Декларация гласила, что груз состоял из четырех ящиков с резцами для бурильных головок и шести с секциями для тех же установок плюс различные запасные части.
– И все это требуется очень срочно, – заметил я.
– Они притащили бурильное оборудование из Ирака и какое-то время хранили здесь. Теперь оно им потребовалось. Американские нефтяные компании не любят ждать, – Миклос пожал плечами. – Столько всякого барахла, просто негде хранить.
– Хорошо, – сказал я, запихивая таможенную декларацию в нагрудный карман рубашки. – Открой-ка эти ящики.
– Что, капитан?
– Ящики. Открой их.
– Но они уже прошли таможню!
– Кого-нибудь из них можно снова пригласить опломбировать груз. Все равно им нужно будет произвести досмотр самолета, и они смогут потратить еще десять минут на то, чтобы опечатать ящики.
– Все так плотно упаковано.
Два верзилы, водитель грузовика и невысокий, жилистый мужчина в жилете бросили свое занятие и сразу уставились на меня. Я почувствовал, что Роджерс тоже составил им компанию. На лице у Миклоса снова появилась улыбка, правда она стала немного печальнее, но все еще довольно оптимистичная.
– Капитан, почему ты такой подозрительный?
– Думаю, Микки, все дело в том, что я старею. К тому же мне уже приходилось возить грузы нефтяным компаниям раньше. Никому в мире не потребуются четыре полных ящика резцов для бурильных головок так спешно, что их надо везти самолетом. Открывай ящики.
Улыбка Миклоса стала шире и еще печальнее. Он укоризненно покачал головой.
– Капитан, – Миклос взял меня под руку и отвел в тень самолета. Роджерс потащился за мной следом. – Ну хорошо, капитан, все правильно. Может быть там и в самом деле не бурильное оборудование. По обе стороны все улажено, и здесь, и там.
– Ну теперь это ближе к истине. Микки. Но остаются проблемы посередине.
– Пять тысяч драхм, капитан?
Я услышал как шумно засопел Роджерс. Пять тысяч в любых единицах измерения это впечатляет, особенно если ты не силен в курсах обмена. Для меня эта сумма прозвучала как что-то чуть больше шестидесяти фунтов.
– Нет, Микки. Мне это не подходит. Не будем терять время.
– Я добавлю до десяти. Сто двадцать пять фунтов.
– Нет, Микки, – я отвернулся.
Агент схватил меня за руку. Он явно был встревожен. Мне впервые довелось увидеть его в таком состоянии.
– Долларов. Три с половиной сотни. Идет?
– Нет, я его не повезу. Если ты хочешь иметь дело со мной, то сначала надо договориться. Не стоит торчать посреди летного поля и пытаться затолкать мне его в глотку.
Я снова отвернулся и стал огибать нос "Дакоты".
– Ты уже возил оружие, капитан, – бросил мне в спину Миклос. Я даже не остановился, добрался до правого двигателя, поднялся по лесенке и стал закручивать последние болты. По ту сторону самолета послышалась возня и какая-то перебранка. Затем грузовик уехал. Парой секунд позже рассержено урча мотором за ним последовал "додж" Миклоса.
Когда я спустился по лестнице на землю, меня уже поджидал Роджерс. Он смотрел на меня с плохо скрываемым любопытством.
– Я часто гадал, сможешь ли ты принять подобное предложение.
– Ну, теперь тебе это известно.
– Не обижайся, Джек, но три с половиной сотни долларов это куча денег.
– Слишком много случайностей, от которых мы очень зависим. Из-за плохой погоды полет может закончиться на Мальте или Сицилии, а я не собираюсь попасться с грузом оружия.
Он взял приставную лестницу и пошел за мной к двери.
– Куда оно предназначалось?
– Вероятнее всего в Алжир. Когда-то оно принадлежало ЭОКА, но так и не попало на Кипр. Переправь его по воздуху в Ливию, затем две с половиной сотни миль по пустыне и можешь оказаться в Алжире, даже не надо пересекать Тунис.
Роджерс согласно кивнул.
– Да, я полагаю, это грязный бизнес, – добавил он. – Все же три с половиной сотни баксов.
– Тебе все равно досталось бы не так уж и много.
Похоже он обиделся.
– Миклос сказал, что ты уже возил оружие, – то ли из упрямства, то ли из вредности не унимался Роджерс.
– Он просто болтает. Я бросил лестницу в хвост "Дакоты", хлопнул дверью и отправился запросить у Хаузера новых инструкций по телеграфу. Но мне не стоило беспокоиться. Когда я вернулся и запустил двигатель, чтобы проверить генератор, скопившаяся на дне бака вода едва не смыла двигатель с крыла. Нравилось мне это или нет, а эту ночь предстояло провести в Афинах.
2
Мы сняли пару комнат в небольшом отеле поблизости от площади Омония. Большинство экипажей, останавливаясь в Афинах, выбирают отели в окрестностях площади Синтагма, в одном плевке от королевского дворца. Экипажи транспортных самолетов располагаются там, где позволяют оплаченные Хаузером командировочные. В Афинах это означает площадь Омония.
