Уже третий год клотышане с помощью Земли перебираются на поверхность. Удалось обнаружить древние установки, их отключение возвратило атмосфере первозданное состояние.
Я видел на Недотроге первые сады, первые постройки, первые возделанные поля. Восстанавливаются водоёмы, животный мир.
Ох, как трудно им!
Вековое сидение под землёй не прошло даром. Освоение поверхности дело новое, добровольное, а добровольцев – малая часть всего населения. Да и внизу нужные рабочие руки, чтобы жить, развиваться, так как там основа для проживания, там производство, энергетические установки, традиции и память веков…
Оттого всё ещё идёт медленно, робко. Но идёт!
Водили меня к месту первой встречи с клотышанином, моим первым проводником в недра планеты; он меня и водил. Там обелиск. Первый на планете в новой его истории. В честь первого Контакта. Небольшой. Но когда-нибудь здесь будет город Встречи.
Рядом с обелиском хрупкое строение из стекла. Музей. За стеклом на долгие годы застыли зелёные, сработанные для того, чтобы малой кровью выжить нас, землян, с планеты. Зелёные – материализация видений, их создание удивило учёных Земли. Среди экспонатов и мой самый упрямый преследователь – коренастый, спутанные рыжие волосы, тонкое копьё в мускулистой руке и ярко-малиновая лента через плечо. Как фантик от конфетки – такой нарядный и яркий.
Здесь же, в соседнем боксе, чучела некоторых существ местной фауны. Многие водятся далеко и показывать их в естественных условиях пока что трудное занятие, а клотышанам интересно. А Преобразователи, так себя называют местные добровольцы, до тех мест ещё не добрались.
А неделю назад, перед стартом пробега по Гигантской Петле, я встретился с друзьями – Семшовым и Валентино.
Обнялись, расцеловались – Земля большая, видимся редко.
Семшов спросил:
– Что нового на Недотроге? Все известия – кто во что горазд. – Усмехнулся. – И о тебе много чего. И даже о нас с Валентино. Да как-то всё непонятно. Такое впечатление, что никто ничего пока толком не знает… А ты молчишь.
Валентино высказался таким же образом, наверное, сговорились.
– Всё-таки сейчас слишком много говорят о Недотроге, – добавил он от себя. – Добровольцев с Земли – армия. Наших на ней скоро будет больше, чем Преобразователей.
Я им сказал, что мы, земляне де знаем меру и как помочь друзьям, а клотышане нам друзья.
Предстартовая ракета развела нас по старт-номерам.
Я бежал и вспоминал – о Недотроге и Контакте.
После пробега, а пробежали мы совсем неплохо – все трое в первой двадцатке, – я записал, всё как было, что помнил и считал нужным.
КРУШЕНИЕ ЗУНЕЙ
Не так важно, как о том рассказывается, и нет разницы, кем рассказывается. Главное – истина, которая, по сути своей, называется просто – жизнь, многогранная и удивительная, с поступками людей и деяниями богов.
Поступки же людей, как повелось испокон веку, обусловлены таким числом различных событий и явлений, что становятся практически непредсказуемыми, ставя в тупик мудрецов, потерявших вкус к жизни, и прорицателей. А деяния богов придуманы теми же людьми, значит, также не могут быть заведомо предопределены.
То, о чём мы хотим рассказать, произошло давным-давно, отделено от нас зияющей пропастью времени и бесчисленных поколений, поэтому только малое дошло до нас, а то, что дошло, – удивительно, чтобы быть правдой, а не выдумкой.
Оттого, возможно, одна лишь прихотливая и свободная игра человеческого ума, самая дивная во вселенной, может, если не правдоподобно, то хотя бы скромно напомнить и как-то обоснованно поговорить о тех давних и забытых историй, как будто имевших место на Земле…
Когда Зуни сошли со своих межзвёздных кораблей на Землю, почти все они были ещё молоды. Лишь кое у кого рога проклюнулись сквозь густые, соломенной упругости и окраски, волосы, возвышаясь в них чуть приметными цикламеновыми островками.
Расходясь по планете, расставались весело. Юным будущие годины кажутся короткими и нескучными. Их легкомысленного веселья не разделял старший Зуня – старый, с большими разлапистыми рогами, поседевший от бремени лет и дел. Он напутствовал молодых соплеменников простыми словами, прощался с задушевными вздохами и грустно смотрел вслед уходящим большими влажными глазами.
Они уходили к людям…
Зуни, каждый по своему маршруту, каждый к своему месту назначения шли, словно по родной планете. Леса встречали их знакомыми с детства деревьями и кустарником, хрустальные ручьи и неспокойные в водоворотах реки утоляли жажду, а снежные вершины голубеющих вдали гор радовали глаза и сердце утонченных ценителей красоты – так родная Зуня во всём была похожа на Землю.
Влажные от росы травы смягчали шаги, а ласковый ветер, пряный и живительный, шаловливо заигрывал тяжёлыми волосками холки. Колышки молодых рогов отражали безумство жарких лучей солнца и серебряный смех лунного сияния.
