Вскоре Эдвард достиг шлюза. Не останавливаясь, прогромыхал через переходные камеры, раздевалку, небольшой вестибюльчик, где несколько человек удивленно проводили его взглядами, и выбежал на улицу.
Солнце хлобыстнуло по шлему, отскочило бликом от чумазого забрала.
Толпа заорала так, что на некоторое время он оглох.
Но не остановился.
Несколько конторщиков переглянулись и окликнули Эдварда, но парень продолжал уходить, твердо переставляя ноги. Он уже свернул с керамзитной площадки и бежал по траве, беспощадно топча ее. Конный патруль неуверенно мотнулся в сторону – всадники дернули поводья и слегка пришпорили лошадей.
Американец остановился, тяжело дыша, развернулся и прошелся огненным веером, очертив полукруг перед собой. Трава сгорела моментально, и угольно-черный рубец с тлеющими краями остался на брюхе площади.
Толпа онемела.
Стал слышен даже стук копыт – лошади испугались вспышки и загарцевали.
«Безумец!» – заорал кто-то.
Из здания выбежали несколько человек и уверенно бросились догонять огнеметчика. Эдвард вздохнул очень глубоко, зная, что этот воздух последний. Откинул забрало, сбросил шлем. Сдернул зубами суставчатую перчатку с левой ладони и смахнул затекшими пальцами омерзительный пот со лба... Хотя давление порядочно упало, у него еще оставалось горючей смеси в баллоне на шесть-восемь залпов. Замечательно... Господи! Ведь это трагикомедия какая-то! Чем они прикрывают свою кровожадную натуру? Общим благополучием, справедливостью и счастьем, которого не хватало многим? Х-ха. Пожалуй, они даже не подозревают, что у американца могут родиться в его тупой, затюканной правами и свободами башке такие мысли! А ведь верно, черт его подери! Верно! Только и эти, и те, что живут в англоязычных городах на траве, забыли настоящую свободу. Или не успели познать ее... Все они перепутали это великое чувство с обыкновенным рабством. Они рабы. Рабы окружающих вещей, рабы придуманных снов, рабы своей душевной похоти. А эс потешается над ними, смеется, показывая то средний палец, то язык, то задницу. Только самое курьезное – впереди. Когда-нибудь он выплюнет их обратно...
– Брось керогаз, дурила! – примирительно сказал подбегающий сшиз в серой форме.
Эдвард наконец выдохнул. И крикнул что было мочи по-русски, не обращая внимания на акцент:
– Он не настоящий! Этот воздух не настоящий!
И снова взмах стволом, изрыгающим воющее пламя. Красно-желтое пламя, выжигающее траву.
– Нереальная трава, раз... э-э... поддельный люди, fictional religion, лживый сердца!
Толпа замерла.
– Знаете, что здесь настоящее?! – снова заорал Эдвард, срывая голос. – You imagine?
В это время раздалось дробное поцокивание, и на площадь въехала группа всадников во главе со Сти. Короткая прическа с практически по-мужски выбритым затылком придавала ей одновременно и властности, и шарма. Просторная атласная накидка малахитового цвета с салатовыми прожилками спадала с плеч на спину и растекалась по крупу гнедого коня, грудь прикрывала полоса темного шелка, эффектно выделяя крошечные рюмочки сосков, а на бедрах были короткие шорты, по тону гармонирующие с накидкой. В ошеломительных формах ее обнаженных ног чувствовались сила, страсть и могущество той, кому было суждено стать жрицей великой эпохи эса, допущенной к тайнам непостижимых для людей областей сна. В то же время при толике вульгарной фантазии можно было увидеть в этих ногах небывалую покорность – они были готовы обвиться вокруг и принести столько наслаждения, что не каждый вынесет. Казалось, они вместе с хозяйкой могли исполнить любую прихоть...
Толпа зашелестела.
– И что же... настоящее? – спросила Сти, неторопливо моргнув. Одно веко чуточку запоздало.
– Смерть, – ответил Эдвард. – Здесь реальная только смерть.
Он поднял слезящиеся глаза с полопавшимися в уголках сосудами и пошел на нее, вскидывая оружие. Зашептал на родном языке:
– Вы еще узнаете о границах, которые стирает эс... Вы еще поймете, какие фронтиры он при этом устанавливает! Глупцы. Глупцы, привыкшие к х...
Последние слова парня захлебнулись в шорохе смерча, спиралевидного бича, в котором изменялась метрика С-пространства. Ударили сразу два сшиза. Эдварда подбросило вверх и в сторону, закрутило, словно пушинку, вынесенную за окно в ветреный день. Исчезая в многотонной центрифуге, он успел нажать на курок, и оставить красноватый росчерк над солнечной площадью, покрытой мягкой зеленой травкой.
Одиноко заржала чья-то лошадь.
Трибуны вновь заревели.
Сти окинула многотысячную толпу сытым, снисходительным взором и, улыбнувшись, произнесла почти про себя:
– Шакалы.
Сзади к ней приблизился всадник с листом бумаги. Четко и громко сказал, стараясь перекрыть людской ор:
– Отчет, Кристина Николаевна.
