Сти знала.
– Что мы имеем?
– Мы имеем потрясающий по размаху бедлам.
– Это хорошо.
Она подошла к окну и выглянула на улицу. С высоты предпоследнего, семнадцатого, этажа Центра сна, строительство которого было завершено несколько дней назад, было видно шоссе и дачные массивы на несколько километров окрест. Шестьдесят идентичных зданий, на полторы тысячи мест каждое, уже было возведено в Подмосковье под сомнительным прикрытием крупного строительного концерна, якобы воплощающего в жизнь программу доступного жилья – благо в суматохе последних событий такая акция могла остаться не замеченной мэрией и губернскими властями. Еще около трехсот подобных зданий отделывалось. Производство необходимой аппаратуры было налажено здесь же, на базе огромных цехов бывшего станкостроительного комбината возле Подольска; комплектующие были закуплены заранее в Японии через одну ближневосточную фирму-посредника и ждали своего часа на арендованных складах неподалеку от Серпухова... И вот теперь, сойдя с высокоскоростных сборочных конвейеров, модифицированные для бесперебойной работы С-визоры десятками тысяч упаковывались в ящики и на грузовиках доставлялись прямиком в Центры...
Поток людей двигался на юг.
«Как перелетные птицы в преддверии наступления холодов», – с внутренней усмешкой подумала Сти.
Всю наемную рабочую силу она бросила на окончание строительства Центров сна в последнюю декаду января – в основном это были нелегальные мигранты из Средней Азии и Кореи, которые могли за жилье, кусок хлеба с рыбой и толику денег хоть Вавилонскую башню отгрохать за пару дней.
Ставка была сделана. Крупная ставка. Пока Центры возводились только около Москвы, но в перспективе планировалось развернуть строительство возле двадцати с лишним крупных городов России. А потом и за рубежом.
Наконец-то она дождалась – невероятная даже для самого смелого человеческого воображения сила прорвалась из эса в падший мир. И пульсирующее внизу живота чувство взорвалось вместе с растущими «каплями». Это было рождение новой эпохи, которую никто до последнего момента не принимал всерьез.
Тем проще было для нее. Она успела подготовить пеленки и кроватку для младенца. Тысячи кроваток, даже сотни тысяч... Пока их хватит только для самых понятливых, для самых умных людей. Для тех, кто сумеет поверить и принять. Остальные придут чуть позже, потому что больше идти им будет некуда – все без исключения города затянут своей черной пеленой «капли». И тогда найдутся места для них. Миллионы. Миллиарды мест. Ведь к слабым нужно быть снисходительным, нужно иногда указывать им путь...
Эс подарил шанс глупым людям. Шанс уйти от загнившей, покрытой язвами цивилизации в манящую глубину грез. Навсегда. Бесплатно. Безболезненно.
Просто заснуть.
И проснуться в другом мире. Где не будет войн, насилия, смерти, где на улицах в солнечных городах растет мягкая, душистая трава. Нужно лишь заснуть, провалиться в безмятежную и теплую долину мечтаний.
Осталось только набрать пригоршню кристально чистой воды из источника и омыть ею искаженное ненавистью и расчерченное заскорузлыми шрамами лицо.
Так просто.
Заснуть...
– Кристина Николаевна, мне кажется, пора, – сказал Борис, мотнув авоськой.
На ученом был новый темно-зеленый свитер, классические брюки с выглаженными лезвиями стрелочек и дорогие туфли. Он чувствовал себя не особо комфортно в таком наряде, но Сти настояла, чтобы ее ближайший соратник выглядел прилично к моменту открытия Центров.
Возвышенное настроение немного омрачалось поступком Рысцова – глупца, который в последний момент струсил и исчез, оставив после себя целую ванну трупов. Но мелочи сейчас не волновали Сти, равно как и судьба этого впечатлительного болвана, всегда проявлявшего склонность к излишнему анализу поведения и сопоставлению разрозненных вещей.
Она обернулась к неловко передергивающему плечами Борису и, прикрыв глаза, сказала:
– Пусть начинают.
Закинула голову назад, проведя ладонями по густым волосам, и почувствовала, как незримые лучи падают на нее, охватывая в кокон.
Она – наместник великой силы, пришедшей на Землю из немыслимых лабиринтов сна. Она – регент грядущей эпохи.
Ученый сделал знак ассистенту, который тут же вышел вон из просторного, светлого помещения, чтобы дать команду бесчисленным агентам, работающим на Сти, – слугам, до последнего верным новорожденному миру. Их целью было оповещение эвакуированных граждан всеми возможными способами о том, что выход есть. И не нужно никуда бежать: избавление – совсем рядом. Конец мучительной боли и безграничного страха – в единственном шаге от них.
В удобной кровати для гиперсомнического сна.
Через час возле парадного входа в Центр собралась толпа. Отчаявшиеся и потерявшие надежду люди были готовы на что угодно, чтобы спастись самим и помочь близким, потерявшим за одно утро все, чем жили долгие годы. Все, во что веровали.
Вокруг здания кружили вертолеты военных и МЧС, по широкой аллее, распихивая брошенные легковые машины, словно картонные декорации, подкатывались бронетранспортеры, пожарные автомобили и экипажи «Скорой помощи».
