– Там на улицах растет трава, – сказал он наконец. – Нет катастроф, преступности, алчности, и еды хватает на всех. Там – то, чего никогда не было здесь.
– Такое уже не единожды обещали, – скептически проскрипела бабуся из первых рядов. – А опосля... то царь-самодур, то репрессии, то перестройка, то еще чаго – нынче-то я и вовсе не понимаю...
Борис открыл рот, чтобы ответить, но встала Сти и пресекла его реплику властным жестом. Подошла к микрофону и сказала:
– Вас много обманывали. И я вас обманывала в том числе. Вас всегда обманывали... Но теперь нет никакого подвоха – можете зайти в С-пространство и убедиться сами.
– Да, я видал сегодня с утра, – выкрикнул мальчишка лет десяти. – Там и впрямь травка на улицах Москвы зеленеет...
Сти улыбнулась. Кивнула головой в сторону ребенка:
– Прислушайтесь. Он говорит правду. Скажи, ты хочешь туда?
Мальчишка покраснел и замялся. Сидящая рядом мать строго поглядела на него и слегка толкнула локтем в бок. Но пацан несмело поднял чистый взгляд на Сти и прошептал:
– Да.
И сказанное шепотом слово прогремело на весь зал, взметнулось ввысь к потолку, пробило его и растеклось панацеей по планете.
Сти искоса глянула на оператора – снимает ли? – а потом позволила себе устало и удовлетворенно опустить веки. Вот и все. Этот лепет, сорвавшийся с губ мальчишки, махом опрокинул чашу весов на ее сторону. Вместе с весами...
Через пять секунд зал буквально разразился гомоном и спорами, но ни она, ни Борис, ни многочисленные ассистенты и помощники не пытались успокоить людей. В этом уже не было необходимости. Сти каждым нервом чувствовала, как сторонников у нее становится все больше. Мысль и эмоции каждого вспыхивали внутри нее. Еще и еще... Один, двадцать, миллионы... это было на несколько порядков приятней множественных оргазмов, которые она получала с подростками. Неотразимо! Непонятно, чудовищно и легко...
Эпоха наступила.
Дверь в зал распахнулась, и в забитый людьми проход ввалились, споткнувшись, двое сотрудников Центра в бело-голубой униформе. Толпа утихла и обернулась.
В окружении секьюрити в штатском и нескольких офицеров в мундирах вошел президент. Он остановился и ненавидяще посмотрел на Сти.
Она улыбнулась – снисходительно и горделиво. Как победительница. Как мессия.
Как... новая хозяйка.
– Арестуйте эту спятившую великомученицу, – процедил президент сквозь зубы.
Офицеры гикнули приказ. Из дверей появились несколько вооруженных солдат и направились по проходу к возвышению. Сти не потрудилась даже пошевелиться. Военные протискивались сквозь человеческую массу, теряя скорость. Увязая в ней. Наконец толпа стиснулась до такой степени, что они вынуждены были остановиться и изумленно оглянуться на офицера. Тот, в свою очередь, посмотрел на взбешенного президента и повторил приказ. Солдаты попытались локтями растолкать людей, стоящих поблизости, но были сжаты в живых тисках и буквально выплюнуты под ноги командованию. Они суетливо поднялись и удобнее перехватили «калаши».
Сти улыбалась своему недавнему поклоннику, чья воля была без труда смята и подчинена ее интересам.
Толпа молчала, с растущей неприязнью глядя на вошедших.
– Ну что, отдашь приказ стрелять? – надменно произнесла Сти. – Сегодня, кстати, воскресенье. Обагришь его кровью... царь?
– Ты безумна, – выдохнул президент, невольно принимая ее фамильярную манеру разговора. – Одумайся! Что ты творишь?
– Я? – Сти, казалось, искренне удивилась. – Я спасаю твой народ.
Президент на миг прикрыл глаза, подавляя рвущиеся эмоции. Он решил сменить тактику: вскинул голову и обратился к толпе, так, чтобы оказаться перед телекамерами в наиболее выгодном ракурсе:
– Оглянитесь! Вы позволяете горстке умалишенных самозванцев манипулировать не только вашим сознанием! Жизнями! Неужели вы готовы вот так, на слово, поверить первой попавшейся дуре?!
Он сорвался на крик и замолк, чтобы успокоиться. Кошмар какой-то! В присутствии этой женщины он словно преображался, попадая под ее незримое влияние. Проигрывая партию за партией...
– А кому верить? – раздался робкий выкрик из толпы. – Тебе? Или власть имущим шакалам? Или, может быть, ракетам, готовым превратить в прах город и оставшихся в нем людей, которым некуда больше идти?!
– Не будет ракет. Я отменил приказ, – уже спокойнее ответил президент. – А верить... Здравому смыслу. Верить тому, что говорит ваше сердце.
– Оно мне говорит, что вовсе не желает останавливаться во мраке «капли»! – осмелев, сказал тот же человек. – Оно хочет биться, и чем дольше, тем лучше. Оно хочет жить!
Президент не хотел пускать в ход последний козырь, но Сти все так же насмешливо смотрела на него, плавя взглядом нервы. Вот она мигнула, и правое веко так знакомо запоздало. Снова эта идиотская иллюзия, что вконец свихнувшаяся женщина подмигивает...
Президент отвел глаза от ее лица и спросил у собравшихся:
– Вы хотите жить... в забвении?