Она приняла бумагу, даже не взглянув на помощника, который, между прочим, был одной из самых влиятельных фигур в конторе Справедливости, опустила глаза и принялась внимательно изучать ровные строчки. Гудение разбредающейся после шоу публики немного раздражало, поэтому она машинально пришпорила коня и двинулась прочь от площади, в сторону дороги, ведущей к одному из хранилищ – как раз на сегодня была намечена его инспекция и ревизия конторщиков, отвечающих за ходоков по этому направлению. Свита из девяти сшизов третьего и второго уровней двинулась следом.
Правило отчета Сти ввела практически сразу, как взяла бразды правления в свои руки. Конечно, в полной мере она могла успевать контролировать лишь Москву, то есть Город на траве, который возник в С-пространстве на месте столицы России. На остальной мир не хватало времени и сил. Но...
Во-первых, она назначила главами контор Справедливости других городов проверенных людей – из тех, кто поддержал ее во время переворота и возведения Центров сна. Доверять им, конечно, не следовало, она, впрочем, и не доверяла, но пока спасало, что все эти ребята, кроме личных амбиций а-ля «я местный царек», имели довольно стойкую – опять же пока – фанатичную привязанность к идеям Сти о новой эпохе эса. Сама она прекрасно понимала, что мир, живущий по таким подростковым, если не сказать детским правилам, нестабилен. Изначально она прогнозировала, что революция произойдет через неделю, потом решила, что спустя месяц. Теперь же, когда миновал и этот срок, стало труднее давать подобные предсказания. Оставалось жить, ждать, прислушиваться к голосу эса... А он все чаще нашептывал о неофеодальном устройстве мира в будущем. Планета, раздробленная на десяток тысяч автономных крепостей-городов со своей инфраструктурой, войском и, конечно же, сюзереном. Подобные перспективы Сти гнала из своей симпатичной головки метлой, потому что боялась их. Боялась делиться властью с кретинами, которые вернут все в прежнее русло преступности, нищеты и коррупции. Боялась не из-за человеколюбия – боже упаси! – а из-за любви к этому миру, детищу великой силы и ее утробы.
Во-вторых, сама Сти, будучи главой всеобщей конторы Справедливости, по мере возможности все же держала руку на пульсе разнокалиберных жилок вновь рожденного общества – пусть абсолютно сумасшедшего и абсурдного по меркам социальных, политических и экономических моделей прошлого, но ее, родного, выношенного в муках. Честно говоря, щупать эти пресловутые пульсы было крайне затруднительно. И вот почему.
Как известно, с наступлением новой эпохи в эсе безвозвратно исчезли многие признаки цивилизации, в том числе – любой механический транспорт. Телефонной и прочей связи в С-пространстве не было и раньше. Следовательно, получив подобие рая по нуждам и потребностям, человечество в плане передвижения и коммуникаций было пинком отброшено в XVIII век. Электричество тоже было далеко не везде. К примеру, в офисах лабиринтов оно имелось. В здании контор – тоже. А в домах и на улицах – шиш. Какие могли быть претензии? В тепле и освещении никто не нуждался, так как солнце светило круглые сутки. Радуйся! Причем эс не только лишил большинство жителей электричества, но и жестко пресекал попытки всяких любителей самодеятельности соорудить динамомашины и прочие средства, вырабатывающие ток... Но проблема с напряжением в сети оказалась для Сти не столь важна, как транспортный вопрос.
На поверку получилось что? Самым ходовым средством передвижения вновь стали лошади и верблюды. Путем несложных подсчетов и нескольких практических проверок выяснилось: чтобы добраться от одного Города на траве до другого, необходимо было потратить в среднем от трех до десяти дней. Нужно заметить, что пространство между населенными пунктами было не заселено – поля, пустыни, леса, снега. Ну а если нужно было переправиться с материка на материк, то требовалось Магелланово усилие, не меньше. По имеющимся сведениям, за месяц с лишним существования нового эса лишь один фрегат добрался от берегов бывшей Франции и причалил к мысу Сен-Матье. Но поговаривали, что это были ушедшие в запой прямо во время плавания лондонские моряки, а не гости из-за Атлантики.
Фактически вырисовывалась следующая не особо лучезарная картина. Существовало около восьми с половиной тысяч городов на траве – от многомиллионных мегаполисов до, как ни странно, небольших деревушек. И все. Остальное пространство занимала девственная природа, и жить там не только не имело смысла, но и, как удалось выяснить нескольким смельчакам-экстремалам, было довольно затруднительно. Эс не одобрял отщепенцев.
Получился этакий средневековый вариант идеи глобальной урбанизации.
Альтернатива реальности, где все было наоборот: города поразила «черная чума», а сельская местность оказалась перенаселенной и местами разграбленной.
Все просто. Эс поставил невиданный эксперимент над давшим ему жизнь человечеством. Точнее, даже не эс, а нечто, живущее по ту сторону сна и яви, нечто, таящееся до поры до времени в закоулках нас самих. Нас, нелепых, кричащих на каждом углу: «Зеркало! Человеку для очистки совести нужен килограммчик-другой амальгамы!..» Какое на хрен зеркало. Трафарет нужен! Вот это эксперимент получился, а! Вот это действительно масштабно! А ведь все было так просто...