Но толпа не подпускала их к Центру.
Толпа больше не верила им.
Один из вертолетов попытался приземлиться неподалеку, на заметенной снегом площадке, но люди побросали свой скарб и, матерясь, вышли под спускающуюся тушу «Ми-8», перекрыв место для посадки. Пилоту пришлось снова поднять машину на безопасную для гражданских высоту.
На повороте от Варшавского шоссе к зданиям Центров встали заградительные отряды ОМОНа, создав стену из сомкнутых пластиковых щитов. Толпа разбросала их в считаные минуты, и звучащие отовсюду призывы, усиленные мегафонами, не возымели асболютно никакого результата.
Сила власти и военных потеряла доверие толпы – не смогла вовремя обеспечить безопасность. Прошляпила...
Широкие стеклянные двери Центров наконец распахнулись, впуская в огромный холл замерзших, голодных и измотанных людей. Сотрудники Сти не успевали оформлять вновь прибывших, хотя процедура была проста. Для нее даже не требовался паспорт, в стенах Центров все были равны, ведь здесь главенствовали не деньги.
Здесь, возможно, решалась судьба целой планеты...
Но предъявить любой документ, удостоверяющий личность, все же рекомендовалось.
– Скажите, а это не опасно? – голосила бабуля, пробивающая сумкой дорогу себе и двум внучатам с заплаканными глазами.
– Абсолютно, – отвечал сорванным от крика голосом сотрудник Центра в форменной бело-голубой одежде. – Проходите к стойке! Подпишите несколько документов, заполните маленькую анкету, и вас проводят в столовую...
– Как-то не верю я всем таким научным штучкам, – сварливо сообщал на ухо приятелю мужчина средних лет пролетарской внешности. – Но тут что поделаешь? Выбирай, как говорится! Либо эта черная хреновина тебя сожрет, либо ложись да спи себе спокойно. Говорят, она не трогает тех, кто спит-то...
– Слушай, отец, – толкает его синевласый парень в драной куртке-косухе, – а ты не слышал, сколько нам дрыхнуть придется?
– А шут его знает... Наверное, пока все не угомонится и «капля» не исчезнет...
– Кто тебе такую дурь сказал, дедуля?! – возмущается молоденькая студентка, поправляя дамскую сумочку на плече. – Ты навсегда заснешь. А над телом твоим пропитым будут эксперименты ставить!
– Брехня!
– А деваться-то куда?..
– Какие эксперименты, слушай больше эту дуреху! Для нас тут халявная жратва приготовлена и жилье, говорят, хорошее. Халява, просекаешь?
– А кто платить-то будет?
– Какая разница? Главное, не мы...
– Ага! А потом обманут, как обычно! Всякие пирамиды финансовые... Или голосовать заставят за кого-нибудь...
– Дубина! Не нравится – иди назад и студентку вон прихвати с собой. Там «капля» вас обоих и слопает... Или думаешь, президент спасет? Он, поди, уже на Марс летит. Или на Сахалин!..
– Еще чего! Чай, не дурак, сам соображу, куда лучше идти...
– Вы будете находиться в состоянии перманентной гиперсомнии. – Борис перевел дыхание и глотнул минералки.
Зал забурлил, подобно пузырькам в стакане. Послышались выкрики и вопросы один краше другого:
– Получается, я не увижу больше белого света?
– Помрем, и все тут...
– С холоду помрешь быстрее!
– А писать... в штаны?..
Борис поудобнее переложил на коленях авоську и продолжил говорить в микрофон:
– Писать не придется. Когда человек находится в тяжелой летаргии, его обмен веществ протекает медленнее в сотни, а иногда и в тысячи раз – почти как при анабиозе, только механизм иной. Наблюдаются ярко выраженная мышечная гипотония, арефлексия, реакция зрачков на свет отсутствует, кожа холодная и бледная, дыхание и пульс определяются с трудом, артериальное давление снижено. И даже сильные болевые раздражители не вызывают реакции. Человек не ест и не пьет...
– Мудрено слишком говоришь, братишка, – перебил мужской голос из зала.
Снова стали вспыхивать очаги шороха и бубнения.
– Я ж говорю – так и так сдохнем! – громко крикнул кто-то, перекрывая усиливающийся галдеж.
– Никто не сдохнет! – вдруг яростно рявкнул ученый.
Собравшиеся затихли. Послышалась трель чьего-то мобильника.
– Все, что необходимо человеку в состоянии летаргического сна, – покой и чистый воздух. И того, и другого у нас, благо, предостаточно. Специальные приборы будут регулировать кривые активности вашего среднего мозга, чтобы поддерживать безопасную для жизни формулу. А через варолиев мост и С-визор вы вступите в контакт с новым миром эса... Еще раз повторяю: гиперсомния не представляет абсолютно никакой опасности для вашей жизни!
Тишина повисла над устремленными к ученому лицами людей.
– И что там... в этом новом мире? – решился кто-то спросить спустя полминуты.
Борис поднял неудачно посаженные глаза в поисках произнесшего эти слова. Не нашел.