— В каком смысле — похитил?!
— Дак доктора-то в городишке нет, бают — уехал кудысь. А барин прискакал, как скаженный — Лекаря, да — Лекаря — кричал! Все перепугались, не поймут, что и нужно. А я возьми да и скажи, что лекаря-то нет, а вот травки могу дать, какой-треба. А он меня подхватил, да поперек коня, да и сюда... я аж спужалась малость...
За дверцами дормеза послышался какой-то шум, даже, вроде бы, возня... Потом кто-то начал басовито голосить, послышался раздраженный голос Апраксина и, наконец, дверца распахнулась и в клубах морозного пара показалась фигура графа.
Я отвернулась к стенке. Видеть его сейчас было бы слишком больно.
— Вот, смотри, дурной! Вот твоя жена, никто не обидел её! Барышня у нас заболела, вот и понадобился лекарь. И Маше я твоей заплачу! Встань с колен, болван!
Я не видела, с кем именно разговаривал Апраксин, но примерно поняла, что схватив травницу, которая сопровождала неведомую мне хозяйку, кинув её на коня он перепугал сонный городишко и пошли слухи о похищении.
Пожалуй, если не вспоминать его последние слова, о том, что он зря "внес смуту в мои планы", то ситуация могла бы показаться мне даже смешной. Граф Апраксин, похититель симпатичных замужних селянок — действительно было бы забавно...
Из дормеза кто-то вышел — меня слегка качнуло на диване, потом ойкнула Софи, потом еще входили и выходили люди, я почувствовала озноб от бесконечных струй ледяного воздуха и натянула плед повыше.
В это время очередной раз хлопнула дверца и наступила гнетущая тишина. Я совершенно отчетливо знала, кто именно стоит сейчас у меня за спиной. Запах мороза, синего сукна, заиндевевшего меха и тонкие нотки хвои... Интересно, куда он дел Софи? Неужели просто выгнал на улицу.
Поворачиваться к нему лицом я не собиралась. Мне стыдно было признаться в собственной глупости. На какое-то мгновение, пусть только на одну ночь, но я была так счастлива мыслями о нем... О нас...
Напридумывала себе всякого...
На глаза навернулись слезы, потому я еще выше потянула на себя теплый плед. Я не собираюсь унижаться и показывать ему, как это вот все меня... как оно меня убивает...
И нужно попросить его покинуть дормез. Непозволительно молодому мужчине находится со мной наедине. Я ему не крестьянка-лекарка, похитить меня он не сможет. Хотя, пожалуй, сглатывая тяжелый ком в горле я мечтала именно об этом...
Пусть бы он меня похитил — и пропади все пропадом! И высокая мода, и павлиньи перья и даже, черт бы их побрал, алансонские кружева... Как я не сдерживалась, но предательская слеза скользнула из уголка глаза.
Плакать в таком положении было чудовищно неудобно -- слезы затекали в ухо, было щекотно и раздражающе-обидно и еще я боялась всхлипнуть. Прикусила ладонь... Почувствовала боль... Медленно-медленно, чтобы не было заметно со стороны, сделала несколько глубоких вдохов, стараясь убрать комок в горле.
— Мадлен, как вы себя чувствуете?
Я очень глубоко вдохнула, боясь, что он поймет по голосу, а потом медленно и ровно ответила:
— Спасибо за заботу, Михаил Андреевич. Я, пожалуй, немного посплю и буду совсем здорова. Будьте так добры, пригласите ко мне Софи.
— Мадлен, я...
— Мадмуазель Мадлен, пожалуйста — поправила я его — Обращайтесь ко мне — мадмуазель Мадлен, господин граф.
58
- Мадемуазель Мадлен, - лицо графа накрыла тень, он стиснул зубы, от чего и без того волевое лицо приобрело красивые острые очертания нижней челюсти. Я хотела плюнуть на все условности, плюнуть на свое будущее в роли модистки её Величества, но во мне все сильнее и сильнее говорила не женщина, а созидатель. – Я хотел сказать о том, что из любой ситуации есть выход, и ваше желание вполне возможно реализовать.
- Какое из них вы имеете в виду?
- У вас их несколько? – ухмыльнулся граф.
- Вы считаете, что женщина мечтает только о материнстве, о чистом и большом доме и милых сплетнях с подругами? – начала было я, понимая, что отстаивать свои права в это время – достаточно глупо. – Эта ваша забота больше похожа на удушение.
- Мадлен, вы ведете себя неумно, и не знаете нашу страну. Любая была бы рада оказаться на вашем месте, и, вы явно не заметили того, что я иду на компромисс, - Михаил начинал злиться все больше. Скорее всего, от природы замкнутый, немногословный в своих эмоциях, он и так сделал слишком много, дав мне возможность обсудить эту тему.
- То есть, вы считаете меня неумной? – во мне заговорила женщина из будущего, уже доказавшая себе и многим окружающим, что может всего добиться сама, но на доли секунды я представила, что он сейчас выйдет из дормеза, станет холодным и чужим. – Михаил, я готова обсудить все, только сначала, прошу вас определиться с тем, что вы можете позволить своей жене.
- Я не знал раньше таких женщин, но, думаю, что вы заинтересовали меня именно потому что вы не такая как остальные. У вас явно есть талант, раз вы смогли заинтересовать её Величество, и только мне известно с какой целью вы направляетесь в Россию. Но я не хочу быть мужем модистки, хоть она и будет модисткой её величества. Вы понимаете, что все должно быть наоборот? Что вы должны быть женой графа? – его лицо стало более внимательным, резкие черты сгладила забота и переживание. - Я хочу выслушать вас, мадемуазель Мадлен, и, думаю, вместе мы примем правильное решение.
