– Мм… – мотнул головой Кирилл.
Его грязного лица коснулась страдальческая улыбка – начались галлюцинации… В таком случае Устав требует… Что он требует?.. А-а, всё равно…
Он поднёс к глазам руки, осмотрел их, не узнавая. Недавно чистые и сильные, сейчас они показались ему похожими на иссохшие неразвитые деревца.
– Я пришёл к тебе! – повторил тот же ласковый голос.
Кирилл заворожённо замер, но тут же встрепенулся. До него стал доходить смысл сказанного. Он поднялся на ноги и осмотрелся.
Прямо перед ним на фоне светлой дали колыхалось какое-то ажурное полупрозрачное переплетение нитей. Из затуманенных размазанных узелков иногда разбегались чёткие прямые побеги, иногда штрихи, точки в цепочку – всё это вместе трепетно жило, двигалось, дышало и зыбилось. В представлении Кирилла нечто с натяжкой похожее на этажерку свободно парило над песчаной почвой, переливалось загадочно-цветными волнами и колкими вспышками.
Было тихо… Вообще, только сейчас, очнувшись, Кирилл отметил царящее вокруг безветрие и тишину. Песчаные холмы не так круты, как ему виделось вначале, и куда не посмотришь – песок и песок. Пустыня.
Он протёр глаза, но странная этажерка не исчезла как привидение и продолжала висеть в двух шагах от него.
– Что за наваждение?.. Э!.. Ты кто? – непроизвольно вырвалось у него.
– Я – не кто, я – что. Я автомат-наблюдатель и наставник спасателей. Я ь- Тэ Два Дробь Восемь, – ровно, соблюдая паузы, ответила этажерка.
Кирилл всхлипнул и … рассмеялся. Рассмеялся с отвращением к себе, так как ничего смешно не видел. Просто столько неожиданного и нереального сквозило в ласковом голосе, в нежной непосредственности робота-наблюдателя, появившегося непонятно откуда и назвавшегося так по земному, что смех скрутил его и измучил.
Кирилл в изнеможении упал на песок, закрыл лицо руками, чтобы не видеть и не слышать ничего.
Тихо…
Он отнял руки от лица, сел. Этажерка невозмутимо висела рядом. Кирилл устало отмахнулся от неё – наваждение продолжалось. Тут же ощутил укол в затылок. В голове загудели шмели как после сильного удара. На короткое время мир для него потускнел, горизонт качнулся, накренился, поплыл вбок и вниз.
Однако вскоре вернулись и краски, и устойчивый окоём, и вновь приобрела свои полупрозрачные контуры этажерка. А Кирилл почувствовал ясность мысли, приятную силу и лёгкость тела. В нём как будто заменили старую растянутую пружину на новую, гибкую и звонкую…
Она подняла его, заставила осмотреться и увидеть.
И он увидел…
Увидел, что «Песня», разбившийся звездолёт одиночно поиска и по всей площади разброса, сверху донизу погружён в подвижную студенистую массу. Грузовые люки открыты и всасывают эту массу внутрь звездолёта.
Автомат-наблюдатель опередил готовый сорваться у него вопрос:
– Идёт сбор информации о масштабах повреждения, о выборе ремонтных средств. О людях…
– Они живы?! – Кирилл подскочил к этажерке, едва не погрузившись в неё. – Они живы?
– Нет…
– Ну, конечно, – Кирилл впал в меланхолию, сник, расстроился, но без надежды спросил: – Вы что, можете отремонтировать звездолёт?
Спросил и хмыкнул. Что он несёт?
– Да, – услышал он в ответ.
– Хе… Шутники. Тут только металлолом.
Этажерка, похоже, по-своему поняла его слова, сказала:
– Ты прав. Ваш мир так узок, что мне пришлось расконсервировать резерв универсальных информаторов и роботов-реставраторов.
– Наш мир узок? – Кирилл не понял реплики автомата-наблюдателя.
– Даже очень. Ты представитель узкого, даже очень узкого мира. Ваш мир – редкость… О таких, как вы, я знаю по программе и в контакте впервые… Разве ты не знаешь об этом?
Кирилл в недоумении повёл головой. Что он слышит и от кого? По-новому вгляделся в пульсирующую канитель нитей, жгутиков, перекладин и точек, составляющих видимую суть автомата-наблюдателя.
– Есть и широкие? – с вызовом спросил он.
– Да… И широкие, и сверх широкие, и нормальные, и узкие… Так же переменные, постоянные, скользящие, расширяющиеся и сужающиеся… Миров много. Число их бесконечно.
– Ну и ну… – поражённый заявлением автомата, Кирилл долго обдумывал услышанное. Забыв о своём положении – выжившего после катастрофы, он неожиданно для себя отвлёкся в поиске какого-либо иного, не названного этажеркой мира. – А… просто миры… И антимиры, параллельные, надпространственные, совмещённые… тоже?
– Не совсем точно… Ты говоришь о видах, а я – о классах.
Нет, всё происходящее было выше его понимания. Наваждение продолжалось. Но появлялся интерес.
– Что-нибудь объединяет эти миры? – спросил он уже осознанно.
– Да. Дружелюбие… Их объединяет дружелюбие… Твои вопросы, как я понял, от незнания. Во время реставрации я введу информацию о мирах дружелюбия, чтобы ты её донёс до своего мира.
– Мм… Спасибо! Это интересно. Если я, конечно, донесу её до Земли… А ты? Ты в каком мире?