Залатанные простыни, великолепный вид из окна на овощную лавку и двери того сорта, которые могут сорваться с петель, если чихнуть в опасной близости от них. Не исключено, что такие случаи могли иметь место. Но здесь, в отличие от большинства окрестных отелей, было гораздо чище, но из-за этого с нас брали за каждую ночь на целых пять драхм больше, чем в любом из них.
Мы помылись и переоделись. Я облачился в новый, щегольской летний костюм, купленный во время последней поездки в Рим, и отправился с напарником перекусить. По дороге мы заглянули на почту, чтобы удостовериться в отсутствии новых распоряжений от Хаузера и позвонить Миклосу. Его на месте не оказалось, но мне удалось убедить его секретаршу, что я не держу на него зла из-за последнего инцидента и все еще готов взяться за транспортировку нового груза.
Мы поужинали в небольшом, но опрятном кафе для небогатых туристов, прилепившемся неподалеку от площади Синтагма. У меня нет никаких предубеждений против посещения какой-нибудь таверны – греческая кухня здесь везде более-менее одинакова, но я в своем шикарном костюме не собирался усесться на залитый чьим-нибудь супом стул.
– А что теперь? – поинтересовался Роджерс. Стрелки часов уже приближались к семи.
– Можно сходить в кино, – предложил я, – или же заглянуть в "Короля Георга", пропустить пару стаканчиков и встретить кого-нибудь из летной братии.
Это предложение подошло как нельзя лучше. Пилоты авиалиний вызывали в нем живейший интерес. Он думал, что еще год – два на этой пыльной таратайке и ему удастся пополнить команду огромного сверкающего реактивного лайнера. Он все еще надеялся, и мы отправились в "Короля Георга".
Эта гостиница выходила прямо на площадь Синтагма, и в ее подвальном этаже располагался американский бар. В него можно было попасть как с улицы, так и из самого отеля. В надежде столкнуться в его коридорах с кем-нибудь из знакомых мы прошли через отель, но все было напрасно. Мы спустились в бар: длинное, узкое помещение с вереницей высоких табуретов вдоль стойки по правую сторону и рядом столиков слева. Клубы табачного дыма и гул людской болтовни дополняли этот пейзаж.
Я как-то встретил там одного пилота из ТВА, у которого была со мной небольшая стычка из-за того, что я застрял с лопнувшей шиной на взлетной полосе и помешал его посадке. Трудно сказать, не сгладило ли время острые углы нашей первой встречи, но было бы забавно, если бы он угостил меня выпивкой.
Тут мне на глаза попался Китсон. Со времени нашей последней встречи прошло лет десять, правда несколько часов назад я видел, как он вел этот "Пьяджио". Кен сидел на табурете в дальнем конце стойки и делил свое внимание между какой-то жидкостью в высоком бокале и невысокой, светловолосой, загорелой девушкой, чья внешность и живость стиля олицетворяли собой Америку не хуже, чем статуя Свободы. На ней была рыжевато-коричневая блузка из хлопка с широкой юбкой. Все это было подпоясано широким ремнем из черной замши, а на ногах было нечто похожее на балетные лакированные туфли.
Она носила короткую стрижку и выглядела лет на двадцать семь – двадцать восемь. Хотя одежда выгодно подчеркивала все округлости ее фигуры, но рядом с Кеном она выглядела скорее как студентка.
Сам Китсон больше напоминал подкладку дорогого бумажника: кремовая рубашка тонко выделанной замши, светлые свободного покроя лосины и белоснежные итальянские замшевые мокасины.
– Закажи себе выпивку, – бросил я Роджерсу, – а мне надо перекинуться парой слов с одним человеком.
Его физиономия тут же приняла обиженное выражение и он постарался пристроиться поблизости от капитана реактивного лайнера компании ТВА.
Я подошел и тронул Китсона за плечо.
– Привет, супермен. Хочешь получить место второго пилота "Дакоты"?
Он медленно повернул голову и смерил меня взглядом. Эти десять лет почти не изменили его внешность: продолговатое, худощавое лицо с тонким прямым носом и широким ртом выглядело по-прежнему молодо. Вот только с момента нашей последней встречи его черные волосы стали немного длиннее, а лицо покрылось бронзовым загаром, высветившим мелкие морщинки вокруг его темных глаз. Да, мужчины в двадцатипятифунтовых рубашках почти не стареют.
Не знаю, какого дьявола вся эта чушь пришла мне в голову. Я был чертовски рад его видеть.
– А, они все еще летают? – с ухмылкой процедил Кен и взял меня за руку.
– Позволь мне представить тебя, – тут он показал рукой на меня, а затем на девушку. – Джек Клей, Ширли Берт. Что будешь пить?
– Привет, – улыбнулся я его спутнице и повернулся к Китсону. – Наверное скотч.
– Тогда закажем Старый Стиль, он здесь вполне приличный, – он постучал по стойке. Бармен тут же оставил молодого Роджерса и заспешил к нам. Кен заказал два коктейля с виски и мартини.
– Тебя здесь ценят, – заметил я.
– Деньги могут все, – пояснила мисс Берт. – Он буквально сорит ими налево и направо.
– Как тебе нравится свежий, искренний взгляд на эту проблему у представителя Нового Света? – поинтересовался Китсон.
Девушка улыбнулась. У нее была приятная внешность. Честно говоря, к этому трудно было что-нибудь добавить кроме того, что мне было бы интереснее провести время в ее обществе, чем с иными красавицами.