лицо. – Вывод: активен.
– Прекрасно!
«Они меня за больного здесь держат, что ли?» – с обидой решил подумать Мойка, но уже деловито говорил другой незнакомец:
– Наша группа нашла у подозреваемого развитое чувство агрессивности, грубости и непомерного тщеславия.
– Какой я вам подозреваемый, какой больной? – вскипел Мойка, вскакивая с кресла и готовясь показать им, что сил у него хватит на всех их, здоровых.
– Но Вы в профком заявление писали?
– Я ещё не туда могу написать! Вам тут худо будет, куда я напишу! Вы что же думаете, я не могу?
Мойка высказался и сел, развалясь, в кресло.
– Нам не надо думать, – сказал председатель. – Мы заинтересовались Вашим предложением. Это был редкий документ. И наши тесты должны были показать Ваши способности. Для определения ранга начальника.
– Так вы учёные? – обрадовался Мойка, и повеселел, а то, было, уже совсем собрался разругаться за обзывание то больным, то подозреваемым. – Так бы и сказали… Тогда валяйте дальше. Вдруг и вправду начальником сделаете. А те, что сейчас сидят, у-у как учёных бояться… Да, уж потеха точно будет. Мойка Стрепетов – начальник! А?
– В нашу задачу, – сказал ещё один учёный, – входило выявление нескольких качеств претендента. – Выводы по отдельным качествам таковы. Творческое начало в зародыше, самоконтроль не развит, мораль примитивная, этика отрицательная…
– У нас, к сожалению, нет чётких выводов, – сказал не громко, но как показалось Мойке, зловещим тоном, последний из учёных. – Но ясно одно. Данный индивидуум как система не поддаётся, по-видимому, обучению… Это плохо так, что достойно только одного!
Мойка обалдело слушал их, «учёных», и впервые в жизни, наверное, у него закралось в душу сомнение, постепенно переходящее в страх. Он понял, как бывает трудно человеку, которого разбирают по косточкам и делают о нём нелестные выводы. А ведь он сам, как помнит себя, именно этим и занимался, делая подробный разбор начальству или неугодных ему людей. Но чтобы вот так…
– Что вы тут несёте? – воскликнул он пересохшими губами и гортанью.
– Наш межзвёздный комплекс слишком далеко удалился от твоей планеты, Тимофей Стрепетов, так что на возвращение не рассчитывай. Мы надеялись, нет, мы мечтали получить в твоём лице начальника, но теперь поняли, что с твоей стороны в заявлении профкому был лишь предлог кого-то опорочить. Поэтому… – председатель остановился, изобразив на лице презрение, – ты достоин перейти лишь разряд пипиков или бороздителей, как ты их невежливо назвал.
Председатель высказался и хлопнул… не в ладоши, а чем-то иным, а, а по всему, отвисшими вдруг губами.
Всё помертвело в оголённом лесу. Мойка захотел полностью возмутиться и высказать этим… что он о них думает. Пригрозить им…
Но только хлюпнул носиком чайника.
У КАЖДОГО СВОЯ СУДЬБА
У каждого обычай свой,
Свой путь, свои стремления.
Роберт Бернс