Толпа онемела лишь на секунду.
А потом возгласы и ругательства слились в однородный гул. Люди выдавили президента с охраной и военными вон из зала. Вон из Центра сна. Вон из круга своего доверия.
На улице творилось что-то неописуемое. Весть о новом мире грез, о траве на камнях молниеносно разносилась со звуками криков и разговоров, перешептываний и неумелой декламации. Потоки уходящих из Москвы людей перемешивались, завихрялись, и все больше ручейков отделялось от них, поворачивая в сторону от шоссе, к чистеньким и уютным зданиям Центров.
Все-таки скорость распространения надежды гораздо выше скорости умножения отчаяния.
Быть может, поэтому человек до сих пор жив?..
Быть может, потому он – раб?..
Сти вновь поднялась к себе в кабинет, на семнадцатый этаж, и подошла к окну. Распахнула утепленные створы стеклопакетов и подставила лицо морозному дыханию зимы. Свежий воздух сам рвался наполнить легкие, трепал пепельные волосы, ласкал шею и грудь.
Глупец, думала Сти. Нерадивый и амбициозный глупец. Как можно противиться такой силе, которая пришла к нам из эса? Да и зачем? Ведь она пожаловала с миром...
Пусть рвет на собственной макушке волосы от беспомощности – к слабым нужно быть снисходительным.
Прошел век диктаторов и империй! Закончилась эра мегаполисов и небоскребов, в которых один грызет другого из-за какого-нибудь клочка бумаги с печатью и подписью! Минула пора бесконечных войн...
...Она видела вдалеке море, которое неумолимо превращалось в океан. У воды появился красноватый оттенок. Сначала – почти неуловимый... Но цвет стремительно насыщался, пока не стал темно-вишневым... Одни сгинули в этом океане, другие случайно выжили на мизерных клочках земли. Бушующие багряные волны, бьющиеся о серые берега сотен тысяч едва обитаемых островов, и затянутое грозовыми тучами небо – вот что осталось. Спесивый океан никому не давал попасть с одного острова на другой, проглатывая немногих смельчаков; не удалось построить ни одного моста: все они оказывались слишком длинными и обваливались под собственной тяжестью! Ни один корабль не мог уцелеть в хаосе штормов: разъяренная стихия разбивала суда в щепки!.. А высокие красные волны тем временем гремели, ниспадая с огромной высоты, мощно наскакивали одна на другую, взлетали к самому небу, снова падали, перекатывались. Они рождались лишь для того, чтобы пропасть, рассыпавшись на кровавые брызги... Люди прятались в глубине островов, среди безжизненных скал, и мало кто решался приближаться к берегу... Боялись. А кто все-таки приходил к океану, смотрел в туманную даль и чувствовал прерывистое дыхание прибоя, тот познавал настоящую тревогу и боль, страх и безысходность, понимая, что эту кровавую бездну создали мы! Что наши, только наши мысли и души надрывно стонут там, в глубокой пучине, что только человеческая плоть и кровь беснуются в этом алом океане...
Прошел век. Закончилась эра. Минула пора...
Настала эпоха.
Подошло время безоблачного неба и городов на изумрудной траве.
Там не будет острого стекла. Там не удастся найти красный цвет. В человеческих снах не бывает двух этих вещей...
Разве что... в кошмарах...
Сти стояла возле распахнутого настежь окна и улыбалась ледяным порывам ветра.
Борис старался подключить к аппаратуре как можно больше людей самостоятельно. Тысячи наспех обученных ассистентов, завербованных из бывших реаниматологов и хирургов, безусловно, тоже работали по шестнадцать часов в сутки, обслуживая все прибывающих и прибывающих людей, но сам ученый и не думал халтурить. Он в последнее время был во власти особенно приподнятого настроения, даже привычных приступов циклотимии с непременным депрессивным синдромом не возникало уже на протяжении почти двух дней.
– Проходите сюда. – Он гостеприимно взбрыкнул авоськой в сторону анатомической кровати с матрацем из пористого полиуретана. – Вы без семьи?
– Померла жена, – пожевал губами невысокий мужчина, ставя рядом с собой громоздкий чемодан. – А сыновья на Север подались, на заработки, да так и не вернулись. Оба.
– Это плохо, – сочувственно покачал головой Борис. – Но скоро все у вас наладится!.. Вы справили естественные потребности? Замечательно. Поставьте чемодан сюда, он вам больше не понадобится.
– Но там у меня самые дорогие вещи...
– Да бросьте вы вещи наконец! Впереди – счастливая жизнь в новом мире! Ложитесь... осторожней, голову не ушибите! Вот так, ага, чтобы руки чуть в локтях согнуты были, а ноги – в коленях...
– Скажите, а вдруг я захочу проснуться – что тогда?..
Борис посмотрел на мужчину неаккуратно посаженными глазками и ответил:
– Ставлю сто к одному, что подобного желания у вас не возникнет.
– А все же...
– Ложитесь.
Ученый активировал нависший над пациентом ГС-излучатель и, коснувшись ряда сенсоров на упрощенной панели управления, запустил тесты основных цепей. Затем, пока компьютер анализировал работоспособность встроенных чипов, прогонял на наличие ошибок операционку и тестировал память, ученый взял в руки гибкую трубочку системы, включил автоматическую подачу питательной смеси и насадил на пластмассовую втулку стерильную иглу.