– Я создан и нейтральной субстанции универсального миродиапазона, – проговорила этажерка и добавила: – Я –автомат-наблюдатель и наставник спасателей Тэ Два Дробь Восемь.
– Это я уже знаю… Да. Как же я тебя забыл спросить сразу? Ты же автомат, значит, кем-то создан… Ты понимаешь? – Кириллу показалось, что автомат не понимает его вопроса, и старался говорить медленно и чётко, отделяя слово от слова. – Ты был кем-то создан… Создан! Кем?
– Я тебя понимаю.
– Так говори!
– Разумом миров дружелюбия, – буднично отозвался автомат и, не меняя интонации, оповестил: – Приближаются роботы-реставраторы вашего мира.
Откуда-то, словно из сгустившегося воздуха волной нахлынул муравейник паукообразных цветных созданий. Они запрудили студень информаторов, большую часть их поглотили, а оставшихся разбросали, втоптали в грязь и песок и занялись… реставрацией? Закружились в вихревом танце вокруг останков звездолёта, влились в зияющие темнотой люки, взлетели на самый верх к останкам зеркала, врылись под землю к Вперёдсмотрящему.
Тишина нарушилась лёгким искровым треском и шуршанием, как кто-то шёл и ворошил сухие листья.
Прямо на глазах «Песня» молодела, очищаясь от грязи, и медленно высвобождалась из глубокого подземного плена. На свет появлялись знакомые люки, иллюминаторы, следы надстроек. А вот и вычурно изогнутая игла Вперёдсмотрящего.
Громадный звездолёт в считанные минуты освободили из тисков планеты. В точке их встречи осталось радужное быстро засыхающее озерцо. «Песня» гигантской рыбой легла, подмяв под себя ближние холмы.
Кирилл с растерянным недоверием смотрел и переживал это чудо оживления корабля, на роботов его мира, на раскрашенную как фантик от конфет этажерку. Даже ущипнул себя, до того всё происходящее выглядело хорошим и непонятным, как во сне. Разве это не сон?.. Автомат-наблюдатель… Узкий мир, широкий мир… Миры дружелюбия…
Миры, миры… Где границы, отличающие их?
Этажерка, вероятно, прочла его мысли или догадалась, о чём он думает. Она вспыхнула пурпуром, словно застыдилась и сказала поясняюще:
– Отличие миров в восприятии. В структуре мировоззрения…
– Ну-у… Это как будто ясно… Но как именно? Можно ли их сравнивать, чтобы понять разумом?
Автомат опять окатил себя пурпурной волной. В песок ударили крохотные синие молнии. Он будто замешкался, казалось, задумался. Ответил:
– В нормальном мире, например, твоя «Песня» погружена на сотню километров вглубь этой планеты.
– Что? – Кирилл огляделся. Звездолёт, вот он, уже почти весь открылся для обзора. А в «нормальном мире», значить он ещё глубоко внизу. Тогда где же он сейчас сам? – А я?
– Ты тоже.
– А ты?
– Я нейтрален…
– Но… Но ты помогаешь мне! Здесь. Но разве нейтрально ориентированная субстанция… Это ты… Разве она может выбирать между добром и злом? Значит, есть критерий выбора. Какой?
– Дружелюбие…
«Кажется, мы не понимаем друг друга, – устало подумал Кирилл. – Автомату трудно вести отвлечённый разговор. Пусть поостынет, а то такое впечатление, что он перегреваться стал».
Он на время оставил автомат в покое, его взгляд остановился на манипуляциях со звездолётом. Медленно и торжественно его корма с обломками двигательного зеркала поднималась вверх. Последнее движение и тяжёлая громадная башня повисла в воздухе.
Тщетно пытался Кирилл увидеть эстакаду, подъёмные механизмы, переплетение конструкций, транспортные линии подачи агрегатов, деталей, инструмента, подсобные сооружения – всю эту привычную для него кажущуюся неразбериху верфи. Хотел спросить этажерку, но её рядом не оказалось.
Ничего этого здесь не было. Тысячетонный корабль подвесили вертикально в воздухе просто так, и это зрелище всё больше казалось Кириллу неубедительным. Даже видя своими глазами стремительное восстановление «Песни», он всё-таки воспринимал это как чудо, как сказку. Сказку добрую, с добрыми волшебниками и феями в виде многочисленных роботов. Сказку, потому что такого не может быть в реальной жизни.
Он решил ближе подойти к месту работ, но наткнулся на невидимый барьер. Ощупал руками податливую до некоторого предела преграду, попробовал её крепость носком ноги.
– Защитное поле.
Рядом появилась этажерка, невозмутимая, с ласковым и дружелюбным успокаивающим голосом.
– Мне-то что делать? Любоваться?
– Ждать.
– Ждать? Так просто сказано! – – Кирилл ударил кулаком по невидимой стенке барьера, как в подушку. – Выть, дорогой наблюдатель, хочется.
– Ещё час. – Автомат отодвинулся от Кирилла. – Мне понятно твоё нетерпение, но там почти всё воссоздаётся заново. А тебе там быть нельзя. Там высокая вне мира активная среда.
– Тебя не было и я подумал… Может быть, мог чем помочь. Всё-таки я хорошо знаю «Песню»
– Понимаю тебя, но твоя помощь не нужна. А мне надо было сделать ремонт импульсной бригантине.
– Где? – У Кирилла вспыхнула надежда увидеть людей, несмотря на незнакомое ему сочетание – «импульсная бригантина». – Где она?