А как хорошо пересекать моря и океаны, играя с волнами и живностью морскою, отвечать на их призывной всплеск улыбкой и приветливым словом, водить с ними шумные хороводы и исполнять сольные партии, навеянные самой природой и потому понятные всем. Летающие рыбки вспархивали над нами и рядом цветной россыпью, а дельфины, ободрённые Зунями, стремительно выскакивали из воды и приглашали порезвиться. Зуни уступали, увлекались и включались в стремительный танец над волнами. Акулы от удивления разевали зубастые пасти и восторженно резали плавниками податливую поверхность водного пространства.
Надежда переполняла молодых энтузиастов.
Да и как было не радоваться, не надеяться, не быть уверенными в себе, в успехе великого дела? Ведь ради него они вот уже несколько десятилетий обихаживают эту чýдную планету, её понятливых обитателей. И уже многие годы готовили их и себя к непосредственной встрече. К встрече с собой, с их – землянами – учителями. Учителями, готовых отвести от людей те неведомые за туманным будущим страдания, всё то, что открылось Зуням-провидцам: и боль, и кровь, и слёзы….
В подготовительные годы они давали людям Земли о себе знать тем или иным проявлением, утверждая и показывая себя в них.
То разумностью и мудростью дельфинов, с которыми люди могли, если не со всеми, то с некоторыми из них обменяться мнениями и узнать удивительное – некие небесные существа жаждут встречи. Недаром многие дворцовые росписи тех далёких лет отразили тесную связь людей и дельфинов.
То появлением дракона, чаще в виде божества, спустившегося на Землю от звёзд, но дающего знания, с благодарностью воспринимаемых людьми для облегчения своей тяжёлой, проводимой в поте лица за кусок хлеба, жизни, либо для тешинья ума.
То каменным идолищем-оракулом, изрекающим понятные всем – и друзьям, и врагам, и довольным, и обездоленным, и здоровым, и увечным – истины, предсказания и притчи, в которых незримо присутствовали они – Зуни.
То говорящим оленем. Или рыбой. А то знамением на небе – извечные символы: звезда, крест, вторые луна или полумесяц, неосквернённая ещё свастика, священные руны, столпы света.
То сказками и легендами о себе; то сообразительностью козы или собаки; то чревовещанием безумной женщины; то появлением опаляющего округу сияющего огня; то рисунками на камнях; то…
Да разве можно перечислить все те возможности, обладающих мудростью Зунями, чтобы ознакомить с собой разумных собратьев? И собратьев не меньших, а во всём равных им, но ещё прозябающих на ступени открытых глаз, когда глаза видят, а другие чувства ощущают бесконечность и многообразие мира, однако мозг ещё едва осознаёт увиденное и ощущённое.
Люди Земли исподволь были подготовлены к приходу Зуней. Так думали сами Зуни. И коль скоро животные, идолы и чудовища, несущие людям знания и идеи Зуней, и сведения о них самих, принимаются с благодарностью, то с каким сочувствием и одобрением они должно быть встретят самих Зуней во плоти. И не в образе богов. Нет! А искренними друзьями, ненавязчивыми помощниками, сосредоточением мудрости, знаний и возможностей, которые легко реализуются на благо людей. И не только современников, но и их близких и дальних потомков.
Вот кем хотели Зуни предстать перед землянами.
И как им было не радоваться своему решению – появиться среди людей и предстоящим встречам с ними. Им казалось, они глубоко были в этом уверены, что при встрече их обнимут, введут с почётом во дворцы, дома, лачуги, доверят им своих детей и себя для воспитания, изумлённо прислушаются к их советам и… станут с этого времени жить иначе: спокойнее, культурнее, благороднее. Не будет больше войн, жестокости, козней и предательства – всего того, что Зуням удалось за трудные и горькие столетия искоренить у себя. И теперь они не желали предстоящих мучений себе подобным землянам.
Зуня, молва о котором донесла и до нас, сошёл с умирающей волны на морской берег в удивительно прозрачное утро к смеющемуся со сна городу, озарённому лучами выглянувшего из-за горизонта солнца.
Навстречу Зуне из массивных, похоже, давно не закрываемых ворот показались люди, идущие спозаранку по своим делам.
Зуня развёл сильные руки, чтобы приветствовать и взять их под своё покровительство. Большое его сердце готово было впитать все беды и заботы, одарить теплом, добром и лаской.
Мозг людей тут же внял потоку его намерений, они ощутили необыкновенную благость и восторженность. Не зная ещё источника своего необыкновенного состояния, они братскими взглядами переглянулись друг с другом и те, кто был виновен в чём-либо перед другими, стали уже раскаиваться в своих вольных или невольных проступках.
Зуня чувствовал их настроение и несказанно обрадовался и за себя и за них. Это наливало его силой, уверенностью и бодростью.
Вот сейчас они увидят его и поймут!.. И узнают!.. Они узнают, что… Они…
Душераздирающий вопль вырвал его задыхающейся рыбой из глубин вод на страшный берег из того особого внутреннего погружения, носящее обожествляемое Зунями состояния –