Я молчала минут пять, а он в это время смотрел в небольшое окно, давая мне время, чтобы «переварить» все услышанное, решить, что важно для меня сейчас, он давал мне право принять решение, а это многого стоило, учитывая в каком времени и месте мы с ним находимся.
Обоз двигался медленно – ночью прибавилось снега, и сани, что проходили первыми, пробивая дорогу, скорее всего, приходилось вытаскивать. Я боялась, что сейчас к нам постучатся, и кто-нибудь позовет графа, и вся наша беседа повиснет в воздухе, так и не придя к какому-то решению.
- Вы дороги мне, Михаил, и хочу попросить прощения за излишнюю эмоциональность. Мужчинам не стоит этого говорить, но я скажу, что для меня важнее вы. Только, я хорошо знаю себя, и через какое-то время я заскучаю, и стану надоедливою, вечно брюзжащей особой – такую ли женщину вы видите в своем доме? Уверена, что нет. Поэтому, я готова скрывать свою деятельность, потому что мне важен процесс, а не имя, которое я могла бы приобрести, благодаря этому модному дому, - я говорила, а он долго не смотрел на меня, понимая, что, как только он повернется и посмотрит мне в глаза, я начну лукавить.
Но когда я замолчала, он опустил голову, посмотрел на свои ладони, до этого покоившиеся на его коленях, и переложил их поверх моих. Потом поднял глаза на меня, улыбнулся одним лишь уголком губ, и моргнул, надолго закрыв глаза. Его ладони были влажными – он переживал. Все время он переживал и боялся исхода нашей беседы!
- Я не хотел вас обидеть, Мадлен, но и терять достоинство мне нельзя. Нет, нет, не перед вами, а в обществе. Дома я могу быть совершенно настоящим, может быть даже слабым, но общество этого не позволяет, поэтому, я рад, что вы так умны, нет… Даже проницательны, - сейчас он улыбался открыто и добродушно, словно со старым другом, с которым не нужно было притворяться.
- Думаю, вы найдете людей – верных и молчаливых, которые смогут помогать мне в моем деле. И мой вопрос полностью решится тогда, но я хочу работать дома, я не могу останавливаться, иначе, я перестану быть собой, - я смотрела внимательно на его реакцию, и понимала уже, что могу просить хоть звезд с неба – он будет согласен. Но мне не нужен был покорный мужчина, я не планировала его ломать. - Вас, наварное, потеряли, граф… Михаил, - поправила я саму себя, давая понять, что была не права, настаивая на моционе.
- Да, скорее всего, но я хотел бы вернуться к вам через пару часов, чтобы вместе поужинать. Как вы смотрите на это? – он встал, поправил камзол, взял шапку, нехотя направился к выходу, обернулся, ожидая моего ответа. – А люди… да, у меня есть такие люди, и могу пообещать вам мою помощь во всем.
- Я бы и вовсе не хотела, чтобы вы ушли, но, полагаю, у вас есть обязанности, от которых нельзя уйти. Жду вас на ужин, Михаил, - ответила я и улыбнулась самой искренней своей улыбкой, от чего он в пару секунд оказался перед моей постелью, встал на колени, и прижался лицом к моим рукам.
- Я клянусь вам, Мадлен, что вы станете самой счастливой женщиной, и ни разу не пожалеете о своем решении, - пылко, как подросток, выдохнул граф, и тут же выскочил на улицу. Скорее всего, чтобы я не заметила слез на его глазах.
- Я должна вас поздравить, или пожалеть? – словно стоявшая прямо за дверью Софи, открыла её, как только дверь закрылась за графом. – Я не смогла разобрать – счастлив Граф Ми-ха-ил, или же расстроен?
- Милая Софи, похоже, мы договорились с ним, понимаешь? Я думаю, это самый рассудительный мужчина данного времени, в нем нужная порция самолюбия – именно столько, сколько и нужно, чтобы больше любить свою семью, нежели себя, - задумчиво сказала я, но больше это был ответ себе, нежели Софи.
- Нет, я никогда не пойму того, о чем вы говорите, Мадлен. Для нормальных людей есть радость или горе, а вы сейчас и не поймешь – счастливы или в печали. Как можно в таком возрасте быть настолько сложным человеком? Вы женщина, вам полагается не трезвый и холодный рассудок. Вам полагается ярко выказывать свои эмоции: смеяться, плакать, ругаться или доказывать, а вы с одним и тем же лицом радуетесь и грустите, - Софи села рядом и наклонив голову к плечу, посмотрела мне в глаза.
- Не переживай, дорогая, я счастлива, но детали моего счастья лучше не озвучивать – у русских есть прекрасная поговорка: «Не говори на ветер». А за дверью, похоже, именно ветер.
- Что вы! там не просто ветер, там начинается буря! – подскочила Софи.
- Я и не поняла, что мы уже тронулись… - начала было я, но дверь открылась – так не делал никто, и мы не на шутку испугались.
- Барыня, позволь слово сказать сначала, а потом гони, - на ходу в дверь ввалилась Маша – та самая травница, что лечила меня. На ней была безрукавка из овечьей шерсти и вытертая шаль – все в снегу.